• Литнет
• Литературные блоги
• Зарисовка на сталкеровскую тему "Чудо".

Зарисовка на сталкеровскую тему "Чудо".

     С неба льют настоящие реки.

     Никогда не видел такой дождь в Подмосковье. Ну, при прежней жизни. Сейчас то, что творится с погодой на чистых территориях, вогнало бы в ступор любого метеоролога. Что же творится с погодой в Зонах, затянувших Землю, словно плесень - сырую стену, метеоролога убьет  наповал. Если, конечно, кто-нибудь из них еще жив. Разразившийся на нашем многострадальном шарике апокалипсис нехило проредил человеческую массу. Земля, конечно, не обезлюдела полностью, мы-то здесь. Но теперь, чтобы найти себе подобных, нужно постараться…

     Струи воды падают с металлического навеса на полуразвалившуюся  кирпичную кладку, обрамляющую лестницу в подвал, где от дождя скрываются остальные.

     - Чудес не бывает, Гараж.

     Когда с миром случилось все это дерьмо, мы решили обращаться друг к другу по привычным уже позывным. Имена ушли в небытие вместе с прошлой жизнью, и мне кажется это правильным.

     Крюк запрокидывает голову и прихлебывает самую вкусную отраву на свете.  Меня не надо уговаривать сделать то же самое.

     Делаю глоток и довольно отдуваюсь. Сладость с едва заметной горчинкой пробегает внутрь, оставляя послевкусие почти забытой  беззаботной жизни. Которой уже никогда не будет. Одни смогли принять необратимые перемены, примириться с ними и научились жить в новых условиях, вторые – до сих пор нет.

      Я - из вторых. Никак не привыкну.

    Крайнюю девятиэтажку, где мы расположились, окружает разбитая асфальтовая дорога, за которой пузырятся полсотни метров коричневатого болота с тускло светящимися тут и там аномалиями. Этих внезапно загорающихся под булькающей жижей размытых световых пятен мы никогда раньше не видели. Но прежде мы и не подходили к расползшейся Московской зоне так близко, а бродяги, бывавшие в этих местах, немногословны. Они редко берут деньги за услуги проводников и еще реже рассказывают про ловушки, которые, по сути, приносят им доход.

     За линией болот стеной стоит лес, сплошь затянутый мерзкими зелеными нитями. Даже отсюда он выглядит непроходимой чащей. Да, большинство лесов теперь такие. Что на пораженных Зонами территориях, что в Чистых Местах.

    Ставлю веселую ярко-красную банку на кирпич ограды, и ее едва не сбивает огромными каплями. Торопливо подхватываю.

     - Не бывает, - повторяет Крюк, словно говоря сам с собой.

    - Ну а как ты еще назовешь то, что я полез именно в тот контейнер именно сегодня? И - вуаля! – Я салютую ему жестянкой.

     Некоторое время мой друг молчит, топорща окладистую бороду, которую ни разу не сбривал с ТЕХ времен.

     - Ну, -  отвечает он после паузы, -  как-то по-другому.

     И это я у нас упрямый баран. Насмешливо фыркаю и делаю еще один глоток «Колы», зажмуриваясь от удовольствия.

     Крюк бросает банку и вскидывает автомат. Через пару секунд оба наших ствола смотрят в пролом забора.  Он от нас шагах в пятидесяти, в конце полуразрушенной дороги.

     - Ты видел? – Крюк понижает голос.                                       

     - Нет.

     Мне стыдно. Ужасно стыдно. Думаю, Крюку тоже стыдно, хоть он и не признается. А ведь мы сейчас – полные лохи. Всегда кто-то один  должен быть наготове, даже когда другой наслаждается давно забытым вкусом, позабыв об осторожности. Надеюсь, ребята на других постах более бдительны…

     У меня зрение лучше, так что на размытое движение в проломе я должен был среагировать первым. Крюк  истратил последние линзы полгода назад и теперь носит очки.  В брошенных аптеках и магазинах линз мы не находили, а с караванами приходили те, которые бородачу не подходят. Хорошо, что  нам не нужны противогазы, иначе ему пришлось бы совсем тяжко.

