544 килокалории

Полустанок ВР

Пинок чуть ниже спины заставил Гогу спешно покинуть тамбур и приземлиться на холодный бетон пустого степного перрона. Следом из вагона, тающего в густом сумрачном тумане, вылетел тощий рюкзак.

- Чтоб тебе эта ложка боком встала! – прокричал удалявшийся голос. – Автостопом катайся!

Ругань и стук колес растворились во влажной мгле, а потом ушла и она, поддавшись порывам неожиданно злого и холодного ветра. Уши заложило ватой, саднили ладони и болел ушибленный лоб. Сейчас бы очень пригодилась холодная ложка – приложить, чтобы не выскочила шишка. Но ложки не было, и Гога сел, подтянул к себе рюкзак с нехитрым скарбом и огляделся. Справа потрескивал глупой мошкарой единственный на весь перрон фонарь. Он освещал крохотную будку то ли стрелочника, то ли обходчика. У деревянной стены постройки сонно жевал рыжую траву меланхоличный верблюд. К появлению незнакомца он отнесся равнодушно.

По другую руку тускло светились пыльные окна убогой одноэтажной кирпичной конструкции, которую венчал циферблат с одинокой кривой стрелкой, безвольно повисшей на шести часах. Чуть выше желтела затертая песчаным ветром и временем табличка. Когда-то, наверное, на ней значилось название полустанка, но теперь можно было угадать только пару букв «В» и «Р» - то ли в кириллице, то ли в латинице. Гога решил отложить разгадку ребуса до утра, когда станет светлее.

Массивная металлическая труба, служившая ручкой двери, была неожиданно теплой и наэлектризованной. Оглядевшись зачем-то по сторонам, Гога потянул дверь на себя, ожидая услышать скрип, но та пошла легко и беззвучно. В лицо влажно и очень знакомо пахнуло нагретой резиной, маслом и металлом. Гоге вдруг почудилось, что он у входа в метро, и сейчас навстречу хлынет, растекаясь по сторонам, спешащая и обезличенная человеческая масса. Но никто не выходил, и герой заглянул внутрь.

Почти половину пространства крохотной станции занимала пара стоящих друг против друга длинных лавок. На одной пьяно храпел бородатый мужик в валенках. На полу с побитой плиткой раскинула уши зимняя шапка из овчины. В углу ярко светился автомат с разноцветной снедью и напитками, в противоположном – видавшее виды деревянное бюро, за которым никого не было.

Дверь за спиной неслышно закрылась. Гога бросил в автомат монетку, подхватил банку с газировкой и сел напротив спящего мужика. Храпун балансировал на самом краю дрожащей лавки и выглядел так, словно сбежал с карнавала фриков: грубая и расхристанная рубаха, латаные штаны на подвязке, стоптанные валенки. Лошадка с дровенками, наверное, оставлена где-то на запасных заснеженных путях.

- Эй, селянин! – весело гаркнул Гога. «Селянин» от неожиданности вздрогнул, потерял равновесие и, очутившись на полу, удивленно повел невидящими спьяну глазами, пытаясь сфокусироваться на источнике звука.

- Где тулуп потерял, бедняга?

- Там, - мужик пьяно махнул рукой в сторону бюро, закрыл глаза и перевернулся на бок. – Туда, барин.

- Барин, эка, – Гога хмыкнул и, подбоченившись, глянул, куда показывал крестьянин. К удивлению, там, за брошенным бюро, обнаружилась арка, которую он не мог не заметить, когда входил. Из нее пробивался теплый, уютный свет, греющий зал ожидания.

За аркой открывалось то, чего здесь быть не могло из-за скромных размеров полустанка. Однако Гога собственными глазами видел залитую мягким рассеянным светом галерею, заканчивающуюся рифлеными ступенями, ведущими куда-то вверх! Что за чертовщина? Он оглянулся на селянина, но тот уже спал, подложив под голову стянутый с ноги валенок. Оставив с этой сценой возникшие было сомнения, Гога ступил в арку, бодро прошагал по галерее, удивляясь свежести воздуха и чистоте, и на миг остановился перед подъемом.

Любая человеческая лестница имеет свойство заканчиваться, даже если забраться на последнюю ступень очень тяжело. Впрочем, в данном случае задачи утомить поднимающегося не ставилось: неведомый зодчий сделал лестницу движущейся, и скоро Гогу вынесло к выходу в огромный и галдящий на сотнях языках зал.

Определенно, того, что видел перед собой Гога, не могло существовать в реальности. Сооружение, способное вместить в себя это помещение, должно было быть колоссальным, да что там – циклопическим. Как далеко вверх устремлялись высокие стены, не представлялось: они таяли в океане того же мягкого и рассеянного света, скрадывающего тени и контуры твердых фигур. Может и не было здесь никакого свода, кроме небесного, но откуда же лился свет, если над перроном висела ночь?

- Посторонись, смерд! Чего рот раззявил!

Мимо, едва не сбив обратно на эскалатор, прогарцевала кавалькада богато одетых господ, вооруженных длинными тяжелыми клинками. Подковы высекали искры из камня мостовой. Чуть поодаль горячо обсуждала что-то важное группа мужчин в пыльных мундирах.  Обиженно цокала каблучками дама в кринолине. За покачиванием ее бедер с восторгом наблюдал кудрявый юноша в серой тунике, присевший у костра с раскрасневшимся оленеводом. На открытой площадке приземлялся с грохотом побитый космический корабль, заставляя даму ускорить шаг.

Перед Гогой возникла прозрачная проекция плутоватого человеческого лица. Физиономия хитро подмигнула.

- Не потерялись? Сожалею, что заставил ждать. Но зримое вокруг стоит того, не правда ли? Я - ваш проводник в этом интересном месте. Прошу за мной.

Гога потерял дар речи. Истолковав его реакцию по-своему, проекция продолжила.

- Я отведу к справочной, где после окончательной идентификации вы сможете уточнить место и время убытия. По пути буду рад ознакомить с некоторыми правилами пребывания в нашем уютном центре обслуживания. Вопросы?

- Куда я попал? – Гога продемонстрировал, что вернул контроль над речевым аппаратом. – И что тут происходит?

- Вы во временной лакуне, - туманно ответила проекция, незаметно увлекая незадачливого собеседника за собой.

- Исчерпывающе, - буркнул Гога. Он еще не понял, о чем говорила проекция, но счел нужным вставить слово, чтобы окончательно реабилитироваться после досадного молчания. Рожица состряпала страдальческое выражение.