1. шеститонный молот. Чп.

1. шеститонный молот. Чп.

Приключения инженера-механика

1. Шеститонный молот. ЧП.

Лева готовился принимать шеститонный молот из капитального ремонта. Чтобы вы понимали, это был прямо своеобразный ритуал, на котором обязательно присутствовало начальство из отдела главного механика, а зачастую посещали руководители заводского и даже городского уровня.

Лева вообще был заводской легендой. Бывший механик кузнечного цеха, рационализатор и изобретатель, до мельчайших тонкостей знающий кузнечное дело и особенности работы кузнечно-прессового оборудования. Перед пенсией, для получения «горячего» стажа и существенной денежной надбавки, он перешел в слесаря. Поэтому новый цеховой механик по имени Алексей, совсем молодой человек, две недели как взятый на работу, даже не задумывался о том, кто будет принимать огромный агрегат из ремонта и проводить его испытания в работе.

Понятное дело, что присутствовать на испытании такого механизма как шеститонный молот я должен был по долгу службы, как мастер ремонтно-механического цеха, который этот самый ремонт и производил. А так как я был еще и «молодым специалистом», работавшим всего полгода, то профессиональной любознательности и юношеского азарта было тоже не занимать.

Нужно ж еще рассказать читателю про сам молот и почему он все-таки шеститонный. Выглядел этот агрегат монструозно. Металлический портал размером с двухэтажный дом венчал паровой цилиндр диаметром один метр и высотой метров пять. А шеститонный он был потому, что вес падающих частей молота, равнялся шести тоннам. Падающие части – это шток, поршень, верхняя бабка и собственно верхний боек с клином и сухарем. Вот это все хозяйство и весило шесть тонн. Приводился молот в движение паром. Целая котельная вырабатывала пар высокого давления для работы кузнечного цеха. Упрощенно выглядит это так. Давлением пара шток с поршнем и бойком поднимался вверх, на высоту метра три-четыре, потом машинист молота дергал ручку золотника, сбрасывая пар в специальную магистраль, и шесть тонн металла свободно падали вниз, на раскаленную заготовку, лежащую на нижнем бойке. Этим страшным ударом и формировались нужный размер и форма будущего изделия, понятное дело под управлением целой бригады кузнецов.

Конечно, паровой молот в двадцатом веке не являлся образцом передового оборудования, но он был относительно прост, несмотря на свои размеры, безотказен и позволял ковать заготовки большого размера, как для нужд завода, так и для нужд смежников. Надо сказать, что завод был буквально напичкан подобным уникальным оборудованием. Кроме нашего молота там еще присутствовали и пресс-ножницы с кромкогибами по 400-600 тонн и стотонные подъемные краны и трехсоттонный цепопробный стан, а также своя, непрерывно работающая, кислородная станция и еще многое-многое другое. Достаточно большая часть из этого списка была получена в качестве репараций по итогам Великой Отечественной войны. Да-да, именно в качестве репараций. Почти сорок лет назад* это оборудование было вывезено с заводов поверженной Германии и с тех пор исправно работало на новом месте. Конечно, за столько лет оно прошло бессчётное количество ремонтов и модернизаций, но общий вид сохранился. Так и на нашем молоте, оригинальным остался только портал, с отлитым витиеватым клеймом и датой – 1886 год, если память мне не изменяет.

Давайте все-таки вернемся в наш кузнечный цех. Само испытание всегда проходило в два этапа. На первом - молот просто «обстукивали», то есть били по раскаленной железяке. Били сильно, били послабее, и при этом смотрели, чтобы все тщательно подогнанные огромные детали прочно держались на своих местах. Первый этап обычно проводил штатный машинист, а это почти всегда женщина. Вряд ли это было влиянием эмансипации, тогда про нее и слыхом не слышали. Видно так сложилось. Второй этап проводил лично Лева. Тут он гонял молот на различных режимах, испытывая его на управляемость, плавность работы и точность. А в самом конце, если качество ремонта удовлетворяло всем его требованиям, как говориться «вишенка на торте», Лева, виртуозно управляя шеститонной махиной, колол с ее помощью грецкие орехи или закрывал спичечный коробок. Причем кололись орехи так аккуратно, что после даже не удара, а какого-то неуловимого касания, они оставались лежать совершенно нетронутые с виду, и только после того как к ним прикоснешься, разваливались на две целые половинки, хоть кораблики делай. Вот на это финальное шоу и собиралось заводское, а также партийное начальство, как говориться порадоваться за рабочий класс и его мастерство, выросшее под их чутким руководством.

Так было и в этот раз. Кузнецы уже зажгли специальные горелки, чтобы нагреть бойки, ведь при работе «холодным» молотом бойки могли бы полопаться… нежные создания, видите ли. Машинистка молота, Валентина, наводила порядок на своем рабочем месте, которое находилось на трехметровой высоте, на специальной платформе. Она усердно протирала чистой ветошью рабочее кресло и рукоятку управления, захватанную масляными руками слесарей. Мы с механиком Лехой, стояли в сторонке, дабы не загораживать собой обзор делегации из отдела главного механика, пришедших кто поприсутствовать на шоу, а кто и показать свою причастность к ремонту уникального агрегата … вдруг в карьере пригодится.

Лева открыл пар, который со свистом устремился в нутро молота, наполняя его энергией. Со всех щелей зашипели белые струйки. Валентина аккуратно тронула рукоятку управления. Пар зашипел сильнее. Шеститонный шток с бойком вздрогнул и неторопливо поднялся вверх. Кузнецы тут же забросили на нижний боек раскаленную до малинового цвета болванку. Машинистка тихонько дала ручку вниз, и шток молота плавно опустился, придавливая бойком раскаленный металл.

- Оставь. Пусть нагреется! - крикнул ей Лева и показал руками крест.

Пока грелся верхний боек, внимание собравшейся публики невольно было рассеяно. В работающем кузнечном цеху всегда есть на что посмотреть. Тут тебе и грохочущие небольшие паровые молота и бахающий как пушка штамповочный молот и ревущие открытым пламенем нагревательные печи и даже свистящий чайник, стоящий, казалось бы, на обычной металлической болванке. По-первости, когда я был еще студентом, этот чайник приводил меня в полнейший восторг. Стоит на большой, ржавой железке и кипит. Как так-то? А то, что температура этой самой железяки градусов четыреста, что абсолютно никак не проявляется внешне, понимаешь только тогда, когда от невидимого жара начинает печь ноги через кроссовки и джинсы.