3. Мерцана

3. Мерцана

– Дик, ты спишь? 
– Да.
Он лежал, отвернувшись от двери и наблюдая на стене огромный тёмный силуэт, отбрасываемый Патриком, стоявшим в проёме.
– Ты слышишь это?
– Что?
– Какой–то шум. Погоди… – Патрик замолк и прислушался. – Вернее даже – гул. Но двигатель не издаёт такие звуки. Этот звук мне уже целый час покоя не даёт, а я дико устал. Подумать только – мне снесло этим лучом кончик бороды... Вот, опять! – он склонил голову набок, выставив левое ухо. – Вот! Слышал?
– Нет.
– Правда? – Он помолчал. – Ну и ладно. Похоже, после сегодняшних приключений у меня нервы разошлись.
Прямоугольник света быстро сузился до вертикальной линии, исчезнувшей со щелчком дверного замка. Дик просунул руку под подушку и глубоко вздохнул.
Он соврал. Он тоже давно – ещё раньше, чем Патрик – ощутил этот звук, похожий на отдалённое вещание радио. Но ему не хотелось идти с Патриком и выяснять, в чём там дело. Возможно, потому, что «Джедай» всё ещё немного страшил его своими размерами и загадочным происхождением – до сих пор они не исследовали и половины его помещений. К тому же, он ещё не отдохнул после того, как они накануне высадились на какой–то планете в надежде набрать питьевой воды, а вместо этого были чуть не растоптаны стадом шестилапых чудовищ, а потом – едва не испепелены бластерами тех, кто на этих чудовищ охотился.
После годового пребывания в полном одиночестве на целой планете и периода детоксикации Дик стал довольно замкнутым. Он не мог точно сказать, стал ли он лучше или хуже, хотя часто мысленно прокручивал свои разговоры с Патриком, становясь на место некоего беспристрастного зрителя. Ничего понять не удавалось. Возможно, он просто стал ленивее и безразличнее к мелочам. Патрик так и не извинился – по–настоящему – за свой поступок и продолжал отпускать шуточки насчёт «жЫвотных», которые казались Дику каким–то архаизмом. Словно мама начала вдруг звать тебя прозвищем из далёкого детства. Или бывший одноклассник, которого ты не видел лет двадцать, окликнул тебя школьной кличкой. Иногда Дик думал о том, чем занимался Патрик в период его пребывания на острове, и почти всегда приходил к выводу, что ничем: он элементарно вернулся на корабль, отмотал время на год вперёд и предстал перед Диком. Вот так, просто–напросто отняв у него целый год жизни. Дик мог бы спросить об этом, но не хотел. Он видел, что в глубине души Патрик всё же раскаивается. В самом ли эксперименте или в его результатах – тут уже было неясно. Возможно, тычки и подначивания как раз имели своей целью вернуть того, прежнего Дика – хоть и не устраивающего Патрика, но гораздо более понятного и знакомого.
Внезапно стену опять залило светом.
– Дик…
– Да боже ж ты мой!

– По–моему, звук исходит оттуда.
– Пат, ну неужели нельзя дождаться утра? Подумаешь, кхзгрланцы оставили телик включённым. Мы что, экономим электричество?
– Звук появился только сегодня. А телики сами по себе не включаются.
– Инопланетные – вполне возможно.
Патрик покачал головой и направил лазерную указку на замок. Открылась очередная дверь, звук стал более явственен, и теперь не осталось никаких сомнений в том, что это – голос. Голос странный, переливчатый и меняющийся. Голос, в котором нельзя было разобрать ни слов, ни языка, ни даже пола. Голос пугающий и манящий, влекущий и отталкивающий. Голос, в принципе не похожий на голос, но, тем не менее, им являющийся.
Дик внезапно понял.
– Пат, ты говорил, что кхзгрланцы никогда не общались вербальным способом. И язык их был скорее близок к ассемблеру, чем к английскому, – он с досадой услышал, как дрожит его собственный голос. 
– Мне не хотелось говорить тебе, что ты кретин, но раз уж…
– Тогда здесь не может быть никакого радио, телевизора со звуком или телефона. И в таком случае… О, боже!  Кто это может быть?
