Писатель и его аватарка навеяли нам такую фантазию
Эмиль Широкий, точнее его аватарка навеяла;)
Аватарку сами посмотрите https://lit-era.com/emil-shirokii-u245435/about
Доброе утро!
- Ну, доброе утро, - сказал он себе без стеснения, заглянув в глубину огромного зеркала в резной раме чёрного дерева.
Побыть в одиночестве утром удавалось всё реже.
Кабинет, отразившийся за спиной был роскошнее, чем хотелось бы, но всё необходимое дизайнеры учли.
На шоколадного цвета панелях, которыми отделали стены, висел широкий экран, три картины импрессионистов – яркие пятна-окна во Францию начала прошлого века добавляли каплю романтики в деловую атмосферу. На массивном чёрном столе хрустальный чернильный прибор и белоснежные перья были соседями с серебристым монитором и такой же клавиатурой. Кресла, обтянутые коричневой кожей недовольно косились на воздушно изящную серебристую кушетку, на которой хозяин кабинета спал те три-четыре часа, которые воровал у работы. На кушетке лежала стопка книг, выбранных, вероятно, из высокого углового шкафа, который упирался в белоснежную лепнину потолка. А вот светильник был неожиданно авангардистским: тысяча серебристых светящихся трубочек с каплями хрусталя на конце. Это облако света парило под высоким потолком. Потому что в окна всё ещё таращились любопытная луна и лучеглазастые звёзды.
В прошлую ночь он не сомкнул глаз. Вдохновение смыло его. Он нежно погладил пачку листов – тысяч двадцать знаков в новый хулиганский роман о любви, который он подпишет женским псевдонимом, если одобрят редакторы, конечно. Между листами с текстом, заворочалась сладко спящая муза. Крошечная фея с крылышками. Она устраивалась у него на плече. Он, улыбаясь, слушал её весёлый щебет, набрасывал план новой главы. Потом она порхала вокруг него, и, делая большие глаза, диктовала со скоростью проносящихся молниями авто за окном. А он заполнял белый электронный лист восхитительными подробностями, делая плоских поначалу героев объёмными.
Но в моменты, когда муза правила главу, вычёркивая его блистательные метафоры, издеваясь над его сравнениями, спрашивая о поворотах сюжета: «Кто такое мог придумать, ты вообще в своём уме»?
Он грыз перо, кусал карандаш и бил по клавишам, стараясь отогнать желание зажать музу в кулаке и оборвать ей прозрачные крылья, чтоб знала, негодница, кто в доме хозяин! Но как жить без неё? Представить, пока она спала, было всё равно невозможно.
Он вздохнул: редактура музы была впереди – и опять подошёл к зеркалу.
Поправил пышные тёмные волосы. Седые пряди делали его загадочнее.
Отец поседел в тридцать лет. У него серебро в волосах появилось в тридцать пять, когда на плечи упало тяжёлое семейное дело. Пять лет он тянул эту махину. Но седины, слава богам, не прибавилось.
Работы было больше, чем он мог сделать. Полчаса личного времени с шести утра до шести тридцати, после возвращения с совета, который уложился в один час, с пяти до шести утра, он решительно урвал у замов, захлопнув перед их носами тяжёлую дверь красного дерева, привезённую из загородного дома.
Он слышал, как первый зам-правая рука тихо бродит под дверью, наверняка, планшет не выключил и папку документов не убрал в узкий портфель. Что-то прошуршало, это второй зам-левая рука подёргал табличку «Не беспокоить». Левая рука на совете сидел с умнейшим видом, но думал, конечно, что подарить любовнице на день всех влюблённых.
Третий зам – глаза и уши, быстрым шагом мерил коридор, обгоняя тихохода первого. Грозный для всех подчинённых он был необыкновенно кроток в кругу семьи. Но поскольку выдал пятую самую младшую дочь замуж, позволил себе на совете не только расправить плечи, но и посмотреть в сторону единственной барышни, по линии связей с общественностью. И вблизи, и издалека она была похожа на красивого юношу, то ли из-за причёски, то ли из-за костюма, мужских туфель и часов на цепочке.
«Если у третьего с ней хоть что-то выгорит, это будет чудо», - сказал он вслух в сторону зеркала.
