Аэропорт

Аэропорт

  Аэропорты! Признайтесь, в них есть своя магия! Через гигантские помещения, каждый день, тысячи людей проходят к громадным стальным птицам. А люди, которые нашли в себе смелость покорить этих исполинов? Разве они не вызывают у вас чувства гордости за человечество? Мы покорили воздух, его бесконечную тягучую синеву. Мы парим, летим и мчимся сквозь облака, покрывая расстояния в тысячи миль за считанные часы. Наши предки могли лишь мечтать об этом! Воистину, человек овладел магией воздуха, а аэропорт можно считать храмом этой магии!
  
  
  Николай раньше любил аэропорты. Он провел четверть своей жизни в этих местах, и каждый раз у него захватывало дух, а пульс ускорял свой бег. Возможно, все дело в генах. Отец у него был летчиком, магом воздуха, кудесником летающих аппаратов. А вот сам Николай был клерком. Обычным клерком, каких мы сотнями видим на улицах, спешащих на работу, в офисах с угрюмыми лицами и в барах после долгой рабочей недели. В детстве Коля не хотел быть клерком. И это естественно, ведь кто на свете мечтает сидеть в офисе с 9 до 7, перебирая тонны бумажек? Он мечтал о небе, о бесконечной синеве, о гудящем за спиной двигателе и ручке штурвала. Но мечты порою жестоки и несбыточны. У нашего героя было слабое здоровье, и в летное его бы не взяли. Так говорила мама. А раз мама сказала, что не возьмут значит так и будет. Мама - это авторитет! И после школы наш герой отправился в экономический институт. Экономику он не любил. Впрочем, экономика его тоже не любила. На третьем курсе от него залетела какая-то девчонка, и он женился. Не по любви, нет. К сожалению, браки по любви в наши нелегкие времена редкое явление. Вы ведь наверняка видели множество подобных семей? На отдыхе, например. Да-да, это те самые дети, которые неуправляемы ровно настолько, насколько неуправляем болид формулы 1 на скорости в 300 км/ч летящий в стену. А их родители - это те люди, что орут на этих детей так, как не орет на солдат офицер в армии. Можно подумать, этот крик что-то изменит. Обычно, они ни капли времени не тратят на воспитание своих детей, потому что вечно заняты работой. Поэтому воспитание ложится на хрупкие плечи бабушек и дедушек, которые зачастую с ними справиться не могут. Попробуй справься с болидом формулы 1 в 70 лет. Ага, конечно. Но мы отвлеклись.
  
  
  В общем и целом, наш Николай - это обычный среднестатистический несчастливый российский мужчина. Дети - оболтусы, жена дико подурнела и располнела, зарплата небольшая, по уши в кредитах и тому подобное. Все как у людей. Нет, работа у нашего героя конечно не такая сложная, как у наших врачей, например, или учителей. Просто она ему надоела. Ну, знаете, так бывает, когда приближаешься к заветным 40 годам и понимаешь, что по собственному желанию в этой жизни ты делал только кучи. Сами догадайтесь какие.
  
  
  Последние пару лет Николая прямо-таки загоняли по командировкам. Он побывал практически во всех уголках России, пару-тройку раз летал в Китай и Индию, часто носился в Америку и Англию. Конечно, ему подняли зарплату. Начали ценить и уважать. 'Николай Павлович, может быть кофе? Николай Павлович, а во что посоветуете вложить ценные бумаги? Николай Павлович, а....' и тому подобные песни. Предлагали всё, что можно, спрашивали совета, уважительно раскланивались и расшаркивались. И казалось бы - успех! То, к чему мы все стремимся в жизни. Я имею в виду нас - среднестатистических. Почет, слава, карьерный рост. Конечно, ему это льстило. Но была и обратная сторона медальки. Горькая, как стряпня его жены. Он начал чувствовать, что стареет. Нет для мужчины ничего страшнее, чем когда его начинают называть по имени-отчеству. Всё. Вот тогда-то и начинается кризис среднего возраста. Помимо этого, наш герой начал чувствовать тиканье часов под названием жизнь. В молодости оно такое, знаете, слабое. Почти незаметное. А годам к сорока уже начинаешь слышать его хорошо. 'Тик-так - упущенные возможности, тик-так - утраченные варианты'. Ну и плюс слабое здоровье, на которое так сетовала Колина мама, начало давить на горло. Всё чаще это здоровье сжимало железной рукой сердце, и все чаще приходилось нервно искать в сумке колбочку нитроглицерина.
  
