13

Глава 1.

     Ночь выдалась на редкость дождливая. Новенькая, блестящая машина, глубокого цвета марсалы, скользила по мокрой дороге, где-то посередине абсолютного нигде. Дворники едва ли справлялись с бушующем ливнем. Влево вправо, влево вправо, капли разлетались в разные стороны и исчезали в ночной мгле. Доктор Тибериус Крейн включил дальний свет, и яркие фары освещали извилистую дорогу, которая то и дело петляла из стороны в сторону, заставляя мужчину резко вжимать педаль тормоза на резких поворотах. Можно было слышать пронзительный скрип шин, отдававшийся в ушах мерзким звуком. По обеим сторонам узкой, просёлочной дороги росли высокие деревья, но из-за густого, молочного тумана можно было разглядеть лишь очертания развесистых крон, сбросивших почти все листья в позднем октябре и напоминающих скелеты. 
     Джек, худощавый, темноволосый юноша, единственный сын доктора Тибериуса и Пенелопы Крейн, как всегда отгородился от происходящего вокруг, склонившись над своим изрядно потрёпаным дневником. Слегка прикусив нижнюю губу, юноша что-то усердно рисовал, выводя плавные линии на белоснежной бумаге. Его блокноты для рисования в плотных кожаных обложках, и разбросанные повсюду хорошо заточенные карандаши, заполнили собой всё заднее сидение автомобиля.
     Наконец, Джек оторвался от работы над очередным наброском, чем-то мрачным и имеющим чётких контуров, незаконченным, как и он сам. Его глаза слипались, а желудок ныл из-за пяти стаканов, выпитого наспех кофе. Небрежно вытерев испачканные пастелью пальцы о дорогие чёрные джинсы, Джек словно заворожённый, посмотрел в окно и переключил всё своё внимание на дорогу. Увидев высокие силуэты деревьев, напоминавшие чудовищ, что таились в темноте, у парня перехватило дыхание, ведь он находил прекрасное в страшном, и парой видел настоящую красоту в уродстве. Джек вообще видел много того, что не видели остальные, или просто не хотели зачать то, что было прямо перед их носами. Он всегда был тем странным мальчиком, тихоней, не имевшим друзей и порой разговаривающим сам с собой. Изгой и чудак, вот кем видели его окружающие. Хорошо, что их семья вот уже несколько лет не имела постоянной прописки, и так часто меняла место жительства, что он не успевал по- настоящему расстраиваться по этому поводу. 
     Резкие порывы осеннего ветра срывали последние оставшиеся сухие листья с костлявых, изогнутых веток, и в дикой пляске кружили их в воздухе, пока дождь не прибивал их к потемневшему до черноты, мокрому асфальту. Большие кленовые листы то и дело прилипали к боковому окну, и Джек слегка опустил стекло, пытаясь скинуть их прочь. Следя за тем, как стекло медленно опускается и влажный воздух заполняет салон автомобиля, юноша почувствовал, как дождь хлещет его по щекам. Он блаженно прикрыл уставшие от изнурительной поездки глаза, и просто наслаждался прохладой ночного воздуха. Джек ощущал, как ледяные капли стекают вниз по его тёплой коже, словно непрошенные слёзы, и падают на мягких хлопок его красной клетчатой рубашки.
     Момент блаженства длился совсем недолго и услышав, как его отец многозначительно откашлялся, Джек слегка помедлив, сделал театральный глубокий вздох, полный разочарования, а затем, одним нажатием на кнопку боковой панели, закрыл окно. Не сводя своих больших, голубых глаз со всей этой таинственной мглы, царившей снаружи, какое-то время он просто водил пальцем по слегка запотевшему стеклу, плавно вырисовывая замысловатые символы, значение которых не знал. Но вскоре, Джек устало откинулся назад, и прислонив затылок к мягкому подголовнику заднего сидения, закинул обе ноги на кожаное сидение, согнув их в коленях. Грязная подошва его когда-то белоснежных конверсов, пачкала идеально светлую обивку салона автомобиля, но ему было плевать. 
     Проклятая дорога так выматывала, и почему они не могли просто купить билеты на поезд? Почему не поехали в место, где хоть изредка можно было увидеть солнце и не ходить в дурацком жёлтом дождевике, купленном на заправке. Зачем нужно было брать в аренду этот дорогой автомобиль, и отправляться на нём в дорожное путешествие в никуда? Он многократно спрашивал родителей о том, куда именно они держат путь, но те лишь отмахивались  от него, так же, как они делали это всегда, и Джеку со временем стало абсолютно безразлично их место назначения. Ведь это ничего не меняло, всё будет точно так же, как и в предыдущем городе, и во всех тех, что были до него. 
    От дикой влажности снаружи, почти доходившие до подбородка волосы Джека, слегка завивались у шеи, превращаясь в милые кудряшки. Он не желал быть милым, и небрежно провёл рукой по голове, расчесав пальцами тёмные пряди, и откинув с глаз длинную чёлку. Давно нужно было подстричься, но это не имело значения, как и многое другое.
     За последние три года жизни, семья Крейн сменила множество адресов и почтовых индексов. Поначалу, когда Джек был младше, его это даже забавляло, юноша всегда с радостью помогал своей матери, Пенелопе, собирать вещи. Он отправлялся навстречу новому дивному миру с мальчишеским задором и улыбкой на лице. Теперь же, ему всё осточертело.  Джек с радостью закурил бы, но родители не догадывались о его пагубной привычке, да и сигарет с собой не было. Самую последнюю он выкурил, прячась за закусочной, в которой им пришлось остановиться на обед, в десятках километрах отсюда. Было забавно наблюдать за тем, как его мать с пренебрежением вертит в руках заламинированную страницу посредственного меню, а отец, сдвинув густые брови, из-за всех сил пытается поймать вай фай, которого в этой глуши не было и в помине. Джек, как всегда совсем не голодный, откинулся на мягкую спинку красного, потёртого  диванчика и рассматривал родителей, будто видел их в первый раз в жизни. Он старался как можно лучше уловить их черты и особенности. 
