К вопросу о цивилизации
Кхм... Литературное наследие характеризует породившую его цивилизацию. Но какой смысл мы вкладываем в это слово? Прежде всего, необходимо дать определение термину «цивилизация». Различные учёные и мыслители, в тот или иной временной период, вкладывали в этот термин существенно разнящиеся смысловые значения. Например, историк и философ Ю.И.Семёнов отмечал, что на одном из семинаров, посвящённых данному вопросу, докладчик озвучил двадцать два различных понятия, подразумеваемых под этим словом теоретиками «цивилизационного подхода» в истории и философии.
Подобно тому, как, например, произнося слово «честь», при этом могли подразумевать не приверженность высоким идеалам, а совокупность престижа, репутации и чувства собственной значимости. Или под «джентльменом» подразумевать не высокие стандарты поведения, а всего лишь принадлежность к некоему кругу людей, обладающих высоким социальным статусом, с сопутствующими этому статусу материальным благополучием, образованностью и культурно-эстетическими пристрастиями.
Употребляя слово «цивилизация», в обиходе современного общества всё чаще подразумевают материальные блага технического прогресса, в то время как само понятие может быть истолковано гораздо шире. Не только в значении условий быта, но и в общефилософском, историко-философском, социокультурном, морально-этическом и иных контекстах. Причём, как в широком, так и в узком смысле.
Среднестатистический обыватель современного мегаполиса, живущий в мире небоскрёбов, дорогих машин и неоновых вывесок, является потребителем продуктов и достижений своего времени, пребывая в большем комфорте, чем, к примеру, средневековый король. Из чего следует, что, в общем-то, роскошь является понятием относительным и довольно условным. Обладая золотом и серебром, монарх проживал в той же антисанитарии (обусловленной как естественными обстоятельствами, так и культурными особенностями места и времени действия), что и прочие его соплеменники, имел меньшее разнообразие в вопросах культурного досуга, разбирался во многих вопросах в меньшей степени, чем современные учащиеся средних классов и имел сравнительно недолгую продолжительность жизни.
Однако же, если задуматься на миг, даёт ли изложенное выше нам право утверждать, что наш современник является «цивилизованнее» того же средневекового короля, исходя из одного лишь факта наличия материальных благ, изобретённых не им, но которыми он был окружён с момента своего рождения, и наличия знаний, добытых не им, но освоенных со школьной скамьи?
Некоторые вещи не зависят от технического прогресса, научных открытий, эпохи или региона. И в то же самое время, прогресс в одних областях человеческой деятельности может наблюдаться параллельно с застоем или даже упадком в других.
Являлись ли солдаты и учёные Вермахта, обладавшие огромными научными и инженерными познаниями в области создания и применения различных видов смертоносного оружия, создавшие концлагеря и истребившие невообразимое количество невинных людей, более «цивилизованными», чем, например, пигмеи Центральной Африки, живущие в соответствии со своими традициями, занимаясь собирательством и охотой?
Являются ли наши современники, обладающие автомобилями, самолётами, кораблями, подводными лодками, спутниковым телевидением и интернетом «цивилизованнее», чем Сократ, Платон, Гераклит, Аристотель, Венедикт Нурсийский, Данте Алигьери, Роджер Бэкон, Фома Аквинский, Блез Паскаль или Готфрид Лейбниц?
Перемены во внешнем облике городов и возникновение новых технических средств способны породить у окружённого ими человека иллюзию собственного внутреннего «прогресса», «превосходства» над людьми минувших поколений. В то время как без трудов и стараний последних не было бы и современных материальных благ, не говоря уже о том, что эти («бывшие») люди просто не могли обладать и, как следствие, оперировать какой-либо информацией без наличия соответствующих возможностей и предпосылок.
Аналогичным образом и мы сами можем показаться «нецивилизованными» нашим потомкам из далёкого будущего, когда, как было иронически сказано в известном фильме, «космические корабли будут бороздить просторы Большого Театра». И, разумеется, во всех случаях подобная оценка была бы некорректной. Хотя бы просто и потому, что вопросы, касающиеся области философии, религии, искусства, морали и, в общем-то, всего, связанного с идеологией, метафизикой и эстетикой, – отличаются не количественно, а качественно, и не располагаются в пределах некой единой шкалы градаций.
Исследование кварков и чёрных дыр не может дать человечеству ответы на вопросы: «в чём смысл жизни?», «что есть добро и что есть зло?», «что есть красота?», «что есть справедливость?», «что есть душа» и «что есть Бог?». Они лежат вне области компетентности науки, поскольку не попадают под критерий определения научности: т.е. критерий научного познания или критерий фальсификации, в соответствии с которым то или иное знание может являться научным лишь в том случае, если существуют проверяемые факторы, исходя из которых можно говорить о ложности или истинности утверждения.