  И если уж совсем честно, Николай окончательно задолбался. Его задолбали эти Хитроу и Домодедово, эти японцы, китайцы, американцы, каждому из которых нужно поклониться, разлюбезничаться и облобызать туфли. Его задолбала жена, которая требует все больше и больше, и больше, как будто он и так мало из туфлей выпрыгивает, чтобы заработать ей денег. Его задолбали сын и дочь, которые выросли настоящими дармоедами: одна бросила институт и умчалась с каким-то папиком на Бали, а другой уже третий раз лечится от наркотиков. Он, мягко говоря, смертельно устал.
  
  
  И вот, у него в очередной раз прихватывает сердце. Кажется, в аэропорту Кеннеди. Да, определенно. Он доходит до рядков сидений в зале ожидания и тяжело падает на одно из них. Медленно шарит рукой в сумке, где должны лежать таблетки. Думает:'Эта работа меня убьет'. Спустя 2 минуты мытарств наконец находит желанный дар Авиценны и, закрыв глаза, проглатывает горстку таблеток. Открывает глаза и замирает. Потому что он больше не в аэропорту Кеннеди. Он в аэропорту, да. Но точно не в Америке. Он вообще черт знает где.
  
  
  Огромный, невероятно большой зал. Из одного его края невозможно увидеть другой. И люди. Тысячи людей. Сидящие на стульях в зале ожидания, бредущие по залу, и стоящие в очередях к стойке регистрации. Столько людей в аэропорту наш герой абсолютно точно никогда не видел. 'Чертовщина какая-то' - думает Николай, и в чем-то, наверно, он прав. А как еще объяснить столь странное перемещение в пространстве. Сидишь с таблеточками в Кеннеди, а оказываешься непонятно где. Это немного обескураживает. 'Интерьер, конечно, неслабый' - проносится в его голове. И правда. Интерьер впечатляет. Резные колонны а-ля Древняя Греция, имеется в наличии даже фонтан, весьма, так сказать, габаритный. Роскошь, шик, вкус. Вот только люди какие-то странные. Вон парень стоит. Одежда вся лохмотьями, будто его собаки драли. Или резал кто. И без чемоданов. А вон вообще старушка в одной ночной рубашке и чепчике о чем-то деловито разговаривает с джентльменом в викторианском костюме. И оба тоже без чемоданов. 'Уже сдали в багаж? Да нет, вроде на регистрацию стоят. Странно,' - думает наш герой. - 'Может, я сплю?'. Он попытался ущипнуть себя и заметил, что пузырька таблеток в руке нет. Да и весь его скарб куда-то подевался. А что происходит, если у русского человека пропадает сумка? Правильно! Апокалипсис.
  -Безобразие! - кричит Николай. - Полиция! У меня сумку украли!
  
  
  Люди мгновенно оглядываются на него. Слышится возбужденное перешептывание. Взгляды довольно осуждающие. Такие взгляды обычно дарят за шум в библиотеке. Становится как-то жутко неудобно, сразу и надолго. Вот и Николай сконфузился, съежился. И сел назад на свое место.
  
  
  -Ох и силен ты горланить, сынок!
  
  Николай вздрогнул. Слева от него сидел старик в летной форме. Форма была потрепанная, поеденная молью, но все равно выглядевшая внушительно. Странное дело, но секунду назад в соседнем кресле никого не было. И вот на тебе.
  
  
  -Вы... Вы... Вы... - начал мямлить наш герой.
  
  
  -Я, я, я. Расслабься, милок, я тебя не съем. Ты в порядке? Больно цвет лица у тебя серый. - старик с лукавым прищуром глядел на испуганного мужчину. - Может водички принести?
  
  
  -Не... Не... Не надо... - сипло выдавил Коля. - Кто вы такой? Что это за место?
  
  
  -Что это за место? Аэропорт. Ты что слепой? Ты случайно сивуху из местного киоска не пил? - старик положил ему руку на плечо. - Дионис вечно бодяжит. Так что даже не думай там что-то покупать. От нашего дьюти фри можно чертей раньше времени увидеть! А я Харон. Я здесь работаю.
  
  
  - Дионис? Харон? - Коля побледнел еще больше.
  
