Абсурдная ситуация

Глава восьмая. Большие глупости, маленькая лож.

— Мне бы не хотелось становиться трупом, — в пол голоса прошептал Моник, когда, поднимаясь с кровати, я потянулась к комбезу.

— Я не убийца, Никки, — вставляя ноги в штанины и подтягивая зелёную ткань, ответила я.

— Кира, посмотри на меня, — попросил Моник, и в его голосе, как и пол часа назад не было ничего из женской томности.

Я повернулась.

Моник лежал на боку неприкрытый простынями. Его тёмные шоколадные волосы обрамляли похудевшее за последние сутки лицо, ключицы выделялись как у фотомоделей на обложках. Сильные руки, гибкий корпус, тонкая талия, узкие бёдра со следами моей крови – да, не то я выбрала время что бы забыться в чужих объятьях.

— Тебе нужно в душ, —  постаралась улыбнуться я.

Моник равнодушно осмотрел себя:

— Меня давно не смущает подобное, милая. В моей профессии к всевозможным естественным выделениям начинаешь относится по—другому.

Я скривилась. Отчего-то мне было больно слушать о его профессии. Правда не так больно, как о кое чьей невесте.

— Иди-ка сюда, куколка, — потянул ко мне руки гермафродит, и я послушно нырнула в его объятья. – Ты хорошая девочка, Кира. Достаточно умная, чтобы понимать, что романы с плохими мальчиками даже в кино не заканчиваться хеппи—эндами.

Я тихо всхлипнула, так же, как и час назад, когда Моник листал фото новостных сьёмок, показывая последствия успешных рейдов Гелиона, а следом за ней фото эффектной пары: высокого мощного Азима в бусах и браслетах и изящной, словно статуэтка, красивой восточной девушки с порочными чёрными глазами и нежной улыбкой. Вакуум бы побрал эту дочь Якудза, надеюсь хоть грудь у неё силиконовая!

Моник опустился ниже и раздвинув полы не застёгнутого комбинезона проложил дорожку поцелуев от груди к пупку:

— Я не хочу умирать, Кира, — прошептал он, спрятав лицо у меня на животе.

Я закрыла лицо ладонями, стараясь скрыть текущие без остановки слёзы. Как же мерзко.

— Моник, я не собираюсь тебя убивать. Во имя бескрайнего космоса, если ты переспал со мной из-за этого… я же не чудовище!

Моник не поднял головы, лишь потёрся щекой о мой лобок, холодя дыханием:

— Бедная влюблённая девочка, это уже давно не тебе решать. Ты позволила забрать власть на своём коробле очень давно, — прошептал он, аккуратно освобождая меня от одежды. – Я не знаю, как помочь тебе.

Я прикрыла глаза, понимая, что Моник прав. Пара быть честной с самой собой: да – я влюблённая дура и кажется это может стать фатальным. Надо что-то делать.

— Помоги мне так как ты умеешь, — обняла я его плечи, зажмуриваясь как перед прыжком в самую глубокую заводь. – Помоги мне разлюбить. Может ещё не поздно? Если любовь — это раковая болезнь, то у меня лишь самая первая стадия…

Моник прервал меня сладким порочным поцелуем, от которого внизу живота что—то заныло, а сердце укололо болью.

— Я буду шептать тебе «это не любовь», пока ты сама не поверишь, моя милая девочка, — покрывая жаркими поцелуями шею, Моник накрыл меня своим телом. – Говори мне тоже, милая. Вместо имени, стони эти слова. Я тоже хочу поверить, мне тоже нужно вылечиться… Ласковая глупая девочка…

Кода через пару часов я вышла из его каюты, то была уверенна что исцелилась. Пират больше не мерещился мне в момент кульминации. Мне не хотелось произносить его имя или доверять решать свои проблемы. Хотелось позвонить папе, а лучше поплакать у него на плече. Но вместо этого я пошла в морозильный отсек и достав из закрытого на ключ ящика заначку в виде килограммового брикета мороженных синтетических сливок уселась в столовой, выложив лакомство в большую эмалированную миску.

— Ого, да у нас тут пир! – шагнул в отсек Алекс, вытирая полотенцем мокрую голову и источая запахи влаги и душистого мыла. – Погоди, я Уила позову, он в рубке какую-то программу пилит.

Я поспешно рванула за ножом, отделять половину смороженного в камень пломбира. А то я не знаю Алекса! Этот прохвост будет грызть пятисантиметровую корку льда лишь бы побыстрее добраться до вмороженной в айсберг конфеты, замороженный кусок молока с сахаром ему вообще на один зуб.

Вывалив на стол все столовые ножи, я придирчиво выбирала самый прочный, когда сильные руки обвили талию, прижавшись всем телом к спине:

— Надеюсь не для меня выбираешь?

Я застыла с ножом в руке зависнув как взломанный андройд.

— Ку—кол—ка, — протянул пират, покачиваясь со мной из стороны в сторону.

Мне вспомнились школьные танцы на выпускном с такими же попытками к телодвижениям. Вот точь—в—точь. Даже руки так же шарили. Если сейчас он заикнётся про папину машину, тычась мне стояком в поясницу, испытаю стопроцентное дежавю.

— Убери руки, — кладя нож на столешницу (от греха подальше, я сейчас вообще нервная) я развернулась в кольце мужских объятий, отталкивая его в грудь.

Клановец удивлённо приподнял брови, но потом улыбнулся, чмокнув меня в лоб:

— А, это из—за твоих… как там их… циклочные?

— Месячные, — автоматически поправила его я, упираясь в него ладонями до побелевших пальцев.

— Ты сейчас на котёнка похожа, — продолжал веселиться мужчина, не размыкая рук, но когда я в очередной раз дёрнулась, замер, мигом растеряв задорные искорки в глаза (вакуум, почему я это замечаю?): — Что у тебя на шее, куколка?

Я по-детски прикрыла означенное место руками, опустив глаза, но наткнулась взглядом на большую жёлтую бусину из натурального отполированного камня.

— Красивые бусы, — каким—то охрипшим голосом озвучила я свои мысли, поднимаясь ладонями от бусины к бусине вверх: — На фотографиях хорошо выглядят.

Азим изогнул кончик брови, щуря тёмные глаза в тонкие щелочки. И вот что я в нём нашла? Скулы красивые, конечно, но, да и мои щёки не хуже. Если уж любоваться, то лучше на себя в зеркало, чем на всяких обманщиков!

Пират тем временем поднял руки к плечам, придавив их тяжёлыми ладонями – даже не дёрнуться. Его напряжённый взгляд шарил по мне словно рентген. Тонкие губы сжимались в белёсую нитку, а желваки на побагровевших скулах ходили ходуном.