Анарео

Глава шестнадцатая 

Большинство людей живет, не осознавая, чего они хотят от этой жизни, идут вперед, не задумываясь, куда приведет их длинная дорога судьбы, а некоторые и вовсе чувствуют себя превосходно только в том случае, когда остаются на месте. 

Есть и такие, которым не сидится на одном стуле, и в вечных поисках подходящего дела они мечутся между нужным и важным, но редко когда успевают хотя бы в одну из этих сторон. 

А есть люди, всегда знающие, куда и зачем им необходимо попасть. 

В свои шесть лет Рист искренне верил, что нет ничего великолепнее черно-белой униформы. 

В светлое летнее утро, когда на серые тротуары легли утренние тени от маленьких заборчиков, только разбуженные одуванчики распахнули свои желтые кисточки, а солнечные лучи принялись трудолюбиво слизывать радужные капли росы с широких листьев лопуха, мать Риста отправилась на рынок за овощами, и прихватила с собой сына. 

Каждый медсанг, перед тем, как попасть в загребущую ладонь очередной торговки, был тщательно отсчитан, взвешан и безрадостно выужен из маленького кошелечка. Рист не терял времени даром: он оттирался возле прилавков с сахарными золотистыми леденцами и круглыми, шоколадными конфетами. А еще, если перегнуться через прилавок, можно было вдохнуть запах сладкой ваты и крохотных пирожных со смешными красными завитушками. Но перегнуться не дали: здоровая тетка в синем переднике нагнулась над самым его ухом и рявкнула: 

— Стащить чего решил? А ну пшел вон отсюда! 

Мать оглянулась на крик и поспешно оттащила мальчишку от заманчивых сладостей. 

— Ну что это за ребенок такой! — всплеснула она в отчаянии руками. — В следующий раз останешься дома сидеть! 

Угроза подействовала: Рист на время забыл о вкусных ароматах и заторопился, чтобы успеть за матерью. 

Скучная брюква с фиолетовыми пятнами уныло глядела на него из овощной корзины. Вокруг галдел торговый люд, толкались покупатели, то и дело распихивая друг друга локтями, чтобы успеть прикупить только что завезенного на рынок свежего мяса. 

Переходя от налившихся помидоров к прилавку со свежей зеленью, Рист уже пожалел, что не усидел дома. Сладости остались далеко позади, а в людской массе мальчика то и дело задевали руками и разноцветными юбками по голове. 

Вдруг впереди раздался шум, перекрывший общий гул, и покупатели схлынули назад, образуя круг вокруг прилавка с полосатым, желто-зеленым навесом. 

— Сыр украли! Держите его! — кричала пожилая торговка, размахивая мясистыми руками в воздухе. — Держите ворюгу! — Она попыталась сама выбраться из тесной палатки, но толстые бока здорово ей мешали; женщина едва не опрокинула лежавшие рядком сырные головки. 

Долговязый парень лет двадцати смешно вращал длинными худыми руками в воздухе. Шерстяная кофта вора раздулась на животе, указывая, где припрятано присвоенное. Увидев, что все пути к побегу перекрыты, он грязно выругался и затем неожиданно для всех свистнул. 

За его спиной, растолкав возбужденных зрителей, появилось еще двое. Один взмахнул огромным тесаком, явно украденным с мясниковой лавки; второй вооружился длинным топором. 

Толпа испуганно замерла. Затем кто-то громко ойкнул, и круг, сжимавший воров, распался: люди резво бросились обратно. 

Те, кто торговал возле ворот рынка, спешили, чтобы припрятать все самое ценное; те, кто пришел за покупками, благоразумно решили заглянуть в другой раз. Некоторые под шумок исхитрялись стянуть пару зеленых яблок или буханку хлеба. 

Где-то, в одной из маленьких палаток, невзрачный продавец с жиденькой бороденкой нажал толстую красную кнопку, и дежурный рикут принял сигнал. 

Мать еле вытащила Риста из начавшейся давки, сдвинув его за себя, прижав к вонючей горе рыбы. Мальчик, вытирая набегающие от запаха слезы, все же высунулся из-за материнского платья, и, не отрываясь, глядел на разворачивающееся действие. 

