Агентство Момент

Агентство Момент

Тусклый прямой пенал и несвежая штукатурка — серовато-голубая в мреянии засыпающих ламп метро. Угольная бездна с желтыми светофорами в конце туннеля. Единственная душа на весь подземный переход в теплой ночной Москве.

Лида вышла на умытую летним дождиком улицу, свернула к автобусной остановке и присела на лавку с новой, уже впитавшейся синей краской. Рядом с Лидой ждал полуночный рейс жилистый мужчина в спортивной футболке Найк — Just Do It. Сильно подшофе — от него разило дешевой настойкой и терпкой папиросой, скудоумием и наглостью. Он рыгнул, ухмыльнулся безобразным усом и развязно подмигнул попутчице.

«А ведь это чей-то отец и муж» — с горечью подумала Лида и опустила глаза. Она сделала вид, что рассматривает корсет на черном траурном платье и вдавила мозоли в туфли, пыльные после затянувшихся похорон матери. «А ведь это чей-то отец», — снова подумала Лида, и глаза ее — серо-зеленые, как у мамы, наполнились непрошенными слезами. Откуда они снова? Ведь выплакала все до дна души, с самого утра изводилась плачем. Сначала в машине брата, пока ехали к кладбищу, затем под монотонные причитания плохо знакомых родственников, а потом над воском лица покойной наплакалась Лида вдоволь. А вот и щемящий ком. Опять. Лида вытерла слезы ладонью, отошла за угол остановки и там шепотом завела беседу с внутренним голосом.

— Это уже произошло, девочка, ничего не изменишь. Надо смириться. Знаю, тяжело, но ей пророчили три года, а прожила все десять — и побыла на твоем выпускном, и застала твою первую работу, и отметила твои двадцать пять. Люди погибают, Лида.

— Почему этот пьяница живет, а моя мама — нет? — со злостью спросила она у самой себя. — Почему он — да? Кто так решает?

— Жизнь, девочка. Так решает пакостница-жизнь.

— Почему она решила в пользу него — бескультурного, вонючего, глупого?

Внутренний голос замолчал. Лида с хрустом выгнулась и потянулась, вознеся замок ладоней к густой небесной гуаши. Она уронила руки вдоль стройных бедер и выбросила мятый пластырь из туфлей в черный рот мусорника.

Вдали виднелся нужный автобус. Он остановился в двух метрах от крена козырька, забрал Лиду в безлюдную духоту и вильнул вправо на перекрестке.

— Что будет с ним? — ожил внутренний голос. — Придет, свалится на простынь, проспится и опохмелится, наденет чистую футболку, стиранную женой. Включит футбол или хоккей, возьмет из холодильника добавку холодного…

Лида вдруг явно представила похмельное воскресенье того типа. С резиновым шлепком холодильника и стеклянным упоением утра. Она с ненавистью плюхнулась на свободное сиденье и прислонилась светло-русой головой к окну.

Бедная, бедная Лида.

Терпи, девочка, терпи.

Приютив неостывшую скорбь под потолками квартиры, Лида поселила одежду на спинки стульев, вытерла туфли влажной тряпкой, обогрела себя пледом. В руках загорелся живой белизной телефон.

«Смешные панды, смотрите видео из зоопарка…».

Лида перелистнула.

«Новое средство для укладки волос…»

Лида перелистнула.

«Хочешь пообщаться с умершим? Гарантированный диалог, никаких зеркал и спиритических досок…»

Лида вытянулась струной, поднялась над коленями и отбросила одеяло. Что это? Случайное совпадение?

Она нажала на странную рекламу, интригующую банальной нелепицей. Сама не понимала зачем, но направила палец вниз, пропустила жирный заголовок. Серебряный на магическом фоне со звездами. Этот сайт унижал скорбящего уродливым гротеском волшебства. Выпуклой подделкой реальности. Посреди звезд разлился водопад белых волос какой-то ведуньи. Она жадно охватывала оракул и смотрела охоче до чужого кармана.

Лида цокнула языком. Что этим пираньям до людской беды? Еще мама говорила: «не смей доверяться магам — они бьют сердца по стандартной схеме». Ты права, мама, и чего я? Лида нажала на крестик вверху экрана, приложила щеку к прохладе подушки и скоро задремала нервными паузами. Ей чудилось между снами, что голоса летят в открытую фрамугу, просачиваются сквозь ситец в ухо и щекочут призывами… Позвони им, Лида. Позвони этим магам.

— И зачем им звонить?

— Чтобы поговорить с мамой, ты же не успела задать ей пару вопросов, помнишь? — просыпался внутренний голос.

— Слушай, они мошенники, очевидно и точно. Обдерут меня как кустик и вгонят в долговую яму. Это их кредо — наживаться на беспечности горя.

— Ты даже не звонила, девочка…

— Я уже не малышка… С этого дня мне придется стать взрослой — хватит выставлять себя школьницей, хватит жалеться и верить в небесную милость. Мне через месяц двадцать шесть, а ты все — девочка да девочка.

— Ты для меня навеки малышка, — проплыло над темным потолком, и Лида резко открыла глаза. Теперь она касалась коленей высокой грудью, тянула рукава пижамы к кистям и вслушивалась в грозовые перекаты. Ветра шептали нечто особое, ритуальное, способное быть понятым только ночью. Кружили молниями у занавешенных окон и осыпали манящими бриллиантами: позвони им, Лида, позвони…

— Это дремучая ерунда, — сопротивлялась Лида, прижимаясь пижамой к простыни. — Я не буду тратить время на самообман, я не буду тратить время…