А люди вновь и вновь убивали любовь

А люди вновь и вновь убивали любовь

          Темной ночью, под мелким моросящим дождем и пронизывающим до костей ветром, на обочине автострады, по которой стремительно проносились машины с включенными фарами, сидел маленький мальчик. Никто его будто бы не замечал, вырывая ближним светом фар мелкий тощий силуэт, никто не мог понять, что на дороге одинокий ребенок, а может никто и не хотел понимать? Люди стали черствыми и грубыми, свои проблемы ближе, чем горе окружающих.
Мальчик сидел в грязной луже, обнимая свое худенькое тельце руками, чтобы хоть как-то сохранить тепло, и горько плакал.

— Я видел, как они ее убили, Отец, видел! — Всхлипывал малыш, размазывая грязными ручонками слезы по щекам, — они убивали и смеялись, Отец. Она же кричала, стонала и корчилась от дикой боли, истекая кровью, а они продолжали бить, бить, бить… Отец, этот мир проклят? В нем нет ничего святого… Каждый день человек убивает человека, но не это самое страшное. Здесь ежедневно калечат и истязают чувства. Нет на земле ни радости, ни счастья, все только иллюзия, не более.

— Сын мой, — голос, который отвечал, появился в голове сам собой и вообще мальчика никак не удивил даже, — они дети мои неразумные, глупостью своей и равнодушием убивающие в себе все.

— Отец, — продолжил рыдать мальчик, — она кричала и просила, но они остались глухи к ее мольбам. Знаешь, Отец, она, наверное, святая, потому что умирала с улыбкой и простила своих истязателей, и только горькая печаль застыла в ее остекленевших глазах. Эти варвары рвали ее на части в надежде заполучить самый большой кусок ее благодати, но они, глупцы, так и не поняли, что безжизненные воспоминания о мертвой Любви не греют душу, а только приносят еще большие страдания. Ничто в этом мире не сравнится даже с маленькой искоркой ее живой. Глупые люди!

      Свет фар проезжающей мимо машины осветил силуэт ребенка. Красивые белоснежные роскошные крылья раскрылись за его спиной. Ангел тихо плакал на дороге над глупостью людей.

— Отец, — еле слышно шептал мальчик, — она вернется?

— Да, сын мой, вернется. Она всегда возвращается, чтобы снова и снова умереть. Это будет продолжаться до тех пор, пока не появится кто-то, кто проявит сострадание к ней, тот, кто не пожалеет себя и свою гордыню, тогда все изменится.

— Я буду этим человеком. Я смогу. Я не убью ее.

      Голос, казалось, усмехнулся:

— Ты знаешь, что надо делать, сын мой, только не ты первый, кто пытался ее спасти. Ни у кого не получалось.

— А у меня получится! — не унимался мальчишка. — Отец мой, получится! Вот увидишь… — шептал ангел, остервенело срезая свои белоснежные крылья куском разбитой бутылки.

      Хрустели кости, выворачиваемые из суставов, рвались сухожилья, ломались и мялись перья, кровь текла по спине из страшных ран, сильнее сжимал зубы ангел и как мантру повторял:

— Я смогу, Отец, я спасу ее.

      И с каждым порезом голос Создателя становился все тише и тише в голове, пока не затих совсем. Последних его слов Ангел уже не услышал.

— Не сможешь и ты, сын мой. Такая мучительная судьба у Любви.