Долговязый, нервно оглядываясь, наклонился: 

— Слышь, тетка, гони сюда санги! 

Пожилая женщина, посерев лицом, слегка присела от страха. 

— Быстрее! — поторопил её второй, с тесаком. 

Черный, с синим отливом, манжет, мелькнул возле его шеи: два легких касания, и парень тихо прилег на прогнивший местами тротуар. 

Взметнувшееся с топором запястье другого вора рикут поймал и дернул на себя так, что незадачливый грабитель взвыл и выронил домашнее оружие. 

Не отпуская его, рикут небрежно швырнул дубинку-атрек в сторону третьего. 

Удар, который способен выдержать разве что страж, пришелся точно в грудину долговязого. Хрюкнув, тот закричал, хватая ртом воздух. 

— А тот дяденька в белой рубахе, кто он? — спросил Рист у матери, когда они уже почти вернулись домой. Недавняя схватка никак не выходила у него из головы: появившийся из-под земли спаситель торговки так плотно засел в воображении, что мальчик согласился бы провести на душном рынке весь день, только бы еще раз посмотреть на него. 

Мать недовольно ответила: 

— Это рикут. — Уловив досаду в её голосе, Рист счел за лучшее больше ничего не спрашивать. 

Вечером, сидя за ужином и поглощая похлебку из куриной ноги и ненавистной брюквы, Рист объявил: 

— Когда я вырасту, я буду рикутом! 

Отец, работавший на заводе грузчиком, по выходным сшибавшийся на спор в драках с поддатыми друзьями, ненавидевший, по его собственному выражению, кровопийц-антаров и их прихлебателей, выпучил глаза и ударил кулаком по столу: 

— Запорю! 

На это его сын пригнулся к глиняной миске с плавающими, криво нарезанными кусками, и тихо, но упрямо повторил: 

— А я все равно буду! 

… Лежа на неудобной, узкой кровати, с промятым матрасом, Рист трогал холодными пальцами горевшие от сильных ударов ягодицы и вжимался лицом в подушку, размазывая по лицу неумолимо набегавшие слезы. 
Родители ругались на кухне. Мать плакала и что-то негромко говорила отцу. Тот ненавистным басом кричал на нее: 

— Ну и щенка вырастила! Удавлю обоих! 

Не в силах слышать шум и женские вскрики, Рист отвернулся к стене, заткнул ладонями уши, свернулся калачиком и злым голосом прошептал: 

— А я все равно буду! 

*** 
За завтраком Рист ерзал на деревянном табурете — наставленные отцовским ремнем синяки отдавали болью, стоило ему усесться получше. Мать, хлопотавшая по хозяйству, не выдержала, обернулась: 

— Ну чего тебе не сидится спокойно? 

На её правой скуле багровела длинная, распухшая полоса. Левая щека была будто чуть больше правой. Женщина перехватила взгляд сына, вздохнула, подошла к нему. Присев рядом, прижала к себе и принялась гладить золотистые непослушные пряди. Рист высвободился, посмотрел ей в глаза: 

— Мама, за что он тебя так? 
— Сынок, ну что ты, что ты, кушай, — мать торопливо пододвинула тарелку с яблочными оладьями. — Пройдет все, ерунда это. 

Мальчик засунул в рот оладью, рванул зубами. Кусок не лез в горло. Давясь подступающими рыданиями, он тихо прошептал: 

— Мама, давай уйдем куда-нибудь! 

— Куда ж мы уйдем, сынок? — женщина быстро отвернулась. — Некуда нам идти. У тебя ведь братья еще есть, как же я одна-то всех прокормлю. Кушай, остынет ведь. — Она поцеловала его в макушку, поднялась, не глядя. Надо было спешить — приготовить все до прихода мужа. 

Остаток завтрака прошел в полной тишине. Рист положил недоеденную оладью на край тарелки и выскользнул из-за стола. 