     Если верить окружающим, он был больше похож на Пенелопу. Те же тёмные, густые волосы, бледная кожа , прямой нос и мечтательные голубые глаза, обрамлённые длинными ресницами. У них даже был одинаковый, мечтательный, с поволокой взгляд. От Тибериуса же, Джек унаследовал высокие скулы, острый подбородок и больше ничего. Излюбленному отцовскому чтению книг, и виртуозной маминой игре на скрипке, Джек выбрал рисование. Ему было гораздо проще облачать в линии и мазки то, что он не мог выразить словами. Странно, но парень никогда по-настрящему не ощущал себя членом этой семьи. Он словно был Джеком, и то же время им не являлся. Выполнял каждодневные, механические, хорошо отрепетированные движения, но при этом наблюдал за собой со стороны. Был ненастоящим и не живым.
     Запустив руку сначала в один, а затем в другой карман своей кожаной крутки, юноша отчаянно пытался найти наушники. Он обращался к музыке в самый последний момент, но она всегда помогала ему хоть на время отключиться от окружающего мира, в те минуты, когда рисование уже было бессильно. Парень включал телефон, прибавлял громкость и дарил своему гудящему разуму столь долгожданный, благоговейный покой. Но наушников и след простыл и Джек с разочарованием осознал, что должно быть выронил их, когда они в последний раз останавливались на очередной захудалой заправке. В памяти всплыло воспоминание о том, как долго он искал наличные, буквально выворачивая наружу карманы, в надежде найти хоть какую-то мелочь, чтобы купить стакан отвратительного, горького кофе, который теперь стоил ему ещё часа давящей тишины. Слишком высокая плата. 
    Посмотрев перед собой пустым, скучающим взглядом, парень отметил, что родители вели себя до омерзения обычно, как ни в чем не бывало, словно наслаждаясь этой адской поездкой. Одна рука Тибериуса была на руле, а другой он упорно нажимал на кнопки, переключая радиостанции, чтобы ещё раз убедиться в том, что в этой чёртовой глуши нет сигнала. Из динамиков доносился лишь глухо потрескивающий белый шум, шипящий из недр блестящей магнитолы. Рядом, со своим обычным отрешённым видом, сидела Пенелопа. Сигарета, зажатая между её аккуратно накрашенных алой помадой губ, медленно тлела, а серый пепел небрежно падал на кожаную обивку пассажирского кресла. Ей было всё равно, ведь Тибериус просто выпишет чек на круглую сумму и даже не придаст этому абсолютно никакого значения. Джек же просто наслаждался густым запахом сигаретного дыма, медленно заполнявшим салон машины. Парень мог поклясться, что даже почувствовал лёгкое, призрачное жжение на кончике языка, а его рот заполнился привкусом вишнёвого табака.
     Удивительно, но матери никогда не позволялось садиться за руль. Раньше, ещё до рождения Джека, Пенелопа, долгое время страдала тревожным расстройством и находилась на медикаментах. Когда же выписанных ей препаратов стало пять, а таблетки перестали помогать, стало понятно, что это не простые причуды и капризы избалованной богатой девушки. Это серьёзный недуг, который постепенно высасывал жизнь из юной и прекрасной Пенелопы. Она добровольно легла на лечение в одну из самых лучших клиник города. Именно там она и встретила доктора Крейна, когда его назначили на должность её лечащего врача. Тонкая душевная организация девушки из аристократической семьи и повсюду сопровождающая её аура загадочности, так привлекли молодого, подающего большие надежды психотерапевта, что тот не смог совладать с нахлынувшими чувствами, и слепо доверился зову сердца. Джеку было интересно, сожалел ли когда-нибудь отец о своём выборе, но он никогда не осмеливался спросить об этом.
     Дворникам было всё сложнее справляться с потоком дождя, но родители приняли совместное решение не останавливаться, и продолжить и без того долгий и изнурительный путь. Было поздно, отец должно быть страшно устал и мог просто напросто заснуть за рулём. Волновался ли Джек? Нет, ему было плевать, даже если они разобьются, ровным счётом как и на всё происходящее вокруг. Ведь он точно знал, куда он отправиться при подобном исходе и кого он там встретит. Мальчик мечтал лишь о сигарете и горячем душе, чтобы расслабить затёкшие за время непрерывной дороги, мышцы. Его мало волновал окружающий мир, опасное вождение по скользкой дороге, и то, что они ехали без чёткого направления в самом сердце бушующей бури. На дороге было пусто, странно, но им ещё не встретилась ни одна машина. Лишь тусклые фонари и покорёженные ветром дорожные знаки изредка мелькали в ночной тьме. 
     Когда-то доктор Крейн был известным и уважаемым психотерапевтом, который помог не одному пациенту. Сейчас же, его больше не волновала практика, он лишь фанатично изучал всё новые материалы по клинической психиатрии и проводил кучу времени в своих записях и мыслях, которые всё больше отдаляли его от семьи. Он не замечал, как его собственная семья медленно рушится, словно ветхое здание, медленно, но увеоенно, кирпичик за кирпичиком. Может, так ему проще было справиться с женой, обладавшей бесчисленными пагубными привычками и периодическими нервными срывами, и с единственным, психически неуравновешенно сыном, видевшим то, чего на самом деле существовать не могло. 



Отредактировано: 31.10.2019