А сердце мое все в шрамах

А сердце мое все в шрамах

«Найди в себе силы, чтобы простить меня за то, что я так поступил —

Мои руки обагрены кровью.

Я смотрю на своё отражение

И не могу понять... кто же я?

…

Ты бы любила меня сильнее,

Если бы я убил кого-нибудь ради тебя?

Я убил кого-то ради тебя.

Ты бы сдала меня,

Зная, что я в бегах?

Или укрыла бы меня,

Когда моё лицо в репортаже новостей?»

— Вольный перевод отрывка песни If I Killed Someone for You by Alec Benjamin.

Эндрю было не привыкать к избиениям. Разбитые костяшки, темно-синие отпечатки чужих ботинок на рёбрах, бесконечный металлический привкус на языке. Эти вещи, казалось, были знакомы ему с самого рождения. Однако Эндрю чаще выходил из драки победителем, хоть и полуживым. Эндрю не был высок, как фонарный столб, и не отличался таким же крепким телосложением, как его старший брат. Ему приходилось сначала извести нападавшего, утомить его, отнять все силы, а уже потом атаковать в полную силу.

Дело обстояло сложнее, когда противников было несколько. Особенно, когда их было девять, как сегодня.

Эндрю прекрасно понимал, что если свяжется с Верой, то повяжет сам себе петлю на шею. Петля, что свисала не с потолка, а была крепко повязана с гирей, которая со смертельным безразличием тянула его на дно. Свинцовые воды уже давно сомкнулись над его блондинистой головой, и ни один луч света не решался проникнуть сквозь стальные воды. Воздуха совсем мало, а легкие скоро разорвет от напряжения.

Юноша заходится лающим кашлем, отхаркивает сгусток крови на пол, шаркая в сторону кровати. Брат уже перестал долбиться в дверь обители чудовища, как его порой называли, но теперь Вера принялась разрывать его телефон сообщениями. Эндрю шипит, откидывая раскладушку в дальний угол. Он был полностью разбит, втоптан в землю. За дочкой Палача шла неустанная охота, и Эндрю с чего-то решил, что встанет между Верой и цепными псами мафии стеной. Возможно, Эндрю просто искал самый изощренный способ умереть.

— К черту, — юноша прикрывает глаза, оказавшись в постели. Он позабыл закрыть дверь в спальню, но и плевать. Никто не решится явиться к нему в комнату до утра. А на рассвете он разберется со всеми новыми порезами, что обязательно обратятся в вереницу шрамов, вечно напоминающих о сегодняшнем вечере, синяками. Сейчас ему необходимо было просто поспать. Несколько часов сна. Хотя бы полчаса.

Эндрю переворачивается на бок, глухо прорычав несколько бранных слов. Юнец слизывает засохшую кровь с губ, и нижнюю губу начинает нещадно щипать. Уста в унисон отзываются болью, дополняя ту, что сладострастно растекалась по телу.

Телефон надоедливо продолжает жужжать, каждый звук лезвием проходится по воспаленному разуму. Веки постепенно тяжелели, но сон так и не шел, ибо кровь до сих пор кипела от адреналина недавней потасовки.

— Как же заебало ее неуемное чувство вины, — сипит побитой собакой Эндрю, даже не услышав, что в комнате он больше не один. Да у Веры было повышенное чувство вины. Она, наверное, ответственность за смерть каждого муравья складывала себе на плечи. Б е с и т.

Эндрю вздрагивает, когда слышит чужой голос над собой. Сначала он не узнает Веру, и уже выудил дрожащими пальцами нож из-под повязок. Парень собрал все остатки сил для броска настоящего хищника. Он подскакивает на постели, однако успевает остановить руку с ножом перед самой шеей девицы.

— Какого хрена ты творишь? — Каждое слово жгло гортань. Поэтому его голос звучал так сипло и тихо, словно хрусталь трескался. — Я мог тебя убить. Иди спать.

— Ты не отвечал на мои сообщения… — Чужие глаза светились искренним изумлением. Хвала богам, без этих блядских линз, которые она любила носить.

— Что с тобой стряслось?!

«Блять, просто оставь меня, — шепчет про себя Эндрю. — Блять, просто не смотри, какой я жалкий» — воет подстреленным волком про себя Эндрю. Он не позволит Вере лицезреть собственную никчемность. Он ударил ее по руке, когда та потянулась к ссадинам на бледном лице, причитая, что Эндрю поступил глупо, опрометчиво, бездумно и его нужно скорее заштопать. Эндрю не позволит заштопать себя девушке, которой, по сути, должен доверять.

Подобное унижение не ударит хлесткой пощечиной, оставляя красный след на щеке, что обратится в фиолетово-желтую вселенную, саму себя разрушающую. Но Эндрю все равно все сделает сам: обработает, зашьёт, наложит повязки.

Эндрю облегченно выдыхает, когда Вера покидает комнату. Он было дело хочет встать и закрыться на ключ, а сил ведь хватает только на то, чтобы опуститься назад в постель. Эндрю надеется, что Вера не вернётся. Ему было тяжело видеть ее горящие глаза в полумраке, что были отражением самого Эндрю. Более лучшая, правильная, возможно, тоже с толикой безумия, но Вера была тем, кем Эндрю никогда не стать.

Юноша остаётся один. Тишина звенела льдом, что только-только покрыл озеро сердца Эндрю, сделав его ещё более безжизненным. Дрожь в пальцах унять неимоверно трудно, но ему все же удалось выудить ножи из-под повязок и выкинуть их на пол. Сталь, безусловно, приятно холодила кожу. Однако сейчас он нуждался далеко не в этом.