При этом никто не говорит об истинности или ложности тех или иных положений – лишь о том, являются ли они предметом научного исследования. Так, например, высказывание в духе «Луна состоит из сыра» попадает под научное, несмотря на очевидную абсурдность, поскольку оно вполне удовлетворяет условиям критерия научного познания: можно без проблем доказать, что базальтовые моря и реголитовый слой не имеют ничего общего с молочным продуктом. С другой стороны, высказывание в духе «поедание мяса вредит карме» не может относиться к области научного знания, вне зависимости от его истинности или ложности, поскольку принципиально не оставляет каких-либо возможностей для проведения экспертизы, подтверждающей или опровергающей данное положение.
Соответственно, включая в понятие цивилизации такие категории как «духовность», «судьба», «трансцендентность» и иные понятия, выходящие за рамки области научного познания, человек переходит в область идеологии и веры.
Если подойти к вопросу происхождения слова «цивилизация», то существительному «civilisation» предшествовали глагол «civiliser» («смягчать нравы», «просвещать») и прилагательное от причастия «civilisé» («благовоспитанный», «просвещённый»). Первоначально являясь сугубо юридическим термином, слово плавно перешло к употреблению в социальном контексте, при этом также перейдя от значения «действия» к значению «состояния».
Длительное время, начиная примерно с последней трети восемнадцатого века и, практически, весь девятнадцатый век, развитие «цивилизации» рассматривали во временной периодизации «Древность – Средние Века – Новое Время» и циклизации «дикость – варварство – цивилизация». В качестве определяющих критериев цивилизации как стадии развития человеческого общества отмечали: систему развитых экономических отношений; разделение труда с профессиональными специализациями; существование правящего класса; политического аппарата; государства; городов; валюты; технологий обработки земли; «достаточно» развитых религии и философии; письменности; частной собственности т.д.
Тем не менее, уже в девятнадцатом веке появлялись отдельные историки, отмечавшие, что за пределами Западной Европы (которая изначально рассматривалась как «точка отсчёта», «пуп земли» и эквивалент единственно возможной и правильной «нормы» становления цивилизации прямо-таки для парижской палаты мер и весов) параллельно с ней существовали и существуют другие общества, имеющие качественные отличия как от западноевропейской модели, так и между собой. И хотя до понятия «локальных цивилизаций» было ещё далеко – это уже позволяло говорить не о развитии некой одной единой общечеловеческой цивилизации вообще, но, по меньшей мере, о существовании хотя бы нескольких (как минимум – двух, а Жозеф Гобино, к примеру, предлагал десять цивилизаций, развивающихся своими особыми путями).
Со временем мыслители начали отходить от линейно-стадиальной системы подхода к вопросам цивилизации, начав воспринимать историю человечества не как единый процесс, но как сумму параллельно происходящих историко-культурных процессов, отмечать социальные, культурные, экономические различия цивилизаций, отличия в их организационной структуре, границы их соприкосновений, взаимовлияние, особенности и явления одних цивилизаций, не имеющие аналогов (или не имеющие полных аналогов) в других.
Однако же, даже в момент признания иных цивилизаций (например, китайской) многие исследователи вопроса продолжали рассматривать остальной мир в контексте влияния западноевропейской цивилизации, по-прежнему рассматривая её в качестве ведущей, на основе чего к цивилизациям применялся иерархический подход, отрицавший равноценность и самодостаточность цивилизаций даже при признании существования цивилизаций, отличных от Западной.
С появлением взгляда на мир как на совокупность независимых друг от друга культур, проходящих те же фазы жизни, как и любой другой организм (зарождение – развитие – гибель) возникла и критика европоцентризма. Отныне ни один культурно-исторический тип не мог претендовать на то, чтобы считаться «более развитым» или «более высоким», чем остальные, а грядущий упадок западной цивилизации стал ожидаем, как, например, упадок античной, египетской и иных цивилизаций в прошлом. Широкую популярность подобные взгляды снискали вскоре после Первой Мировой Войны, наглядно продемонстрировавшей кризис европейской культуры.
Локальные цивилизации с их внутренними схемами развития могли распадаться и дробиться, обосабливаться, переплетаться, оказывать взаимовлияние и сливаться, тем самым обеспечивая непрерывность исторического процесса, представленного ритмическим набором повторяющихся циклов (зарождение-развитие-расцвет-угасание), продолжительность которых с каждым разом всё сокращалась.
Но вместе с тем снова вставал вопрос критериев определения цивилизации, среди которых традиционно называли общность геополитических условий, исконное языковое родство, близость экономического и политического строя, культуры, менталитета и тому подобного, но вскоре генетический, религиозный и природный критерии оказались слишком уязвимыми для критики. К тому же далеко не все цивилизации разворачивались во времени, демонстрируя все стадии «жизненного цикла»: так, например, причиной гибели минойской цивилизации послужили природные катаклизмы, а доколумбовые цивилизации Южной и Центральной Америки прекратили своё существование после столкновения с другими культурами.
