Аброн и Наве

11

Он шел навстречу солнцу. Солнце было ярким, оно почти ослепляло. Но он знал, что другого пути у него нет. Это было прекрасно – идти своим путем. И даже если бы он никогда не дошел до солнца – кто до него доходил? – в том было великое счастье.

Наве открыл глаза. И ослепляющий луч едва не лишил его зрения. Наве закрыл рукой глаза и почувствовал, что губы его улыбаются. Он просыпался, и просыпался с душой, исполненной солнечного света.

- Аброн, - шепнул он.

Повернулся, чтобы заключить ее в свои объятия, и вдруг свет погас.

Темные волосы, разметавшиеся по подушке. И тонкая ладонь с рубиновым перстнем на пальце – совсем чужая ладонь.

Ладонь взметнулась к его щеке, ласково коснулась ее. И веселый голосок Фенелы прощебетал:

- Доброе утро, мессир! – она улыбнулась и смущенно добавила: - Наве…

- Что ты здесь делаешь? – прошептал Хранитель, глядя на нее и не понимая. Впрочем, себе он врал – в глубине своей души он понимал. – Где Аброн?

- Аброн? Я не знаю, где она, - удивленно ответила Фенела. – Но где же быть мне, как не здесь? Вчера вы назвали меня своей женой, как того и хотели. Как о том сами просили.

Она отбросила покрывало, призывно улыбнулась и протянула к нему руки. Наве отшатнулся от нее так, словно она была ядовитой змеей. И не знал, что взгляд его в этот момент у самого был змеиный.

- Лжешь! – выдохнул он. – Фенела, ты лжешь мне!

- Я не лгу! – сердито сказала она и, уже через мгновение блаженно улыбнувшись, заговорила: - Разве я бы осмелилась? Разве смела я напомнить вам, что это я должна была стать Хранительницей, как о том все думали в замке? Разве смела я возражать, когда вы объявили лесную ведьму своей невестой? И разве могла я отказать вам, когда в темноте ночи вы пришли ко мне, умоляя стать вашей женой, разделить ваше бремя и продлить ваш род? Теперь мы вместе навечно, - Фенела снова потянулась к нему.

- Нет! – воскликнул Наве и бросился прочь с ложа. – Ты лжешь, Фенела! Это на Аброн я женился, не на тебе! Это ее я просил разделить мое бремя, не тебя! Это ей принадлежит мое сердце, не тебе!

И душа его похолодела – перед ним были счастливые глаза Фенелы, не Аброн. Там, у алтаря, ставшего жертвенным, ему улыбалась и клятву брачную давала Фенела, не Аброн. И ночь, даровавшая ему блаженство, была ночью с Фенелой, не с Аброн.

- Где она? – выдавил Наве.

- Я не знаю, - глухо ответила Фенела. И глаза ее погасли. Счастье ее оказалось коротким. Оно принадлежало другой. – С самого утра Аброн никто не видел в замке.

- Зачем ты сделала это? Чем ты меня опоила?

- Я клянусь… я лишь согласилась пойти с вами в церковь, мессир, когда вы сами попросили об этом. Это единственное, что я сделала. Я бы не посмела.

По щекам ее текли слезы. Наве сглотнул – во рту было сухо. Совсем сухо.

- Будь ты проклята, Фенела, - выдохнул Наве. – Будь проклята, если с ней что-то случилось!

И сердце его разрывалось от боли и ужаса.

И от надежды.

Безумной, бессмысленной – что все еще можно исправить. Если прогнать Фенелу. Если найти Аброн. Если потребовать развода. Если забыть. Если забыть обо всем. Потому что не было этого утра. Его не могло быть. Сад на вершине башни цвел для одной Аброн. Звезды в небе сияли для одной Аброн. Сердце его билось для одной Аброн. А теперь Аброн ушла. И сад все еще цвел. И звезды все еще сияли ночами. И сердце его проклятое все еще билось. Но может ли снова прийти весна, когда она ушла? И только он один повинен в том.

- Уходи к себе, Фенела, - прошептал Наве. – Уходи к отцу.

- Как прикажете, мессир, - пробормотала Фенела.

После ее ухода словно бы стены рухнули. Он вдыхал и выдыхал воздух, но внутри него воздух горел пламенем. Он стоял у окна и видел себя самого, мечущегося по комнате, одевавшегося, пристегивавшего меч к поясу, нервно одергивавшего плащ и, в конце концов, отбросившего брошь вместе с плащом в сторону.

Он видел себя, седлавшего Пейра. И видел глаза Эймара, вышедшего поговорить с Хранителем. Но в тот миг Наве Хранителем не был. В тот миг он терял единственную женщину, которую могло любить его сердце. Ему не стало дела ни до Эймара, ни до Фенелы. Даже прогнать их за содеянное он не мог. Он глядел не ядовитой змеей теперь. Он глядел теперь загнанным волком. И в то же время готов был броситься на всякого, кто осмелится перечить ему.

Он видел себя мчавшимся по склону Горы Спасения, туда, где цвел и зеленел лес, подаривший ему Аброн. Он гнал Пейра по этому лесу и не желал слышать хрипа несчастного животного. Он загнал бы его до смерти, не пощадил бы, если бы это помогло ему вернуть ее. Он был жесток теперь. Но щадила ли его самого жизнь? Его самого она разве не загоняла до смерти? Так, что изо рта пена идет, что глаза выкатываются? Да, он был беспощаден, потому что без Аброн человеком был лишь наполовину. Впрочем, не Иуда ли – более всех прочих человек?

Едва из-за деревьев показался маленький домик, Наве спешился и, не разбирая дороги, помчался к нему.