– Я надеюсь, это риторический вопрос? Прекрати немедленно, а то мне тоже не по себе.
Они замолчали и двинулись дальше. Тишина нарушалась теперь лишь отдалённым гудением двигателя, переживающего охлаждение, биением их собственных сердец и голосом, скрывающим загадку.
Эта часть корабля была гораздо холоднее остальных. Последний попавшийся на глаза термометр показывал лишь девять градусов выше нуля. Немного странно, подумал Дик, что кхзгрланцы тоже взяли за точку отсчёта температуру плавления льда.
Патрик действовал быстро и решительно, но часто чертыхался. Порой они проходили целый коридор, пока не обнаруживали, что идут не в ту сторону. Временами казалось, что сам источник голоса перемещается относительно них. Иногда он как будто слышался сверху, в другой раз – снизу, а иной раз и вовсе казалось, что он идёт оттуда, где они уже были. Но, так или иначе, они каким–то образом продолжали к нему приближаться.
А голос продолжал меняться, становясь по мере приближения всё громче и отчётливее. В нём слышались теперь одновременно все языки и акценты, все ноты и тембры, хотя ещё невозможно было понять ни единого слова. Порой голос понижался до такой глубины, что Дик невольно останавливался, и мурашки бежали у него по спине. Но в следующий момент голос повышался до пронзительного дисканта и почти переходил в свист. Несмотря на то, что все эти вариации не накладывались друг на друга, с трудом верилось, что они могут принадлежать одному человеку.
Но в какой–то момент амплитуда этих невероятных волн пошла на спад. Голос словно начал стабилизироваться и сжиматься вокруг какой–то избранной им точки. Из него исчезала тайна, уступая место теплоте и мягкости.
– Это женский голос, – сказал Дик после открытия следующей двери и почувствовал, как расслабились его плечи.
– Да, – кивнул Патрик. – Если только не детский.
– Вот уж этого не хватало!
У обоих одновременно вырвался смешок, и это окончательно разрядило атмосферу. Стало так спокойно, будто они продвигались не вдвоём, а целой толпой.
Патрик подул на пальцы, окоченевшие от металла лазерной указки.
– Чёрт, по всей видимости, этот отсек служит криокамерой, и отсюда эта стужа подаётся на двигатель.
Спустя четверть часа, когда в голосе уже стали различаться какие–то отдельные странные слова, Дик нерешительно произнёс:
– По–моему, это французский.
И удивился, насколько плотным и непрозрачным оказалось облако пара, вырвавшееся из его рта.
– Скорее, немецкий, – произнёс Патрик, хмуря брови, словно решая сложную головоломку. – Нет, погоди… итальянский! Хотя нет…
И снова двери. Бесконечные двери. А за ними – пустынные, абсолютно чистые белые помещения. Либо «Джедай» был спроектирован по какому–то непостижимому плану, либо их подводила здешняя акустика, но продвигались они к цели очень медленно. Температура продолжала падать, но увлечённость и напряжение обоих давно перешли порог простого любопытства, способного повернуть назад от намеченной цели.
Дик заглянул в попавшийся по пути иллюминатор и увидел маленькое белое пятнышко сверхновой, от которой они позавчера утром в спешке убрались, обогнав гиперпрыжком мощную волну раскалённой плазмы, возникшей от взрыва. За время путешествия он видел сверхновые уже раз десять, но ни разу не был в такой близости от загадки этого потрясающего явления. Чаще всего им попадалось лишь разноцветное облако газа и пыли, которое было уже настолько старым и разреженным, что сквозь него можно было свободно пролететь, не поняв, в чём находишься. Но эта сверхновая взорвалась буквально у них на глазах: большая голубая звезда вдруг начала вспучиваться и расти, и Дик, раскрыв рот, смотрел на неё сквозь стекло, не веря своему зрению. Несмотря на путешествия во времени, звёзды до сих пор воспринимались им как самые неизменные вещи Вселенной. Ведь даже машина времени не способна избавить человека от ощущения того, что он является лишь маленькой незаметной песчинкой огромной пустыни мироздания…
– Тихо! – прошептал–прокричал Патрик, хотя нужды в этом предупреждении не было.