Назревали и вполне резонные вопросы: если допустить, что у первобытных людей были сравнительно одинаковые условия жизни, духовная и материальная среда, то почему же, в таком случае, не все эти общества достигли стадии «цивилизации», коль скоро многие из них так и остались на «стадии варварства» – как, например, те же папуасы Новой Гвинеи. Ведь, согласно теории, у них должна была возникнуть социальная философия на маргинальном уровне (характерная для зарождения новой и/или расцвета кризиса предыдущей цивилизационной системы), подразумевающая формирование определённых поведенческих стереотипов, форм экономической активности, целей и методов политической борьбы и так далее. Ответ виделся в том, что географическая среда, предоставляющая стабильные условия для проживания, не предполагает для обитающего в ней общества причин для бурного развития, поскольку люди приспосабливались к этим условиям, не имея причин изменять текущее положение вещей; в то время как наличие некоторых дестабилизирующих факторов вынуждало общество создавать наравне с естественными искусственные условия, преобразуя обстановку к соответствию собственным целям и задачам. Последним фактором было обусловлено возникновение тех или иных социальных институтов, систематизация которых приводила к унификации цивилизационного пространства, активному саморазвитию, выливавшемуся со временем в имперские амбиции, поскольку улучшение условий обитания приводило к увеличению рождаемости и, в свою очередь, к необходимости занимать всё большие пространства и потреблять всё большие ресурсы.
В какой-то момент, при отсутствии стимулирующего фактора, динамика уступала место статичности, что, в свою очередь, составляло основу цивилизационного кризиса: застой приводил к ослаблению внутренних институтов (социальных, экономических, политических, религиозных и т.д.) и гибели ослабевшей цивилизации (уязвимой и разобщённой) в результате внутренней смуты или агрессии извне.
Однако уже в двадцатом веке фундаментальные работы в области цивилизационной теории столкнулись с основательной критикой. Прежде всего данные работы осуждались за смешение социальных и культурных систем или групп, объединяя те или иные общности (у которых, например, могли существенно расходиться одни критерии при частичном совпадении других) в «цивилизации», исходя из различных принципов (территориальных, религиозных, государственных, этнических и т.д.). Так, например, в пределах одного государства могло сосуществовать множество культур с различными религиозными и культурными традициями, представленные народами не находящимися в родстве, а в пределах нескольких государств, расходящихся по целому ряду критериев, обитать этнически родственные народы.
В силу того, что определение «цивилизация» применялось то в отношении малых, но близких по целому ряду факторов разрозненных групп, то в отношении больших конгломератов, состоящих из существенно разнящихся, но поддерживающих отношения обществ, – не было выведено ни общепринятых критериев «цивилизации», ни точного количества «цивилизаций».
Вместе с тем размытость и спорность определения понятия «цивилизация» ( равно как и апелляция в некоторых интерпретациях «цивилизации» к категориям и понятиям, выходящим за рамки научной области) зачастую играет на руку риторике ряда стран, предпочитающих говорить не об «отсталости», но «самобытности» и «особенном пути», противопоставляя собственную «духовность» всевозможным «загнивающим, агрессивным и материалистичным» державам. Подобный социальный протест (в особенности характерный для жителей маленьких, постсоциалистических и развивающихся стран), при котором статус «цивилизации» может быть присвоен фактически любой сколь угодно малой этнической группе, а то и просто некой этнически разрозненной группе, испытывающей кризис идентичности (по причине чего численность «цивилизаций» при подобном подсчёте вырастает в геометрической прогрессии), был охарактеризован как «идеология слабых».
Зачастую при попытке установить границы цивилизаций руководствуются идеями националистического характера в духе неонационалистических, неоконсервативных и неофашистских идеологий. Но даже при опоре на «культуру» чётких критериев «цивилизации» вывести не удаётся в силу расплывчатости и сложности уже и понятия «культуры», в силу чего Запад отказался от учения о «цивилизациях» и пришёл к концепции открытого и бессистемного характера культуры.
Впрочем, для начала, не мешало бы начать хотя бы с юридически оформленного определения понятия «человек».
2 комментария
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарий
ВойтиИнтересная статья, спасибо! кстати, юристы этой темой занимаются))) вот к примеру:
http://jurnal.org/articles/2009/uri25.html
а происхождение термина "цивилизация" идет с латинского "цивитас" - община. Все остальные словоформы, которые вы привели, более позднего происхождения, из европейских языков, насколько могу судить.
Отсюда до сих пор, по большому счёту, "цивилизация" - принадлежность к определенному "цивитас". Как римляне относились с высокомерием патрициев ко всем окружающим плебеям, так и многие современные "цивилизованные" общества. "как вы яхту назовёте" (с) в смысле откуда ноги у слова растут, там зачастую и смыслы кроются))))
а вообще заставило задуматься, спасибо!))
Снегова Анна, Ну, это классика)
Серьезная тема! Прячу в библиотеку, надо будет перечитать. Спасибо!
Регина Грез, Всегда пожалуйста)
Удаление комментария
Вы действительно хотите удалить сообщение ?
Удалить ОтменаКомментарий будет удален безвозвратно.
Блокировка комментирования
Вы дейтсвительно хотите запретить возможность комментировать ?
Запретить Отмена