     - Что там было?

     - Похоже на обезьяну. Только совсем черную. И, по-моему, четырехрукую.

     - У них и есть четыре руки, по сути.

     - Значит, шестирукую. Откуда тут могут быть обезьяны?

     - Точняк, - я неожиданно вспоминаю, -  у нас же Стропа где-то тут поблизости жила! Из страйкбольного блока. Это же институт, который разрабатывал вакцину от полиомиелита. НИИ каких-то вирусных че-то там. Медицинский.

     - Так вот почему Лобастый решил сюда завернуть! Может, кроме лекарств, тут и библиотека есть?

     Лекарства в уцелевших аптеках когда-нибудь закончатся. Еда в магазинах тоже. Воды уже не хватает. Мы, например, община водовозов. На подотчетной территории обнаружился глубоко залегающий колодец, чистая вода из которого стала нашим главным экспортным товаром. Община уже отразила несколько наездов, целью которых был источник нашего благосостояния.

     - Так что Стропа?

     - Ну, она рассказывала, что там обезьян подопытных держали. Даже крематорий, мол,  для отработанных тушек был, вонял на всю округу… Может, это их потомки?

     - Ясно. Черт, не помню в атласе никакого института.

     - Значит, наш с тобой атлас должен храниться у меня.

     - Гараж, - цедит сквозь зубы Крюк, не сводя глаз с пролома, - я знаю, что ты считаешь нас особенными. Конечно, для этого есть основания …

     Еще бы. Конечно, есть. Этот вымерший поселок на крохотном чистом пятачке среди Подмосковной Зоны укрыл нашу группу от дождя. Бойцы, вынужденные переживать дождь на постах, натянули капюшоны и не снимают противогазов. Но именно мы с Крюком сидим, открытые брызгам и каплям, в одних платках на мордах, и пасем самый, на наш взгляд, опасный сектор. Как только закроются эти хляби небесные, именно нам придется первыми лезть на территорию института, чтобы найти Лобастому библиотеку, которую он непременно хочет посмотреть.  И кроме нас без защиты туда никто не пойдет. Потому что от забора сильно фонит радиацией. Я чувствую жар, словно впереди открытое пламя.

     После Кризиса крупные города стоят пустыми, большая часть территорий между разросшимися Зонами до сих пор радиоактивна и обезлюдела. Немногочисленные выжившие жмутся на небольших пятачках, именуемых в народе Чистыми Местами, и пытаются существовать. Как и наша община под руководством 242-го.

     Но электричества нет, электронные устройства больше не информативны. А в книжных магазинах справочную литературу еще перед Кризисом вытеснил фантастический ширпотреб. Так что, ввиду отсутствия других носителей информации, кроме бумажных, возможно, не такая уж и плохая идея, этот институт. Много ли подобных НИИ в Подмосковье? То-то. А Лобастый, между прочим, настоящий химик.

     - Но я, - прерывает мои размышления Крюк, - готов отказаться от всех плюшек «гирлянды», лишь бы не полагаться на твою память…

     Бледный оранжевый свет выбивается из-под натянутого на его лицо платка. Ночью демаскирует – хоть плачь. И у меня также. Ночью мы заматываемся в плотные шарфы.

     «Гирлянда»… Еще каких-то пять лет назад мы проклинали эту хрень, этот артефакт-паразит, который пророс сквозь наши тела, как грибница, выдавив на поверхность кожи десятки светящихся гранул. Из-за него мы прятались от близких, чувствуя себя прокаженными и не сомневаясь, что с течением времени превратимся  в тварей наподобие той, от которой мы заразились. Проклинали хрень, которая, как оказалось, стимулирует какую-то особую регенерацию клеток. Это не значит, что наши раны затягиваются на глазах, а у Хука зрение поднялось до единицы. Но вот спустя пять лет мне - по ощущениям - далеко не пятьдесят, и радиация меня не берет. Как и Крюка. Как и 242-го. Поэтому мы здесь, а не прячемся в развалинах от дождя. И поэтому мы без страха глотаем пятилетнюю газировку из фонящего радиацией подвального магазинчика в двадцати километрах от Москвы без последствий. И сами не фоним. Кто еще таким похвастается?