  
  -Ага. Дионис - грек. В Греции жил, да потом, по несчастливой случайности, к нам перебрался. А у меня родители просто с приветом были. У всех дети были Владимиры, Владлены ну и так далее, в честь вождя, так сказать. А меня Хароном обозвали. - старик скорчил злобную рожу и сплюнул под ноги. - Так и существую. Хароном Олеговичем. Ладно. Пора и к делу переходить. На вот, держи. Ты обронил. - Харон протянул ему билет. Николай не среагировал. Тогда старик засунул билет ему в сжатый кулак: - Топай к стойке регистрации. Там тебе все расскажут, покажут, а у меня еще дел куча. Бывай путешественник!
  
  
  Харон медленно, с достоинством встал. Оправил китель. И вразвалочку двинулся к следующим местам в зале ожидания. А Коля так и сидел, как дурак, с засунутым в кулачок билетиком. Мало-помалу он оттаял. Разжал кулачок и начал разглядывать билетик. Ясно увидел свое имя и фамилию. А вот дальше пошли новые странности. Весь билетик был исписан латынью. Латыни наш дипломированный экономист, конечно не знал. Да и кому в наше время нужна латынь? Врачам? Боже упаси, они и так справляются. У настоящего врача (а не разглагольствующего академика) просто нет времени вспоминать, где и что у человека зовется на латыни. А на билете на русском была только одна надпись. 'Стойка ном. 9' - прочел он. Подавив волнение, наш герой двинулся к толпе, составляющей очередь к указанной стойке.
  
  
  Очередь была пестрая, но сравнительно небольшая. Вон парень в клетчатой рубахе с красным пятном под подбородком беседует о чем-то с растой, украшенным дредами и попыхивающим самокруткой. Вон безумно кучерявый, смуглый юноша с роскошными бакенбардами о чем-то спорит с печальным молодым человеком, лицо которого обрамляли тонкие усики. А непосредственно перед Николаем в очереди стояли седой мужчина с пышными усами и трубкой и бойкий бородатый старик с залысинами.
  
  
  - А я тебе говорю, что коммунизм - это власть рабочего народа! Нельзя все просто взять в свои руки и рулить. Должна быть свобода! Иначе чем мы отличаемся от того, с чем боролись! - картавил старик с залысинами.
  
  
  - Вот этот народ тебя и погубил. Вот тебе и свобода! Понравилась она тебе, Володя? А если бы ты их из рук своих не выпустил, ничего бы и не было! - с легким грузинским акцентом втолковывал седой мужчина, попыхивая трубкой.
  
  
  У Николая закружилась голова. 'Да нет. Это все бред какой-то. Они же давно того. А я похоже совсем. Это. Двинулся,- бормотал он. - Не слушай их, не слушай'. Очередь медленно, но верно двигалась. Впрочем, очередь это особое явление. Когда ты постоянно думаешь: 'Вот бы быстрее. Ну чего они тянут. Ну, вот оптовик затаривается' и т.д., очередь движется со скоростью черепахи, а то и вовсе стоит, как вкопанная. Но стоит отвлечься, призадуматься о тонких материях, сущности бытия, вопросах бесконечного расширения вселенной как... 'Молодой человек, вы задерживаете очередь!' - и тычок в спину. И так всю жизнь. Мы в вечной очереди. То стоим, то медленно движемся, а бывает наша очередь подходит так быстро, что мы этого даже не замечаем.
  
  
  Впереди был проход в другой обширный зал. Он шел правее стойки регистрации, и его преграждала гигантская рамка. На ней имелось две лампочки. Там, за ней, вдалеке, народу тоже было видимо-невидимо. Вот только делился он на два разных потока: один поднимался наверх по лестнице, над которой висел указатель с рисунком ворот, а другой опускался по лестнице вниз. Над ней висел угрожающий знак трезубца. Над человеком, проходившем через рамку, зажигался огонек. Если он был красным, человек шел в сторону нисходящей лестницы. А если он был зеленым, то, соответственно, человек уходил к лестнице, ведущей наверх. Николай так увлекся созерцанием этого бюрократического чуда, что едва не пропустил свою очередь.
  
  
  Парень в клетчатой рубахе уже спускался по лестнице и махал на прощание негру с дредами, который поднимался по лестнице вверх. Человек с бакенбардами и гусар тоже отправились наверх, а вот оба старика пошли вниз. Девушка за стойкой мягко улыбнулась Николаю. Она была прекрасна. Наверное, так прекрасен рассвет над океаном, где-нибудь на райском тихоокеанском острове.
  
  
  - Ваш билет, пожалуйста, - сказала она стушевавшемуся Николаю. Тот несмело протянул ей билет. - Проходите, пожалуйста, через рамку.
  
