Аллергия

Аллергия

Июль. На улице - жара под сорок градусов. На улице - разноцветие одежд. Снуют туда-сюда потные, грязные и вонючие люди. Меня передергивает от отвращения. Сама иду в кроссовках, колготах, шортах, кофте с длинными рукавами и перчатках. На носу горнолыжные очки, лицо до глаз замотано шарфом, на голове шапка.

Я спешу на встречу с подругой. Только ей могло прийти в голову гулять в центре города в час пик. С автобусной остановки мне навстречу идет целая толпа людей. Все спешат домой, поскорее укрыться от жары, вечернего, но еще жгучего солнца. Люди идут, не замечая меня, толкают… Я стараюсь увернуться, но не всегда выходит. Хорошо, что с собой блокатор. Закидываю таблетку в рот и разжевываю твердую оболочку. В рот льется густой сладкий сок. Блокатор уже как наркотик. Вызывает привыкание из-за постоянного применения, но делать нечего. Хочешь жить - держи болезнь под контролем.

Толпа постепенно тает, меня толкают вновь, и я вижу, как навстречу несется юноша на велосипеде. Не успеваю сделать ни шага в сторону, велосипедист с ошарашенным взглядом выворачивает руль, но все равно налетает на меня.

Боль в ноге, перехватывает дыхание, как удар по легким. Падаю на землю и по инерции откатываюсь в сторону. Из глаз брызжут слезы, приподнимаюсь и срываю очки. Задыхаюсь от порывов ветра. На ладонях ссадины, разорваны перчатки, ободраны колени, огнем горит кровоточащая рана на ноге.

Кто-то хочет помочь, но, увидев обнаженную кожу, люди бросаются врассыпную. На лицах отрешенное выражение, безучастность. Они все равно ничего не смогут сделать. С удивлением вижу, что юноша, слетевший с велосипеда, бежит ко мне. Из разорванного рукава его куртки течет кровь, но он настойчиво интересуется, как я себя чувствую, пока ко мне не возвращается дар речи. Он протягивает руку в перчатке, и я без опаски принимаю помощь. Встаю с трудом, почти не могу опереться на ногу. Юноша поддерживает меня и ведет к поваленному дереву в стороне от дороги.

- Я сейчас вызову машину. Все будет хорошо, слышишь? - говорит он.

Кружится голова, слова доходят сквозь толщу воды, усилием воли заставляю себя смотреть. Горький вкус крови во рту придает, как ни странно, бодрости.

- Пока доедет машина, мы быстрее зашьем себя сами, - шучу я, и парень улыбается.

- Как нога? - он осматривает ее и осторожно касается ниже колена.

- Нормально, - вру, насколько позволяют силы. - Ты не обязан присматривать за мной. У тебя кровь… - киваю на его плечо.

- Я уже давно не чувствую боли, привык.

И все равно гоняешь на велосипеде. Так странно - давным-давно я видела последнего, кто занимался спортом, ведь сейчас это скорее глупо, чем смело.

- Почему ты помогаешь мне? - спрашиваю, оглядывая пустую улицу. Вокруг ни души, пейзаж пустынный и мрачный, не хватает лишь перекати-поле.

- Я врач. И никто из нас не виноват в этой аварии.

ВРАЧ? Земля охвачена пандемией, а он, - такой молодой, - врач? Безумец! Я не помню, когда прикосновения других людей стали вызывать зуд, раздражение и вспышки боли. Но время, когда матери утешали детей, прошло. Никто не утрет слезы, не пригладит пушистые детские волосы, — волдыри на коже слишком болезненны. Прогулка на улице стала опасной затеей. Полученные раны заживают долго, работа докторов оплачивается в разы больше. Каждый из них теперь рискует жизнью каждый час.

- Ты в шоке потому, что я врач или потому, что твоя нога разрывается от боли?

- Пятьдесят на пятьдесят…

- Я работаю бесплатно, - парирует он, усмехаясь.

- И очевидно, хочешь, чтобы я окончательно лишилась сознания? - откуда-то берутся силы на смех.

Сумасшедший. Этот парень просто сумасшедший. Никто не берется за такую работу бесплатно, не рискует ежедневно своей жизнью в угоду другим. Никто.

Его карие глаза накрывают меня и окутывают теплом горячего шоколада.

Никто, кроме него.

Только истории, столь похожие на легенды, могли поведать о другом времени. Тогда люди ощущали касание теплого ветра голой кожей, утро начиналось с объятий, поцелуями заканчивался день. Тогда на места аварий выезжала скорая помощь (когда-то таких машин было много, а не одна потрепанная временем легковушка на весь город). Кажется, давным-давно люди без опаски гоняли на велосипедах и сшибали прохожих, не опасаясь анафилактического шока от прикосновения другого человека.

Юноша набирает номер и говорит в трубку наш адрес, грустно усмехается и шепчет, что никогда больше не сядет на этот «чертов велик». А я все слышу. И почему-то не хочу, чтобы он перестал гонять из-за меня. А еще я не могу смотреть на кровь на его плече и предлагаю помощь. Из рюкзака он достает бинты и протягивает мне.

- Впервые доверяюсь непрофессионалу…

Настает моя очередь ухмыляться, ведь бинтовать раны я умею лучше всяких врачей - опыта хватает. Да только я никогда не бинтовала раны другим... Его кровь попадает на мои исцарапанные ладони, и замечаю я это не сразу. Когда вдали появляются очертания машины, я чувствую, как на коже закипает боль. Я боюсь снимать перчатки. Словно укусы насекомых, чесотка поднимается по руке, вгрызается глубже, проникает в вены. Я чувствую, как боль расползается по всему телу ледяными змеями.

Юноша машет машине, она притормаживает, и из нее выходят двое. Я пытаюсь встать, но тело уже не слушается и последнее, что я вижу - обеспокоенные темные глаза.