Академия Орфей

Глава 1

Последние аккорды «Осенней рапсодии» Венечки Нейо вышли особенно звучными. И опуская руки, я окончательно уверилась в том, что классическую музыку ненавижу. Одновременно с этим, торжество от содеяного наполнило душу непередаваемым блаженством. Всё! Теперь-то, окончательно всё закончено с этим, так называемым, академическим  творчеством.

Конец моим многолетним мучениям, пыткам гаммами и сольфеджио. Конец конкурсам, концертам, семейному музицированию по праздникам и без, и прочим ужасам музыкально одарённого ребёнка, отпрыска гениального всеми признанного композитора!

Я сделала всё, что могла. И я безмерно довольна. Такой интерпретации всемирно известного произведения моего гениального папочки, мэтры консерваторского искусства перенести не могли, о чём свидетельствовала мёртвая тишина зала и злобное пыхтение корефеев.

В этой же тишине поднялась, поклонилась слушателям. И перед тем, как удалиться со сцены, всё же взглянула на приёмную комиссию, состоявшую исключительно из деканов Музыкальной Академии Орфей, в полной уверенности, что меня останавливать не станут.

Ошиблась.

Лица академической элиты порадовали хмуростью и вытянутостью. Они все сулили мне скорый отъезд в деревню, чем грозил меня наказать отец. Мне же это наказание было, как нельзя, кстати, именно из-за тишины сельской глубинки и отсутствия там всех музыкальных инструментов, кроме рожка пастуха. Но его-то, как раз, можно было вытерпеть. И именно там, я могла заняться своим любимым делом и подготовиться к поступлению в Военную Академию, теперь уже в будущем году, к моему великому сожалению.

- Знаете, а мне понравилось! – неожиданно заявил господин, которого как-то вначале было не видно. – Весьма интересный эксперимент.

- Да, что вы такое говорите! –  тут же возмутился декан фортепианного факультета. – Это… гиблый диссонанс – знает что! Это…

Так замысловато ругаться, как этот изысканно одетый господин, никто из моих знакомых определённо не может – слышала один раз, когда ему крышка рояля упала на пальцы. Куда там сельским пастухам или сапожникам,  до его эпитетов и олицетворений! Только вот аудитория произнесения таких «комплементов» моему творчеству допустить не могла.

- Это просто, немыслимо! – закончил фразу своего коллеги декан факультета народных инструментов, очень показательно хватая его за локоть.

- Безобразие!!! – вспылил декан оркестровых. – Так извратить самое трогательное произведение …

- Чудовищно!!! – потрясая кулаками, негодовал декан певческого отделения. Недавно поссорившийся с моим папулей из-за какого-то диссонирующего аккорда в новом хорале.

- Своими бы руками придушил… - прошипел лидер дирижёрского.

- Выпороть будет мало!!! – вызверился, пылая от гнева глава струнных.

- Если бы я не знал, что это … эта особа - дочь нами любимого Венечки Нейо, то подумал бы, что над нами издевается какой-то изощрённый садист! – высказался ректор Собелиус Рогос, подводя итог моему эксперименту. И вот он-то, как раз, не стал стесняться в выражениях.

Я ответила ему сияющей улыбкой. Если бы он только знал, как ему благодарна та особа, которую он сейчас поливал отборной бранью! Право слово, даже предположить не могла, что этот умудрённый тысячелетиями жизни эльф, вообще знаком с такими оборотами речи. Браво! Браво, маэстро!!!

Слушая такой приятный моему сознанию хор возмущённых мэтров, я уже видела себя на песчаном бережку речки Сливовки с арбалетом в руках. Или, нет! – ещё лучше:  бегущей наперегонки с зайцами, или сигающей с разбега через многочисленные овражки…

Из мечтаний меня вырвал голос того, кому, как ни странно, моя инициатива угодила. Господин поднял свой баритон намного выше истерящих деканов и многословия ректора, невольно оказавшихся перед  дилеммой: поссориться со своим другом, выдворив меня с позором или закрыть глаза, а лучше – уши, на мою сегодняшнюю выходку и обзавестись студенткой, которая из вредности будет им мотать нервы все будущие годы обучения.

- Не-ет, господа! – Неизвестный поднялся на ноги и навис над комиссией всей своей неожиданно внушительной комплекцией. – В корне с вами не согласен! Лично меня не только всё устраивает в подобной трактовке рапсодии, но и более того! – я восхищён недюжинным талантом этой молодой особы. Вы, как хотите, а я зачисляю её сразу без всяких дополнительных экзаменов на второй курс своего факультета! Та необходимая экспрессия и импровизация, которой мы стараемся обучить своих студентов хотя бы к третьему курсу, ей уже освоены!

- Отчего ж, тогда не на третий курс сразу, - ядовито съёрничал  декан композиторского, а то и сразу на пятый – чего мелочиться? Выше поставим – быстрее выставим!

- Да, коллега, вы, как и всегда, правы! – внезапно согласился оппонент.

Мой защитник, во всеобъемлющем  порыве вдохновения шлёпнул ладонью по краю  столешницы. Рука у него оказалась тяжелой. И, видимо, он чего-то явно не рассчитал, потому что столешница жалобно скрипнула и в воздух фейерверком взлетели все листы, писчие принадлежности и прочие предметы, разложенные перед комиссией.  Особенно красочно катапультировался графин с бодрящим напитком. Он кувыркнулся в воздухе и феерично рассеивая капли алой жидкости, пролетел над всеми мэтрами, заставив их пригнуться, преодолел расстояние до стены, впечатался в неё и нашёл упокоение в удивительно мелких осколках на полу.

Что такое бодрящее пили деканы – осталось неизвестным. Только кроваво красное пятно на ранее белоснежной стене намекало на не совсем соответствующее содержимое графина.

Я просто обалдела: «Вот это силища!» Градус уважения к защитнику в моей душе поднялся до невиданных высот.

Виновник учинённого безобразия несколько запоздало, с моей точки зрения, щёлкнул пальцами, и всё разлетевшееся вернулось на свои места, за исключением графина, который восстановлению не подлежал. И как ни в чём, ни бывало, продолжил свои умозаключения под взглядами присмиревших членов приёмной комиссии, которые такими способностями не обладали.