7. Окно во тьму

7. Окно во тьму

Сны не поддаются логике. Порой это раздражает.
Дик проснулся в холодному поту. Возможно, именно этот пот и вызвал у него ощущение обволакивающей его метановой жидкости. Или же холод металлического помещения, еле обогреваемого солнечными аккумуляторами, поставленными в режим «Эконом». Он оглянулся на Патрика, мирно посапывающего на своей койке метрах в трёх от него. Не сразу, далеко не сразу ему удалось вернуться в реальность. Возможно, потому, что ночь, чужая и чужеродная, просочилась ему в мозг, не давая сосредоточиться. А возможно, потому, что ему не хотелось возвращаться в эту самую реальность.
Здесь сновидения навещали Дика гораздо чаще. Должно быть, подумал он, существует закон прямой пропорциональности между расстоянием от дома и силой ночных кошмаров. Впрочем, иные сны, если их кому-либо рассказать, вовсе никому и не покажутся кошмарами.
Никому, кроме того, кто их видел.
«Мы одни. Мы думали, что не одни, но сами себя опровергли. Мы исследовали пещеры Марса и подлёдный океан Европы, криовулканы Энцелада и чёрные озёра Титана. Забираясь всё дальше и дальше, во мрак и холод, теряя надежду с каждой экспедицией, мы уже давно должны были понять, что ответ получен.
Никого. Нигде. Нет».
Он повернул голову и посмотрел в иллюминатор.
В начале миссии он выражал своё восхищение этими окошками на уровне кровати. Можно было засыпать, глядя на фантастически яркие звёзды. Засыпать, грезя о необыкновенных путешествиях к далёким планетам, о встречах с внеземными формами жизни, о невиданных открытиях и невыразимых красотах первозданных миров. Чудесные картины вспыхивали перед сном одна за другой на тёмном стекле круглого окна.
Теперь же он проклинал того, кто их придумал.
Мир снаружи был погружен во тьму – настолько непроницаемую, что нельзя было с достоверностью утверждать, существует ли он до сих пор. Только еле заметная серебристая полоска горизонта, возникшая от света звёзд, отделяла чёрную землю от чёрного неба. Шли уже девятые сутки их пребывания здесь, но только через неделю взойдёт мутно-жёлтое, тусклое солнце, чтобы осветить голую ледяную поверхность, а на ней – маленький неуклюжий корабль, которому суждено остаться здесь до конца времён.
Титан ждал.
Он ждал их смерти, ибо сдачи в плен он уже дождался. И слова, с горечью произнесённые Патриком позавчера, после целой недели лихорадочной работы ума и поисков решений, для него наверняка были триумфом.
«Мы не сможем исправить это с теми инструментами, что у нас на борту. Так что, исходя из сложившейся ситуации, можно говорить о том, что повреждение необратимо».
Необратимо…
От взгляда в иллюминатор пробирал холод. Дик натянул одеяло на голову, полностью спрятав под ним своё тело, не оставив снаружи ни участка своей кожи, закрыв все отдушины. Дышать, дышать, согревая дыханием свой кокон темноты.

Их предупреждали, и не единожды. Первый раз – при собеседовании для психологического отбора, последний – перед самым стартом. Предупреждали с назойливостью плохой телепередачи. Предупреждали настолько часто, словно хотели отговорить от мероприятия, заставить остаться дома. Казалось, скажешь им, что отказываешься – и все вздохнут с облегчением. Мол, всё-таки есть на свете разумные люди.
Большинство и было разумными людьми, хотя поначалу можно было сказать обратное. После прочтения яркой афиши «Миссия на Титан. Поиски жизни. На отборочный конкурс приглашаются все желающие» – у многих в их молодых головах вскипала жажда славы и путешествий. Но после первого же разговора с комиссией оказывалось, что большинство просто не сознавало, на что шло. Прямо в зал приходили родственники. Ругань и слёзы. И ушедшие вселяли страх в остающихся.
«В случае каких-либо повреждений при посадке, в силу которых корабль не сможет взлететь с поверхности спутника, система жизнеобеспечения сможет поддержать вас только в течение следующей пары лет. Сам срок полёта на Титан равен приблизительно 18-ти месяцам. Ни одна миссия, подобная вашей, не может быть осуществлена в ближайшее полугодие — как по техническим, так и по финансовым причинам. Таким образом, вы должны понимать, что ни один другой корабль не сможет прийти к вам на выручку в случае неудачи – по той причине, что все равно не успеет. Вам всё понятно?».
На что последовал кивок. Его кивок.
Он мог бы тоже сейчас сидеть дома, в тепле, и, жуя бутерброд, качать головой, слушая выпуск «Новостей» о паре каких-то несчастливцев, застрявших в смертельной ловушке на ледяном шаре в миллиарде километров от дома. Мог бы, если бы не она. Кто-то уходил из-за боязни смерти, кто-то просто не хотел терять такую прорву времени. И только он не уходил потому, что не мог остаться. Парадокс помог ему выбраться за пределы планеты, тогда как у него не было возможности выбраться даже за пределы своего города. И он улетел. Улетел с чувством, ошибочно принятым им за гордыню. Полтора года в столь молодом возрасте выдают метаморфозы сознания таких масштабов, которых не было и больше не будет. Вот и ему хватило времени, чтобы осознать, что этот миллиард километров измерял собой не смелость юноши, а трусость души.

После этого им уже не о чем было разговаривать. Любое слово, ищущее путь к голосовым связкам, так или иначе натыкалось на барьер из одного-единственного вопроса, отбрасывавшего назад все попытки вернуть былую оживлённость беседы.
«Зачем?».