Они остановились, потому что как раз в этот момент открылась очередная дверь, и голос не только стал более громок – он стал понятен:
– …А это платье мне идёт! Прелесть! Правда, до него могут добраться белые козявочники, но ведь это не проблема. Растворить целый спутник в инсектициде – не проблема. Просто побольше сгущёнки. Обожаю сгущёнку. Говорят, на одной планете идёт дождь из сгущёнки, я сказала: враки, и в тот день дождь действительно пошёл не из сгущёнки. Птичий помёт. Хмурому дядьке на лысину. Это, всё, конечно, забавно, но когда под кроватью топчутся стегозавры, до двери дойти невозможно. Всего лишь пара бокалов, однако какая в итоге вышла картина! По три капли на каждую страницу, но если распечатать, то и на улицу выходить незачем…
Друзья недоуменно переглянулись.
– По–моему, она обдолбалась, – прошептал Патрик, – или просто безумна.
– А по–моему – безумнее всё равно уже некуда, – ответил Дик.
Несмотря на то, что голос ещё искажало несколько перегородок, отделявших друзей от его источника, он показался Дику очень красивым.
И тут он исчез.
Он исчез внезапно и полностью, не оставив даже эха. И словно солдаты, просыпающиеся с окончанием канонады, Дик и Патрик очнулись среди полной тишины. Это было подобно шоку. Словно они взглянули себе под ноги и поняли, что всё это время шли по пустоте.
– Что же дальше? – спросил наконец Дик.
– Понятия не имею, – сказал Патрик. – Я не знаю, куда теперь идти. Ты помнишь, откуда это слышалось?
– Я не смог определить.
– Я тоже.
Они постояли ещё – в надежде, что голос снова даст о себе знать. Или стук шагов. Или просто тихий шорох. Что–нибудь, что даст им ориентир в лабиринте дверей, среди которого они оказались.
Но ничего не происходило. Тишина становилась всё плотнее, стирая мысли. Сердца успокаивались, разгорячённая кровь остывала от ледяного воздуха. Кожа Патрика на руке, сжимающей лазерную указку, стала гусиной. Дик почувствовал, как по его спине пробежала первая волна дрожи. В конце концов, обоим стало казаться, что голос и все эти поиски были какой–то сущей нелепицей. Или сном. Но ни один не решался сказать об этом другому.
– Может… – выдавил наконец Патрик, – может, вернёмся, оденемся потеплее, а потом продолжим с этого места?
Дик сделал вид, что задумался. Несмотря на то, что он тоже стал замерзать и уже не верил в успех поисков, ему всё же хотелось остаться здесь ещё на чуть–чуть. Всего на пять минут. Или даже на минуту. Подождать всего несколько мгновений…
– Ну наконец–то!
Дик и Патрик обернулись настолько быстро, насколько могли.
В коридоре позади них боковая дверь сдвинулась в сторону. Ещё мгновение – и оттуда выскочила девушка.
– О, я и не сомневалась! А хотя могла бы. Ходят слухи, что принцесса Певинака прождала своего Калубрика полторы тысячи лет. И этот рекорд даже близко не стоит с рекордом пары звёздных жабоидов, чей корабль разорвало ровно на две половинки, отправившиеся в два противоположных края Вселенной. Подумать только: мировой рекорд любовной разлуки принадлежит существам, которым даже в бар заходить не дают! Ну тут дело понятное: после того случая с обслюнявленным радаром корабля «Нилиппантра»… Хотя к чему тут претензии, не понимаю – ведь космос жабоидов оказался лишь чашкой чая, да и сам корабль–то был разорван чайной ложкой. А уж коли сидишь за панелью управления, так будь добр – поосторожней с чаем…
Она не переставала говорить, а они всё смотрели на неё, приоткрыв рты.
