2084

Глава 1.

Был холодный ясный мартовский день, и часы пробили тринадцать. Уткнув подбородок в грудь, чтобы спастись от злого ветра, Егор Ексин торопливо шмыгнул за стеклянную дверь жилого дома «Мечта», но все-таки впустил за собой вихрь зернистой пыли.

В вестибюле витал запах затхлости. К лифту не стоило и подходить. Он даже в лучшие времена редко работал, а теперь, в дневное время, электричество вообще отключали. Действовал режим экономии — готовились к Неделе Единения. Егору предстояло одолеть семь пролетов; ему шел тридцать четвёртый год, и сил на это пока хватало.

В квартире сочный голос что-то говорил о производстве автомобилей, зачитывал цифры. Голос шел из вмонтированной в правую стену продолговатой металлической пластины, похожей на мутное зеркало. Егор повернул ручку, голос ослаб, но речь по-прежнему звучала внятно. Аппарат этот (он назывался видеокран, или в просторечии, "зомбоящик") притушить было можно, полностью же выключить — нельзя. Егор отошел к окну.

Мир снаружи, за закрытыми окнами, дышал холодом. Ветер закручивал спиралями пыль и обрывки бумаги; и, хотя светило солнце, а небо было синим, все в городе выглядело бесцветным — кроме расклеенных повсюду плакатов. С каждого заметного угла смотрело слегка одутловатое лицо мужчины лет пятидесяти, по-своему добродушное, с лукавым прищуром глаз. С дома напротив тоже. ВЕЛИКИЙ КОРМЧИЙ ВИДИТ ТЕБЯ, — говорила подпись, и темные глаза, казалось, следили за Егором, куда бы тот не повернулся или пошёл. Вдалеке между крышами скользнул вертолет, завис на мгновение, и по кривой унесся прочь. Это полицейский патруль заглядывал людям в окна.

За спиной Егора голос из видеокрана все еще болтал о новых марках отечественных смартфонов (таких же дерьмовых, как и предыдущие). Видеокран работал не только на прием, но и на передачу. Он ловил каждое слово, если его произносили не слишком тихим шепотом; мало того, покуда Егор оставался в поле зрения мутной пластины, он был не только слышен, но и виден. Конечно, никто не знал, наблюдают за ним в данную минуту или нет. Часто ли и по какому расписанию подключается к твоему кабелю полиция мыслей — об этом можно было только гадать. Не исключено, что следили за каждым, причём круглые сутки. Во всяком случае, подключиться могли когда угодно. Приходилось жить, — и ты жил, по привычке, которая превратилась в инстинкт, — с сознанием того, что каждое твое слово подслушивают и каждое твое движение, пока не погас свет, наблюдают.

Егор держался к "зомбоящику" спиной. Так безопаснее; хотя — он знал это — спина тоже выдает. В километре от его окна громоздилось над чумазым городом белое здание министерства дезинформации — место его службы. Вот он, со смутным отвращением подумал Егор, вот он, Дайкин, главный город Остазии. Интересно, всегда ли тянулись вдаль эти вереницы обветшалых домов XX и начала XXI века с залатанными картоном окнами, лоскутными крышами, изломанными стенками палисадников? И если таков Дайкин, каковы же тогда города поменьше и попроще? Ему не приходилось бывать где-либо, во всяком случае, память такого не сохранила. Но он и не стремился – ведь там живут те, чей социальный рейтинг 700 и ниже. Что само по себе обуславливало ещё более низкий уровень социальных благ.

Министерство дезинформации — или, сокращённо, Минидез — разительно отличалось от всего, что лежало вокруг. Это исполинское пирамидальное здание, сияющее белым бетоном, вздымалось, уступ за уступом, на трехсотметровую высоту. Из своего окна Егор мог прочесть на белом фасаде написанные элегантным шрифтом три партийных лозунга:

СВОБОДА, РАВЕНСТВО, СЧАСТЬЕ.

По слухам, министерство дезинформации заключало в себе три тысячи кабинетов над поверхностью земли и соответствующую корневую систему в недрах. В разных концах Дайкина стояли лишь три еще здания подобного вида и размеров (хотя их филиалы имелись и в других городах). Они настолько возвышались над городом, что с крыши жилого дома «Мечта» можно было видеть все четыре разом. В них помещались четыре министерства, весь государственный аппарат: министерство дезинформации, контролирующее средства массовой информации; министерство войны и обороны (Минивой); министерство перевоспитания, ведавшее охраной порядка, контролем социального рейтинга, а также трудовыми лагерями (Минипер) и министерство экономии, распределявшее среди населения скудные резервы страны (Минискуд).

Из всех министерств наибольший страх внушал Минипер. Все окна в здании были тонированы или закрыты жалюзями – никто не смог разглядеть бы, что творится внутри. Но никто в здравом уме и не стал бы этого делать. Тем более что попасть туда можно было только по официальному делу, или в качестве арестанта: здание по периметру было окружено забором с колючей проволокой наверху и патрулировалось охранниками с лицами горилл, вооруженными электрошокерами.

Егор резко повернулся. Он придал лицу выражение спокойного оптимизма, наиболее уместное перед видеокраном, и прошел в другой конец комнаты, к крохотной кухоньке. Покинув в этот час министерство, он пожертвовал обедом в столовой, а дома никакой еды не было — кроме пакета с быстрорастворимой вермишелью, который стоит поберечь до завтрашнего утра. Он взял с полки бутылку бесцветной жидкости с простой белой этикеткой: «Водка «Отеческая»». Запах у рисовой водки был противный, напоминавший запах ацетона, но Егор налил почти полный стакан, собрался с духом и проглотил большую её часть, точно лекарство.

Лицо у него сразу покраснело, а из глаз потекли слезы. Напиток был похож на азотную кислоту; мало того: после глотка ощущение было такое, будто тебя огрели по спине резиновой дубинкой. Но вскоре жжение в желудке утихло, а мир стал выглядеть веселее. Он вытянул сигарету из мятой пачки с надписью «Сигареты «Дымок»», по рассеянности держа ее вертикально, в результате весь табак из сигареты высыпался на пол. Со следующей Егор обошелся аккуратнее. Он вернулся в комнату и сел за столик слева от видеокрана. Из ящика стола он вынул ручку и толстую книгу для записей с красным корешком и переплетом под мрамор.