Альтернативная реальность

Альтернативная реальность

АЛЬТЕРНАТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Сегодняшняя суббота начиналась вполне хорошо – мы с Колином сходили на рынок, закупились там, по выражению моего друга «на случай, если завтра война», притащили домой огромную кучу сумок и отправились бродить по окрестностям, так как не помнили, когда в последний раз гуляли при хорошей погоде. По дороге Колин, конечно, успел пообщаться с какими-то пацанами в парке, которые настойчиво совали ему облезлого щенка, бесстрашно взять на руки самого щенка, позволить ему себя облизать и вернуть его пацанам, сопроводив советом проверить собачку на стригущий лишай. На мой испуганный вопрос «зачем же ты брал щенка на руки?» Колин, конечно же, ответил «да ладно тебе», однако для моего успокоения вымыл руки в парковом пруду.

Бродили мы долго, потом пообедали в какой-то местной кафешке, где Колин, рассердившись на официантку, за то, что она принесла мне рыбу, состоящую в основном из головы и огромных острых костей, с явным наслаждением устроил жуткий скандал. Я в это время тихо сидела за столиком, ковыряла одиозную рыбу и ждала, когда он перебесится. Минут через пятнадцать все стихло, ко мне на цыпочках подбежали перепуганные работники кафе и чуть не со слезами на глазах выдали бесплатно огромную порцию рыбьего филе. Впрочем, по ним было видно, что рыба – это меньшее, что они могут отдать, а так, если им приказать, они притащат мне ананасы в шампанском. Пока я уминала эту новую порцию, довольный наскандалившийся Колин сидел напротив меня, подперев голову одной рукой, а другой листал очередную толстенную книжку, кажется, по полимерной химии, иногда убирая свешивающиеся на лицо волосы.

Таким же довольным он был по приходу домой, где мы оба принялись маяться дурью: я лениво играла в какую-то ерунду на компьютере, а Колин сидел на диване, поджав ноги, продолжал читать свои полимеры, жевал привычную жвачку и одновременно левой рукой вяло пытался расчесать свои спутавшиеся за день волосы. Стояла мирная тишина, лишь иногда нарушаемая моим досадливым воплем, когда я проигрывала очередной раунд, или сухим щелчком, с которым вылетал из Колиновой расчески очередной зуб, не выдержав борьбы с шевелюрой моего друга. Тобик спал в углу кверху лапами, приоткрыв пасть и свесив язык на бок...

И вдруг часов в девять вечера зазвонил телефон.

- Ксюш, возьми трубочку! – крикнул мне Колин с кухни, куда уже успел переместиться с целью мытья посуды. Я неохотно послушалась.

- Привет, - сказал грубоватый и немного знакомый женский голос, - Ксения, позови Колина.

Я бездумно буркнула «сейчас» и понесла трубку на кухню. Только когда Колин подошел к телефону, по его лицу я сразу вспомнила, у кого из звонящих такой голос: у его биологической матери, той самой оригинальной женщины, которая, прежде чем сдать их вместе с сестрой в детдом, наградила его таким звучным иностранным именем. Она уже давно пыталась наладить с ним и с Оксанкой отношения. Оксанка даже начала худо-бедно с ней общаться, чего нельзя было сказать о Колине. Он всегда называл ее на «вы», разговаривал резко и отрывисто, и при первом удобном случае попросту бросал трубку. При этом на его лице, редко выражающем сильные эмоции, мне ясно виделась неприкрытая ненависть. Сейчас разговор состоялся не намного лучший.

- Здрасьте, - сказал Колин, - чего звоните? Ну, ну, ну, это я слышал. Я спрашиваю, чего вам надо? А за фиг на ты-то? Мы вместе коров не пасли. Ну, если сильно надо, пожалуйста: чего ты ко мне прицепилась, любимая, так сказать, мамочка? Оксанка приветливей? Ну и вали к Оксанке. Я, что ли, тебе названивал? Отродясь не звонил. Ага, и не собираюсь. Ой, вот этого только не надо, это мы уже проходили, я не склеротик. Иди кому другому поври. Хочешь совесть успокоить? Я тебе не священник, грехи отпускать не намерен. Сама с ними разбирайся, а меня не трожь. Чего? Да иди ты... – с этими совсем уж нелюбезными словами он нажал на кнопку сброса, протянул мне трубку и резко предупредил:

- Будет еще названивать, меня не зови. Да и сама не подходи.

- Ну что она, чумная, что ли? – попыталась я робко смягчить его ненависть.

- Куда там. Она святая! Впервые вспомнила, что у нее имеются двое детишек, аккурат тогда, когда этим детишкам под тридцать стало. Конечно, теперь можно воспылать: никаких проблем, болезней, трат. Зато с них самих можно деньги получать, подавив на жалость. Конечно, ведь стоит только поныть, что она раскаивается и признает ошибки, детишки немедленно к ней побегут и обеспечат благами. Шиш она от меня дождется.

- Да ладно тебе, - шокировалась я, - а может, она и правда ошибки признает? Так ведь бывает.

- Ксюшка, так бывает в мексиканских сериалах. В жизни действует немного другое правило: дрянью был, дрянью и остался. И, в любом случае, не все ошибки можно исправить, повинившись. И вообще, назвать «ошибкой» то, что двое детей куковали десять лет в детском доме...

- Ну, теперь уж чего, - я, придвинув табуретку, села с ним рядом, - ничего не изменишь, правда же? Зато если бы она тебя не родила, тебя бы вообще не было...

- Да, это идея, - Колин усмехнулся, - так в следующий раз и скажу ей: «Спасибо, мамуля, что ты еще и аборт не сделала!» Сама доброта, не правда ли?

Колин явно завелся, и я почувствовала, что сама начинаю ненавидеть эту маманю. От делать нечего я использовала последний аргумент, который часто слышала от него самого в спокойном состоянии:

- Слушай, ну ты же сам говорил, что если бы тебя воспитывали такие родители, из тебя бы неизвестно что выросло...

- Вот именно – неизвестно, - подтвердил Колин, скребя ногтем стол, - потому что если бы мои отец и мать все-таки поженились и не отдали нас в детдом, то это были бы не совсем они, а какие-то слегка другие люди.