  Наш герой нетвердым шагом пошел к монструозному агрегату. Внутри Николая все дрожало. Аппарат тихо гудел.
  'Боже, я не сплю. Боже, это явь. Прости! Прости, что я не верил!' - крутилось у него в голове. Он зажмурился. Прошел через рамку и... Ничего не произошло. Девушка за стойкой нахмурилась.
  
  
  -Вы не могли бы пройтись еще раз? - вежливо попросила она, но в глазах была видна тревога. Николай вернулся на два шага. И вновь прошел рамку. И вновь ничего не произошло.
  
  
  -Ой. Кажется, с вами что-то напутали. По нашей базе у вас билет на другое время! Николай? Николай?!- Николай уже не слышал ни девушки, ни гудящего аппарата, ни толпы. Он медленно проваливался в ватную бездну.
  
  
  Николай пришел в себя в палате. Он весь был обвешан датчиками, как новогодняя елка игрушками. Что-то попискивало, потрескивало и всячески стремилось доказать ему, что он жив и здоров. Лампочка в помещении мигала. Стояла мертвая тишина. Изредка через стеклянную дверь было видно проходящих мимо медиков. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдохнул. В груди немного жгло, но все же он понял, что находится в реальности. 'Боже. Все это был только сон. Спасибо тебе, Господи!' - пронеслось у него в голове.
  
  
  -Да нет, сынок. Это был не сон, - проговорил мягкий голос слева от него.
  Николай медленно испуганно повернул голову и увидел старика Харона. Только теперь он был в больничном халате. Старик лукаво щурился, как и тогда, в небесном аэропорту. На халате красовался бейдж. 'Харон' - гласили буквы.
  
  
  - Да, да. Это был не сон. Вернее, не совсем сон. - повторил печально Харон. - Это было... Хм... Можно ли назвать это божьим провидением? Не знаю.
  
  Харон подошел к кровати Николая и присел на стульчик. Он внимательно смотрел на нашего героя, и внутри, в области сердца, у Николая начало холодеть. Его накрывала паника.
  
  
  -Знаешь, я всегда любил футбол... Пускай многие говорят, что игра затянутая, нудная. Но ты знаешь... Она очень напоминает жизнь. У каждого свой матч. У кого-то он полон острых моментов. У кого-то это вялая пробежка по полю. Мы забиваем, и жизнь иногда забивает нам. И травмы получаем. А бывает, жизнь влепляет нам карточки. Кому повезет, влепят желтую. Это предупреждение. А кому нет, тому красную. И все. Игра закончилась.
  
  
  Николай молча смотрел на Харона. Харон улыбнулся слегка печально.
  
  
  -Тебе, Коля, повезло. Жизнь влепила тебе карточку. Но она оказалась желтой. Ты смог заглянуть за край. И вернуться. Жил ты неправильно. Без удовольствия жил. Играл без огня. Поэтому едва матч не проиграл. Но сейчас... Сейчас жизнь дает тебе дополнительное время. У тебя есть шанс отыграться. Используй его, пожалуйста.
  Харон встал, поправил халат и сжал бледную руку.
  
  
  -Выздоравливай, сынок. - печально сказал он и двинулся к выходу. Николай смотрел ему вслед, и слезы безумной, горячей волной катились из его глаз. Картинка размывалась. Харон дошел до двери. Обернулся. И, подарив последнюю улыбку, исчез за дверью. Лампочка в палате перестала мигать.
  
  Как позже рассказали врачи, у Николая случился обширный инфаркт прямо в Аэропорту Кеннеди. Ему безумно повезло, так как рядом с ним сидел квалифицированный врач. Он сразу заметил признаки приступа и принял меры. Правда, сердце остановилось. На целую минуту. Но он, каким-то чудом, выкарабкался. Пока шло восстановление, Николай много думал. Он подолгу сидел в больничном парке. Смотрел на мир новыми глазами, слышал новыми ушами, чувствовал сильнее. Будто где-то шнур его жизни воткнули в розетку. Уже давно он не чувствовал себя настолько живым. Как чудно устроен человек! Чтобы понять, как ценна жизнь, нужно ее потерять. Чтобы осознать, что она одна, что ей нужно дорожить. Лишь почувствовав вкус смерти, человек по настоящему понимает цену жизни!
  
   И Николай понял. И он захотел жить. Он глубоко вздохнул. Он доиграет свое дополнительное время. Непременно. И это дополнительное время обязательно будет в его пользу. Николай тихонько поднялся со скамейки и медленно пошел по парку к клинике. Похоже, его жизнь только начинается. Да будет так!