А рожать... всё-равно больно...

А рожать... всё-равно больно...

Я сама уже не знаю, был ли ты на самом деле?
Всё ищу за горизонтом иллюзорные следы.
Осень вырвалась из сердца, птицы счастья разлетелись,
ты пророс во мне дождями и ростками пустоты.
Будто кто-то по ошибке нас с тобою размагнитил –
в час, когда у листопадов так нежданно вышел срок.
Я нанизываю буквы на невидимые нити –
и твоё вплетаю имя тихой грустью между строк.

Елена Биронт

– Тётя Даша, – простодушно, словно про нечто обыденное для тринадцатилетней девчонки, спросила племянница, – а родить ребёночка, это больно?

Дарья Егоровна задумалась на мгновение, внимательно посмотрела на Верочку, – больнее всего, котёнок, совсем никогда не родить. Почему ты об этом спросила?

– Я уже взрослая, должна знать.

– Резонно, когда речь идёт о любви, о семье, о продолжении рода. Но тогда тебе обязательно нужно знать о том, что тринадцать лет, возраст особенный, весьма опасный для романтически настроенных юных особ, когда степень любопытства и вероятность внезапной природной влюбчивости значительно опережают естественные темпы физиологического развития. Но об этом тебе лучше поговорить с мамой.

Почему-то в самолёте думалось именно об этом странном разговоре.

Как ни старалась Дарья Егоровна вспомнить, о чём сама задумывалась в этом благословенном возрасте, ничего не вышло. Создавалось впечатление, словно после двенадцати лет ей сразу исполнилось пятнадцать, когда почувствовала себя не девочкой, а девушкой, когда мысли о любви и о чём-то ещё, фактически запретном, приятно кружили голову.

Она тоже в юности была любопытна не в меру, но задавать столь деликатные вопросы взрослым не решалась, даже тогда, когда преодолела физиологический барьер, давший старт интимному взрослению: не позволяла природная застенчивость.

Источником информации в пылкой романтической юности были исключительно разговоры с подружками.

Тем не менее, заданный племянницей вопрос должен был волновать и её в своё время, обязательно должен был, как же иначе.

Дарья и теперь, в полные тридцать пять, довольно часто вынашивала в воображении живой плод, испытывая при этом вполне реальные ощущения – все-все, кроме того, о чём спросила пигалица. Процесс извлечения дитя из чрева матери представить себе Дарья не могла.

Однажды она была беременна, но об этом очень больно вспоминать.

С Вадиком Дарья познакомилась на первом курсе института. Это была молниеносная симпатия, трепетное искреннее чувство, любовь с первого взгляда, полное погружение в нирвану, абсолютная самоотдача.

Романтические события откровенно волнующего интимного общения развивались неудержимо, стремительно, заполняя ликующей радостью и трепетной нежностью весь объём Мироздания.

Внезапная беременность ни для неё, ни для него, не стала неприятным сюрпризом.

Как же они радовались!

Очень недолго.

У Дашеньки неожиданно диагностировали краснуху, которой почему-то не переболела в детстве.

Оказалось, что перенесённая беременной женщиной краснуха, особенно в начале беременности, вызывает серьёзные внутриутробные дефекты у плода, который не имеет ещё собственной иммунной системы.

В числе возможных патологий – глухота, серьёзные поражение мозговой деятельности, деформации костей скелета, дефекты жизненно важных органов.

Обнаружив этот недуг, доктора всполошились, собрали консилиум.

Решение о немедленном медикаментозном прерывании беременности было принято единогласно.

Естественно, это был шок, как для влюблённых, так и для их родителей, которые успели договориться о сроках и обстоятельствах проведения торжества бракосочетания, а в мыслях нянчили внуков.

Невеста с женихом ревели навзрыд, оплакивая так и не рождённое чадо.

Несмотря на драматические события, свадьба состоялась, но позже, через год: любовь способна творить чудеса.

На какое-то время на тему деторождения был наложен негласный запрет. Молодость беспечна, и весьма пластична. Молодым было, чем заняться, о чём мечтать.

Но время и дальше вносило в жизнь пары радикальные коррективы. Несмотря на то, что судьба молодожёнов складывалась благополучно, стремление стать полноценной семьёй, центром и двигателем развития которой должны стать дети, начала их беспокоить.

Изменение гормонального фона при прерывании беременности не прошло даром: несмотря на оптимизм пары, беременность не наступала. Лечение не дало результатов.

Мечты о детях со временем превратились в серьёзную психологическую проблему.

Вадим, как мог, поддерживал супругу, старался предупреждать её желания, окружал заботой, но со временем потух.

Усталость – свойство любой материи. Даже металл и камень со временем становятся хрупкими, чего уж говорить о человеке, весьма уязвимом организме, обитающем к тому же в быстро меняющемся, агрессивно настроенном мире.

Любовь, то очаровательное волшебное чувство, которое заставило мужчину и женщину сблизиться, незаметно выцвела: не сама по себе, а оттого, что накопилась критическая масса невысказанных обоюдных претензий, которые, не имея реальной физической оболочки, тем не менее, оказывали токсическое влияние на позитивную суть искренних интимных отношений.

И вот итог – Дарья Егоровна летит на отдых в неприкаянном одиночестве, которое одновременно, и мучение, и благо.

“Почему детёныш спросил об этом именно меня, женщину, у которой нет, и никогда не будет детей… почему… случайность, или кто-то подсказал?!"

Даша рано, даже слишком, осознала собственную привлекательность. В одиннадцать лет она часами крутилась у зеркала, когда родителей не было дома: рассматривала лицо, особенные, восхитительно приятно отвечающие на прикосновения участки обнажённого тела, любила сама с собой кокетничать, представляя, что производит неизгладимое впечатление на подруг.

С тех пор энергия всех без исключения усилий были направлены на поддержание чарующего всех и каждого обаяния, на воплощение женственного изящества, особенной, кошачьей, грации.