А мы с тобой остались в пробке

Глава 4

Влад люто ненавидел воскресенье. Каждой фиброй своей души был против этого дня недели. И если можно было бы организовать митинг за отмену воскресенья, он бы с радостью поучаствовал в нем.

Просто в этот день недели ему было необходимо приходить на воскресный обед. Традиция! Мать ее! Взять бы ее, смять посильнее и засунуть куда по глубже.

В комнате пахло ванилью. Парень с детства не любил этот аромат. Сладкий, слегка приторный, от него тошнило, хотелось блевать так, чтобы все легкие наружу, чтобы сердце на куски. Руки дрожали. Чертовы предатели! Всегда выдают его волнение. Хотя, что волноваться то! Ведь Влад пришел домой, к родителям на обед, обычный, традиционный, воскресный обед. Ничего страшного, пугающего, что могло бы заставить руки трястись, а тело скручиваться напополам. Просто обед!

Да кого он пытается обмануть! Мурашов боялся этих обедов больше, чем хороших, добротных ужастиков. Никакие кровавые сцены не сравняться воскресным обедом в этом доме.

Владу было душно. Белая, выглаженная сорочка противно липла к телу. Брюки жали. Да и обстановка давила. Словно его зажали в тиски, и кто-то неведомый крутит, сильно сжимая ребра, не давая вздохнуть. Казалось, что стены смыкаются, загоняя его в коробку, из которого только один выход – на тот свет.

От подобных мыслей хотелось засмеяться. Громко. С такими истерическими нотками, которые обычно одолевают людей на грани срыва.

Гостиная было слишком просторной. В ней легко можно было потеряться. Интерьер состоял сплошь из предметов белого цвета: белый кожаный диван, белый телевизор, даже рамки с фотографиями и то были белыми. Просто жители этого дома пытались закрасить черные пятна своей душу белой обстановкой. Наивные!

Наконец-то, накрыли на стол. Владу никогда не разрешали помогать: ни в детстве, ни сейчас. Это было одним из правил этого дома: мужчинам вход на кухню строго запрещен. И ввела его сама мама Влада.

Ольга Мурашова была из тех женщин, которой не нужны были бриллианты, золото и машины. Она брала все сама. Не спрашивала разрешения, просто захотела – значит получила. Никто не сопротивлялся, всем хотелось еще пожить.

Женщина была властной. Нет, не так! Женщина была госпожой той вселенной, что окружала ее каждый день: дом – работа – дом. Нет, конечно, были еще встречи с друзьями, которые, кстати, в большей степени, на нее работали. Они боялись Ольгу. Владу иногда казалось, что дружбы как таковой не было. Просто никто не хотел терять работу, а его мама знала это, поэтому и пользовалось.

Пользовательские отношения были повсюду, что дико раздражало Мурашова. Мама вечно была в курсе любых событий, что происходили в жизни ее детей. Будь это разбитая коленка, когда Влад упал на уроке физкультуры в шестом классе, или непрочитанная книга, которую младшая дочь просто не осилила. Стукачи и информаторы были повсюду. Везде!

Даже сейчас Влад слонялся по дому и не понимал, чем ему заняться. Помощь его не требуется, в доме, куда не загляни, чем бы ни поинтересуйся, обо всем сразу же доложат его матери. А потом отбивайся от нападок и излишних вопросов. Чертовски трудно жить в этой семье!

Мурашов старший был хорошим человеком. Улыбка не сползала с его губ, зеленые глаза вечно смеялись, но только когда по близости не было его супруги. Одно упоминание о ней, словно по взмаху волшебной палочки, делало из доброго мужчины, сурового и черствого, как сухарь, бизнесмена, который просчитывает каждый шаг на перед, прежде, чем сказать слово.

Андрею, отцу Влада, всегда не хватало собственного мнения. Он шел на поводу у жены. Словно собака, которую посадили на цепь и выпускали гулять на поводке. Знаете, у вас как бы и есть собственные ноги, но идти вы можете только за своим поводырем. Шаг вправо, шаг влево и, возможно, расстрел.

Скорее всего, Андрей и отстаивал свое мнение когда-то давно, но со временем он сломался под властью супруги. И так бы Влад не пытался оправдать своего отца, он в глубине души понимал, что его родители два сапога пара: властные, жестокие и бездушные.

У парня продолжали трястись руки. Он жутко нервничал. Каждый такой воскресный обед означал разбор полетов. Вся семья садилась за стол, и мама Влада, гордо приподняв подбородок, начинала расспрашивать сначала Аню, младшую дочь, делала замечания, поправляла, давала советы, затем наступала очередь Влада рассказывать о том, что он сотворил за неделю. Отец же все это время наблюдал за детьми. Как коршун за цыплятами. Зеленые глаза буравили, прожигали.

В стенах этого дома никто и никогда не слышал слов благодарности или хвальбы. Самое большое, на что были способны родители Влада, когда мальчик из кожи вон лез, чтобы заслужить похвалу, было такое сухое, горькое, словно жженый кофе «не посрамил».

А в итоге Влад все-таки посрамил. Хотелось снова смеяться.

Было жалко Аню. Девчушке оставался последний год перед тем, как она вырвется из этой клетки и поступит в университет. Она любит танцевать, грезит о карьере хореографа, чтобы стать известной и потом блистать по телевизору в различных телепередачах.

И у нее бы все обязательно получилось. Влад верил в нее. Он видел в ее глазах тот бешеный огонек, когда она выдает очередное па, или когда выступает на конкурсах. Она горит танцами, как свеча в темноте. Но, увы, ее фитиль не долговечен, а точнее, он заканчивается в этом году.