Академия для попаданки

1.

— Раз, два, три. И раз, два, три. Да за что мне такое наказание? — сердито шипит старенький учитель танцев, до боли сжимая мои пальцы и безуспешно пытаясь сдвинуть меня с места.

Но где ему, низенькому и худосочному, справиться с весьма крупногабаритной мной, ведь я на целую голову его выше и почти в два раза толще.

Нет, я нисколечко не сопротивлялась его усилиям, просто некстати задумалась. С кем не бывает?

Со мною подобное сплошь да рядом происходит. Как пытаюсь осмыслить произошедшее, так будто из реальности выпадаю: ничего не вижу и не слышу. И хорошо, если только на миг, а не на час, например.

Все никак не привыкну, что мне теперь не пятьдесят шесть, а снова шестнадцать. И я больше не замученная семьей и жизнью дама весьма почтенного возраста, а полная сил и дури (чего уж скрывать!) девчонка с прыщами и лишним весом.

Да, я — та самая попаданка, которую в каждом втором дамском романе встречаешь. Но не красоты, не супер способностей мне почему-то не досталось.

Видимо, именно на мне все плюшки разом закончились. Мне и в прошлой жизни с талантами да благами не везло, даже в магазине все дефицитное прямо передо мной заканчивалось.

Только уроки бальных танцев — не место для размышлений. Доставшееся мне тело столь неуклюже и неповоротливо, что чуть зазеваешься — и сразу равновесие теряешь. Вот и сейчас спотыкаюсь и чуть не упадаю.

Танцы — повороты, поклоны, пряжки — занятие опасное. Зачем мне к куче разнообразных проблем еще и травмы? И я, послушно стараясь не сбиться со счета, делаю шаг, второй, а вот на третьем снова задумываюсь: шагать или поворачиваться?

Так и стояла бы я столбом, вспоминая последовательность танцевальных фигур, но дверь, ведущая из залы в восточное крыло дома, вдруг резко распахивается, и на пороге возникает столь монументальная фигура, что легко сдвинула бы с места не только меня, но и весь наш особняк одним движением мизинца.

Маменька моя пожаловала, точнее того тела, в котором я в этом мире очнулась. Мне до сих пор кажется, что все происходящее — сон, поэтому и веду себя легкомысленно: отдыхаю да развлекаюсь.

В прошлой жизни я в этом возрасте не только училась, но и подрабатывала, оставшись рано без родителей. Здесь же все мои занятия сводится к урокам танцев и этикета, а работать меня никто не заставляет.

— Вольдемар Полуэктович, каковы успехи нашей Милочки? — густым басом интересуется, войдя, маменька.

Милочка — это я. Забавно, что раньше меня тоже Людмилой звали. Людмила, Люда, Людочка. Милочкой никто назвать не отважился, поскольку не раз во всеуслышание заявляла, что мне такой вариант сокращения имени собачью кличку напоминает.

Но у маменьки свое представление о прекрасном, поэтому я теперь Милочка, а родителей надо называть исключительно маменька и папенька. Так, дескать, в благородных домах нынче принято.

— Мадам, боюсь, что в данном случае я совершенно бессилен! — трагически заламывает руки учитель танцев, — у вашей Милочки только на ноги наступать мастерски получается.

Да всего-то раз ему ногу оттоптала, а потом долго и униженно извинялась. Хочу возмутиться, но поймав холодный маменькин взгляд, благоразумно молчу. Внутри все испуганно сжимается.

Нет, я ни капельки не боюсь эту суровую даму с замашками фельдфебеля. Сама троих детей воспитала и прекрасно знаю, что суровость часто напускной бывает.

Но память тела не обманешь, а оно помнит: наказания для Милочки бывали весьма неприятными и болезненными. Одно стояние голыми коленями на горохе чего стоит!

Не желая испытать на себе что-то подобное, я стараюсь быть максимально послушной. Но где я, и где послушание?

Особенно, если дело касается многослойных пышных нарядов, в которых ежедневно ходить приходиться. Мало того, что они мне не идут из-за лишнего веса, так их и носить невозможно: юбки постоянно в ногах путаются, корсет немилосердно жмет.

Мне, привыкшей к удобным джинсам и просторным футболкам, подобные платья инструментом для пыток кажутся. И я потихоньку обрываю безобразные рюши и извлекаю из корсетов жесткую проволоку. Меня бранят за неаккуратность, но никто пока не догадался, что это хорошо спланированная диверсия, направленная на уничтожение всего ненавистного гардероба.

А бранят меня часто. Вот и сейчас маменька долго и нудно отчитывает за отсутствие старания и таланта к танцам, потом раздраженно добавляет: «Делай, что хочешь, хоть со стулом танцуй, но чтобы до бала хотя бы один танец выучила!»

Да если бы я могла делать что хочу, на этот чертов бал меня бы никакими коврижками не заманили!

Но я, как самая послушная дочь на свете, киваю и соглашаюсь, хоть внутри вовсю паникую. Бал через три дня, выучить за это время те движения, которые за неделю не смогла, для меня нереально.

Хоть бери и действительно со стулом танцуй! Да за что мне такое наказание?

Маменька стремительно идет к двери, за ней еле успевает Вольдемар Полуэктович. Оставшись одна в огромной зале, я усаживаюсь прямо на пол и крепко-накрепко задумываюсь: «Что делать?»

Избежать участия в танцевальном мероприятии никак не получится, потому что маменька спит и видит, как бы меня за богатого и родовитого замуж выдать. А где женихов искать, если не на балу?