Дик не помнил, чтобы когда–то ещё ему так хотелось смотреть девушке в лицо, и только в лицо. Её огромные, искрящиеся не то весельем, не то безумием глаза вспыхивали ещё ярче, когда она внезапно меняла тему своего нескончаемого монолога. Говоря, она постоянно поворачивала голову то в одну сторону, то в другую. И от каждого поворота её длинные, тёмные, тяжёлые, свободно спадающие и даже не зачёсанные за уши волосы делали манёвр, стараясь закрыть собой лицо, чего у них не получалось. Лицо её было округлым, как у детей, нос – широким, почти как у мужчины, а рот – большим, но не некрасивым. Губы она словно поджала, чтобы они не казались слишком толстыми, но в них не было никакого напряжения. Вообще, первое, о чём подумал Дик, когда мозг его вообще смог начать думать – это парадокс. Её лицо было странным, словно собранным по кусочкам из нескольких вполне обыкновенных, заурядных лиц, которые, соединившись, сотворили что–то из ряда вон выходящее – ни на кого не похожий тип красоты.
С трудом переведя взгляд ниже, он увидел короткое и довольно облегающее красное платье, из которого по локоть выходили её руки. Платье было стянуто на поясе изящным чёрным ремнём с кармашками, как у патронташа. Ниже шли недлинные, но красивые ножки, на которых, вопреки большинству подобных ожиданий, были не туфли и даже не длинные уродливые сапоги, а красные кеды, из которых выглядывали носки в красную же полоску. До Дика не сразу дошло, что она меньше ростом не только его, но и Патрика. Красивые люди всегда казались ему выше.
– Стоп! – внезапно крикнула девушка. И замолчала.
Все трое застыли. Причём девушка – абсолютно неподвижно, даже аномально. Не то что для такой беспокойной натуры, но и вообще для человеческого организма. Устремив взгляд в потолок, она стала похожа на статую. Исчезли даже струйки пара, выходящие с её дыханием. Дик уже начал бояться, что она навсегда останется в этом положении, но как только он об этом подумал, девушка вышла из оцепенения.
Она воскликнула: 
– Ах да!
Бросилась к Дику, обхватила его шею руками и поцеловала прямо в губы.
Дику всегда представлялось, что от такой скорости столкновения зубы стукаются об зубы и обоим целующимся становится больно. Кажется, он вычитал это в какой–то книге. Но ничего подобного не произошло. Поцелуй был мягким и сочным, как яблоко. Дик даже уловил похожий аромат. От внезапности происходящего у него заложило уши, словно от резкого подъёма над землёй.
Завершив свой ошеломительный поцелуй, девушка внимательно и серьёзно посмотрела на Дика огромными тёмными глазами.
Потом сказала:
– Тебе бы не помешало почистить зубы, кузнечик. 
После чего разжала объятия и повернулась к Патрику.
– А как зовут тебя, толстячок? Только никаких параксазмальностей.
– Что? – Патрику казалось, что он всё это время наблюдал сцену из какого–то фильма, и тут вдруг актриса вышла из экрана и заговорила с ним. – Я Патрик. И, пожалуй, меня не надо…
– Приятно познакомиться, Патрик. Я Мерцана.
Она протянула ему ладонь – ребром, с оттопыренными пальчиками. Патрик решил, что это больше похоже на предложение рукопожатия, чем на команду поцеловать. К счастью, он не ошибся.
– Мерцана? – переспросил он.
– Да, – поздоровавшись с Патриком, девушка стала рассматривать свои руки, но совсем не так, как прочие разглядывают свои ногти. – Разве Дик тебе обо мне не рассказывал?
– Что? Нет! – Патрик окончательно пришёл в себя. – Кто ты такая?
Она сказала словно между делом:
– Я его девушка.
А затем:
– Я замёрзла. Здесь просто Среднеколымск какой–то. И я бы не прочь попить чего–нибудь тёплого и мокрого. Через переключины переключатели.
И уже совсем непринуждённо, разве что потирая руки от холода, она пошла в обратном направлении по сложному лабиринту помещений, в конечном пункте которого остались стоять два человека с открытыми ртами.
Красное платье было бесподобно.