А мы с тобой остались в пробке

Из дневника Влада

Совершенно не помню, как закончился тот день, когда топор детской, глупой войны был закопан глубоко-глубоко в землю. Но на утро мне стало легко и хорошо. Груз, что давил на меня последнюю пару недель, будто растворился, исчез без следа. А я расправил плечи и был готов к новому взлету.

В ресторане мы посидели добрые четыре часа. Родители не поскупились на угощение. Все было в лучших традициях семьи Мурашовых. Но в тот вечер никто не пил.

Мама увлекательно рассказывала об слияние какой-то биржевой компании с нашей семейной. Я слабо улавливал нить беседы, но делал вид, что был очень заинтересован. Папа травил шуточки, анекдоты, что, если честно сказать, было на него не похоже. А Аня большую часть времени переписывалась в телефоне, вставляя реплики в поток нашей беседы.

Потом она мне сказала, что два месяца общалась с родителями, и в этот вечер решила уступить эта право мне. Но на самом-то деле весь изюм был в этом парне. Роме. Это ему она строчила письма, глупо улыбаясь, хихикая, сверкая своими глазами.

Он зацепил ее по самое сердце. Глубо застрял, гаденыш. Плотно засел. Но ничего. Пускай любят, но если, что не так, я ему покажу, танго со страстью, мать его!

А после ресторана родители завезли меня домой. Помню, удивленные мамины глаза, когда она увидела мой подъезд. Эти длинные, полуразрушенные лестницы, дурно пахнущие коридоры. В ее в глазах не было отвращение, скорее, беспокойство. Такое родительское, теплое.

Но в квартире ей очень понравилось. Тесно, она сказала. Но это не беда. Мне одному много и не надо.

Фицджеральд папе приглянулся. Тот озорник сразу ласкаться стал около его ног, мурлыкать. Предатель усатый. Чай выпили, немного посидели, да они поехали, оставив после себя в мой душе осадок. Но не горький, как в прошлые дни. Обида испарилась, как вода из чайника, что забыли снять с плиты. Осадок был такой сладкий, как мед.

Я все еще их сын. Не посрамил, а, наоборот, чему-то научил.

Все мы сделали выводы из этой непонятной, глупой и немного натянутой ситуации. Но как хорошо, что мы вышли без потерь.

Аня написала мне тем же вечером, извинилась за свою грубость, эгоизм. Чему я был очень удивлен.

Я бы вот так не смог. Не пересилил бы себя. Что еще раз доказывает, что моя сестра мудрее и умнее меня в сто раз. А я, чертов эгоист, должен многому у нее еще поучиться.

Сейчас, встречая февральский рассвет, на застекленном балконе с чашкой какао в руках и на босую ногу, я поймал себя на мысли, что счастье – оно вот такое мимолетное, сиюмгновенное.

И может быть, через пару минут все полетит к чертям, в пропасть. Может быть, через пару часов меня уже не станет. Может, даже я не сойду с этого балкона, а камнем упаду вниз. Но в данную секунду своего существования я счастлив полностью, наполнен этим чувством до краев.

И пускай мир бывает жесток, не справедлив, груб и зол к нам, но он дарит нам простые моменты чистого жизненного наслаждения. И мы должны ловить их, запоминать, хранить в своей памяти, как самый ценный экспонат, чтобы перед сном было что вспомнить, было чем жить следующий день.