     Я прислушиваюсь к поведению «Колы» в животе и в очередной раз поминаю «гирлянду» добрым словом. Да, теперь мы можем жрать все, что не выглядит протухшим, а еще - пить воду, от которой счетчики Гейгера трещат пулеметными очередями. Мы не привязаны к базе и ее запасам, и поэтому 242-й сделал из нас с Крюком группу глубокого поиска.

     И мы стараемся. В кои веки я чувствую себя необходимым. Не без гордости можно сказать, что без наших рейдов общине жилось бы намного труднее.

     Чудес не бывает, сказал Крюк.

     Категоричный Крюк. То, что нас дважды спас страйкбол – для него не чудо. Заражение «гирляндой», благодаря которой нас не берет радиация – не чудо. И игра в очередном захолустье, в очередных развалинах дома отдыха, на территории которого оказалось старое убежище, ставшее центром общины выживших – тоже не чудо. Нас не задели взрывы, похоронившие мегаполисы, не дошла радиоактивная пыль, не затянули Зоны. Не чудо? Как по мне – чудо то еще.

     Но Крюк – материалист. Он может сослаться на стечение обстоятельств, на везение, на влияние биополей, парада планет, космического излучения, проделки джедаев и шутки вселенной в целом. Но не на чудо.

     Тогда почему он верит, что его семья выжила?

     Чудес не бывает, дружище?…

     Потрескавшаяся асфальтовая дорожка медленно проплывает назад. Мы идем уступом, шагах в трех друг от друга. Мои – фронт и лево, его – право и тыл. Крюк – левша, ему не приходится менять плечо, чтобы чувствовать себя комфортно. Самый геморрой, что при ходьбе приходится постоянно коситься под ноги. На этой богами забитой дороге полно «змеевика». Из маленьких конических кочек, оккупировавших трещины в асфальте, то и дело выстреливают змеистые молнии, пробегают мимо, корчатся до затухания. Одна из таких «змеек» успешно обуглила мысок одного из моих «фарадеев». Теперь пальцы горят болью – хоть плач. Потом посмотрю, сейчас некогда. Да и стремно, признаться.

     По обеим сторонам дороги – отвратительная сизо-зеленая жижа, на которой медленно вздуваются и с громким «пнк!» лопаются мерзкого вида пузыри. Иногда после этого брызги долетают почти до моих многострадальных ботинок. Периодически жижа колеблется и мелькает морщинистая бледно-серая спина. Я не знаю, что это за твари там, под поверхностью, но пока ни одна из них к нам не вылезала. Надеюсь, что суша им противопоказана. Даже такая небольшая, как наша дорога, шириной в десяток шагов, которая оканчивается массивными закрытыми воротами и проломом в стене рядом с ними.

     Время от времени я выбрасываю вперед болт с ленточкой. Этот классический примитивный детектор уже пару раз демонстрировал нам невидимый глазу «ветерок». Так что приходилось падать на брюхо и медленно ползти между ветвящимися по земле молниями, рискуя заработать косоглазие. Следя одним глазом за ними, вторым ловя малейшее движение воздуха над головой. И страшно жалея, что нет третьего – следить за болотом с его спинами, и четвертого – видеть напарника.

     Перед воротами и проломом в стене стоит невесть откуда взявшийся здесь мой одинокий тезка – большой металлический гараж, покрытый когда-то красной, а ныне почти совсем облупившейся краской. На воротах висит огромный навесной замок, тоже старый и ржавый. Но самое поганое то, что напротив гаража, через дорогу – куча битого бетона с торчащей арматурой.

     Первое правило сталкера, еще со времен незабвенных Стругацких, давших это название нам подобным, гласит: не ломись между возвышенностями. Куча – возвышенность, конечно, еще та, но пять лет творящегося вокруг беспредела крепко вбило эту мудрость нам в голову.

