01. Вопрос Жизни и Смерти!

Пролог или о том, как Смерть встречался с бывшей

Отчёт к А.М. номер 01.

Кодовое название: «Вопрос Жизни и Смерти!»

Информация составлена из допросов

объектов с первого по двадцатый.

Попав в квартиру, где начнётся сей рассказ, Вы едва ли поймёте, какой век за окном. Малооживлённая улица Лондона, куда открывался вид из этого окна, тоже была скупа́ на временны́е подробности. Пасмурное небо угрожающе клубилось я над Туманным Альбионом, не предвещая погодных изменений. Архитектура зданий напоминала XVIII–XX столетие, объявления за стеклянными дверями кафе и магазинов путали календарь — везде было написано «Мы закрыты». Сверху силуэты одиночных прохожих скрывали купола монохромных зонтов; людей стало ещё меньше, когда на перекрёстке показалась патрульная машина.

Пойдём, наверное, и мы, пока нас не оштрафовали, тем более дождь опять зарябил по лужам. Дорогой читатель, предлагаю вернуться в квартиру на втором этаже, где входная дверь была подобна порталу в потусторонний мир — стоило лишь переступить порог, как Вы оказывались в мрачном, лишённом тепла и красок готическом особняке. Однако музыка, громко расходящаяся по тёмному коридору даже к самым дальним комнатам, принадлежала отнюдь не средним векам, а последним десятилетиям, что восславили стиль готики в новом свете.

Играла классика. Классика Heavy-Metal. Мелодия конца второго тысячелетия добавляла этому сумрачному месту пугающую привлекательность, чёрными рваными мазками окрашивая квартиру в цвет тоски и скорби, добавляя на холст глубокие раны, калеча и без того содрогающуюся душу.

Темнота, что поселилась в доме более полувека назад, грустно танцевала под эти ноты в каждом тенистом углу, возле каждого окна, завешенного плотными шторами, в каждой закрытой комнате. По ночам темнота плакала у пустого камина. В доме были канделябры, серебряные бра на стенах, прочие подсвечники и даже электрические лампы, но хозяин квартиры давно перестал видеть смысл в их использовании.

От входной двери начинался длинный узкий коридор. Лишь редкие полосочки холодного света просачивались под дверьми, блекло исчезая в ворсе ковровой дорожки — пол покрывало искусное тёмно-зелёное полотно из самой Византии. Пускай моль и время не тронули его старинный узор, будто с ними был заключён пожизненный контракт ещё со времён Римской империи, цвет дорожки был едва ли различим, как и очертания сюжетов на картинах. В рамах эпоха возрождения чередовалась с современным абстракционизмом. На заполненных в два ряда книжных полках неясно виднелись названия на двух корешках: рядом с эпосом Гомера стоял роман Р. Брэдбери. Остальные шедевры, украшавшие сей коридор, а также галерею и библиотеку, да и вовсе всю квартиру, было дано разглядеть лишь темноте, что следила за порядком в доме, не давая пыли и паутине занять её место [Не придавайте деталям интерьера оценочного значения. Знающие люди, только зайдя на порог дома, назвали бы стартовую аукционную цену для каждой вещи в коридоре, а опытные коллекционеры антиквариата и эксперты в истории подняли бы ставку, подтвердив подлинность всех предметов. Не делайте так — это, как минимум, не понравилось бы хозяину квартиры, что не терпел подобного отношения к своим вещам. Для него они были бесценны.

Будет проще, если Вы сравните это место с любой другой квартирой. Возьмём для примера ту, чьи окна были через дорогу: на стенах висели семейные фотографии, обрамлённые картины старшего ребёнка украшали гостиную, младший же оставил фломастерами радужные пятна на обоях детской, на тумбочках стояли сувениры из путешествий, подоконники были уставлены растениями из разных стран — каждая деталь хранила в себе тепло воспоминаний, с каждой была связана чудесная история, центром которой была семья, живущая в доме напротив.

Хозяин нашей квартиры также не был лишён человеческой сентиментальности — даже порой страдал от этого чувства — просто на свете он жил немного дольше остальных людей.].

Чуть позже мы устроим занимательную экскурсию по этому таинственному дому, а пока что дойдём до первой открытой двери, аккурат напротив знаменитой Моны Лизы, и повернём направо, входя в гостиную.

Композиция рок-группы подходила к завершающим аккордам, рёв солиста был искреннее предсмертной мольбы. Как только от этого бешеного ритма, тяжёлых басов и громкости не дрожали стены (не то, что картины), остаётся загадкой. Обычно под такую музыку отчаявшиеся взводят курок, а хозяин квартиры заменял этой мелодией утренние новости на радиостанциях. За чашечкой свежего чёрного чая, сидя в любимом мягком кресле возле открытого окна своего старинного дома, аристократ в чёрном деловом костюме получал эстетическое удовольствие от чтения свеженапечатанной газеты и прослушивания душераздирающей музыки.

«Наконец-то чья-то боль может заглушить мою», — иногда говорил он, находя новые композиции, сотканные из горя. В них было гораздо больше силы, чем в любовных сонетах и романтических балладах. Это вполне объяснимо. Сама любовь — часть процесса создания, а любой синтез требует затрат энергии.

Предательство, разочарование, раскаяние, депрессия — части процесса разрушения, что сопровождается хаотичным выбросом тепла и света. Живя с ножом в сердце, каждый находит своё обезболивающее. Для хозяина квартиры им стала музыка и доза морфия.

Черноволосый англичанин тяжело вздохнул, перевернув страницу. Сегодня его и без того бледная кожа приобрела болезненный, даже немного мёртвый оттенок. Исключением были лишь тёмные круги под уставшими глазами. Он выглядел весьма подавлено, но мысль о том, что сейчас он сливается с интерьером из-за тусклого пасмурного света, как в старом монохромном кино, заставила его коротко ухмыльнуться.

Он не любил новости. Наш герой знал, что, если в мире что-то случится — он узнает об этом первым. Утренний номер «Times» в его руках был лишь средством от смыкания глаз. Он читал невнимательно, изредка останавливая взгляд на словах «митинг», «число заболевших», «число умерших». Сегодня утром глаза так и намеревались закрыться.