В его доме хозяйки не было с того дня, когда настырная жена уехала в загородное поместье, в котором отсиживался, прячась от своей зубастой и крылатой благоверной, друг детства, однокашник и по совместительству огнедышащий дракон. Жена повела себя неосторожно. Друг звонил, рыдал и рычал, каялся и бил себя в грудь, так громко, что заложило уши.
И сейчас, благодаря этому недоразумению, он был восхитительно холост. Дракон бы устоял, если бы ни одно обстоятельство.
«Да, один маленький штрих», - кивнул он зеркалу, его отражение охотно кивнуло в ответ.
Осталось всего пятнадцать минут. Он сел в кресло, коснулся клавишей.
Выбрал яркую зарисовку про любовь, на понравившемся ему литературном сайте было много обворожительных барышень, и они не знали, кто он на самом деле. Поговорить с писательницами было бы интересно. Вот критиков он не любил. Критики, делая вид, что не ведают его псевдонима, били его книги так, что он клялся себе после каждой статьи не писать никогда.
Редакторы краснели, как девчонки на первом свидании, лили патоку на его израненную писательскую душу. Когда патоки становилось так много, что он увязал в ней по колено, он переставал им верить и под каким-нибудь вежливым предлогом выпроваживал их из кабинета и из своей жизни. Изданные книги были вполне приличными. Но замы стеснялись увлечений своего начальника.
Он никогда не забудет, как впервые явился на совет. Замы сверкали глазами в его сторону, решив, что пришедший вместо старика, даже внешне похожего на акулу, ботаник, со страстью к пустому времяпровождению-сочинительству, станет послушной марионеткой в их руках. Он сразу же показал зубы, истинный свой облик. Получил прозвище «лев» и прижал свои правые и левые руки к ногтю.
Глаза и уши подпрыгивал что-то очень высоко. Но пять минут ещё оставалось.
Скопировав зарисовку в блог, он задумался над выбором аватарки. Пустое место выглядит как-то нехорошо.
Ник он придумал за секунды ещё вчера. А вот фото?
Он порылся в папке-селфи старшего сына. Во-первых, мальчишка, похож на него один в один, во-вторых, выглядит в свои семнадцать на все двадцать. Чувствовать себя молодым в окружении прелестных девиц приятно, а младенцем как-то глупо. Как же сын похож на него, то же насмешливое выражение серых глаз, вопросительно приподнятые брови, прямой нос, рот пухлее. Но ничего, черты с годами станут резче и определённее. А на фоне чего он фотографировался? По виду стена городской тюрьмы. Молодёжь. Свобода и сладчайшая безответственность!
Он успел отправить изображение. Глянул в зеркало. Хорош. Подтянут, мускулист, кубики опять же, как у голливудских героев. А способствуют этому побеги от журналистов, верховая езда, умение выстоять половину суток на балконе перед толпой, улыбаясь и кивая.
Часы на столе показали шесть тридцать, он застегнул мантию, надел золотой обруч, слегка примяв кудри, подмигнув себе, проговорил:
- Ну, доброе утро, ваше величество!
Судя по перекошенной физиономии правой руки – канцлера, счастливому виду левой руки – премьер-министра, удручённому лицу глаз и ушей - министра юстиции, просунувших головы в дверь, утро короля обещало сделать всё, чтобы не называться добрым.
"Зато не будь моя жена королевой, дракон бы её не съел», - подумал король и широко улыбнулся вытянувшимся лицам замов и первому лучу солнца, скользящему по зеркальной глубине.
4 комментария
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарий
ВойтиДорогой автор. Как можно приобрести ваши книги?
Ооо!…вот как) забираю читать.
Спасибо)
Эмиль Широкий, Бедный дракоша) Надеюсь вы даёте ему мой любимый шоколадный пудинг? Со сливками. Вкусно, и на пользу драконьему организму пойдёт. Бедняга-дракон) Его, наверное, ещё до сих пор мутит после встречи с королевой;) Ничего личного) Просто знаю мно-о-ого королев)))
Сейчас? Давно! Вы пишите главное, талант у вас.
Наверное, и книг много?
С вами интересно)
Здорово:)))
Эмиль Широкий, :)
Супер! Молодцы, круто вышло!
Екатерина Цибер, Спасибо)
Удаление комментария
Вы действительно хотите удалить сообщение ?
Удалить ОтменаКомментарий будет удален безвозвратно.
Блокировка комментирования
Вы дейтсвительно хотите запретить возможность комментировать ?
Запретить Отмена