     Пройти мы, конечно, пройдем. Но вдвоем закопаемся.

     Я быстро оглядываюсь. Тройка Сырого идет в двадцати метрах за нами, по брошенным Крюком вешкам. Нажимаю кнопку гарнитуры и, пережидая привычные уже мерзкие помехи, говорю:

     - Сырой, это Гараж. Будем перебираться через эту развалюху, покарауль.

     - Принял.

     Оглядываюсь к Крюку и вижу, что бородач уже приготовил веревку.

     Парни уже занимают маленькую площадку перед гаражом. Глаза за стеклами противогазов внимательно следят за болотом. Для очистки совести аккуратно бросаю болт вперед, на воображаемую линию между гаражом и кучей. Летящий горизонтально болт невидимой глазу молнией обрушивается вертикально вниз. Жалобно крякает асфальт, на котором появляется дыра с характерным контуром. Киваю сам себе. Если бы я катил болт по дороге, ничего бы не случилось. Но вот ползущий человек уже воспринимается этой поганой ловушкой за высоко  поднятый объект, так что от трупа остается сплющенная кровавая вмятина.

     Крюк подсаживает меня на крышу гаража. Я привязываю веревку к приваренной вверху петле и беру сектор. За спиной слышно сдавленное пыхтение влезающего следом друга.

     - Гараж, слы…

     Как ошпаренный, рывком оглядываюсь на грохот. Там, где я только что прошел, темнеет дыра с лохматыми ржавыми краями, из которой тут же доносятся сдавленные крики Крюка и возня. Потом слышится короткая очередь. Еще одна. Я кидаюсь к пролому.

     - Крюк! Ты как?!

     Внизу лишь слабое свечение от лица друга.

     - Кха, кха! С-сука…

     - Крюк! – Сырой стучит по воротам. – Че там у тебя? Живой?

     - К-ха! Кажись, живой…

     Из темноты высовываются кончики пальцев. Я пробую на прочность края дыры и с трудом помогаю Крюку выбраться. Туша…

    Вся голова бородача словно залита чернилами. Проклятье! Каракатица! В этом долбанном гараже была каракатица! Какой идиот и каким образом ее туда загнал и закрыл на замок?

     - Крюк! Ты ее завалил?

     - Да… - его очки потерялись внизу. Борода, лицо - черны, как у негра. – Только какая-то каракатица необычная… Светилась зеленью… Черт…

     Крюк ложится навзничь и широко открывает глаза.

     - Парни! – голос снизу. – Давайте быстрее! Все нормально?

     - Да!

     Над краем крыши показывается Пулик. Дергает головой, чтобы мы освободили место. Потом встает на колено и караулит забор, плавно водя стволом.

     - Гараж… - Крюк садится, и я вижу, как он шарит руками вокруг себя. - Я, мать его, ослеп.

     Я молчу. Я в ужасе.

     Чудес не бывает. Чернила каракатицы приводят к слепоте в ста процентах случаев.

     - Погоди… - Взгляд Крюка вдруг становится осмысленней, а на лице проступает выражение безмерного удивления. – Я вижу!

     - Охереть! – выдыхаю я, облегченно и восторженно одновременно. – Это первый слу…

     - Ты не понял! – Бородач смотрит на меня. – Я ВИЖУ!

     - То есть, - тихо спрашиваю я, - видишь без очков? В этом смысле?

     - Да!

     На некоторое время я теряю дар речи.

     - Такого не бывает. Это…

     - Да, Гараж, - помолчав, усмехается Крюк, - в кои веки я с тобой согласен. Это, твою мать, чудо!

     Он приподнимается и подхватывает автомат. Потом отодвигает Пулика и оборачивается ко мне.

     - Пошли. День еще не кончился. А вот запас чудес на сегодня, как и запас удачи, не безграничен.

     За забором видны черные силуэты, рассевшиеся на крышах и целой сети труб. Глаза у этих фигур горят белым огнем. Их десятки, если не сотни,и таких мы не видели.

     И нас ждут.

     - Ну ок, - говорю я, – давай проверим.