— Ты куда? — донеслось ему вслед. 
— Я погуляю немножко! — крикнул мальчик в ответ. 
— Хорошо, только далеко не убегай! 
— Ладно, — пробурчал Рист, но мать, занятая стиркой, его уже не слышала. 

Около часа он бесцельно шатался по улицам. Высоко поднявшееся к тому времени солнце начало сильно припекать, и мальчишка остановился, соображая, где можно попить воды. 

Вокруг почти никого не было; мимо прошел дряхлый старик с толстой палкой в руке, да пробежала девочка лет десяти-двенадцати, тряся копной льняных кудрей. Рист уже решил, куда отправиться, как вдруг из переулка, недалеко впереди, вышел человек, одетый в белую рубаху с темным воротником. 

Сердце бешено застучало. Непослушные ноги двинулись, и он сам не понял, как отправился следом за рикутом. 

Длинные тротуары сменялись каменными мостовыми, перекрестки — прямыми улочками, двухэтажные дома — бараками и наоборот. Рист не заметил, как оказался на противоположном конце города; он шел, думая только о том, как не выпустить из вида фигуру со свернутым плащом под мышкой и очнулся, когда перед ним выросло серое небольшое здание с крышей, обитой листами железа. Узкая дверь хлопнула, и мальчик остался один. 

Он оглянулся вокруг: его окружали высокие кусты сирени. Проход со двора выводил на широкую, мощеную дорогу. Рист никогда раньше здесь не бывал. 

Еще четверть часа он простоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что делать, пока дверь не распахнулась, и из нее не показался человек, которого Рист преследовал. 

— Эй, ты! — крикнул рикут. — Иди сюда! Да тебе ж говорю, бестолковая голова, кому ж еще! 

Мальчик несмело подошел ближе. 

— Долго стоять там собираешься? Заходи! 

Темный коридор встретил его запахами старой бумаги, чернил и табака. Стеклянная дверь сбоку распахнулась. 

— Вот, погляди, я тебе про него толковал, — показал провожатый дежурному. — Увязался за мной через весь город, представляешь? 

Дежурный цепко оглядел парнишку. 

— Ты чей будешь, парень? Потерялся, что ли? 

— Я ничей, — насупился Рист. — Я не терялся, мне сюда надо было. 

Рикут расхохотался. 

— Сюда, говоришь, надо было? А зачем? 
— Я хочу стать таким, как вы, — проговорил мальчишка и исподлобья посмотрел вверх. Дежурный возвышался над ним на добрый метр. 

Теперь уже загоготали оба мужчины. Отсмеявшись, провожатый сказал, утирая выступившие слезы: 

— Это ты рановато заглянул. Мы к себе берем только с десяти, не раньше, парень, так что извини. 

Обида взяла Риста. Он столько прошел, а эти двое смеются, и даже взять его к себе не хотят. 

— Мне почти семь, — уверенно прозвучал детский голос. — И я никуда отсюда не уйду. 

Рикуты переглянулись. Дежурный враз потерял всякий интерес к маленькому гостю и вяло сказал: 

— Посиди, значит, сейчас придет наш старший, и решит, что с тобой делать. Имей ввиду, что возиться с тобой мне некогда, так что сиди тихо, как мышь. 

Провожатый кивнул на прощание и вышел. Оставшийся зарылся в бумаги, разбросанные по столу. Рист тихонько присел на край скамьи. Облегчение охватило его. 

«Ведь не выгнали пока. Может, все-таки возьмут?» 

Возвращаться домой не хотелось. Мать наверняка расстроится, что он убежал, а отец снова возьмется за ремень. При мысли о широкой металлической пряжке Рист засопел. 

— Сиди тихо там! — прикрикнул на него дежурный, обернувшись. 

Яркое солнце заглянуло в широкий дверной проем. В коридор вошел светловолосый крепкий мужчина в серой одежде. Рикут вскочил. 

— Доброго дня, господин страж! — поприветствовал он вошедшего. 

— Брось ты это, Эл, — отмахнулся тот. — Приготовил документы? 

— Конечно, конечно, — засуетился дежурный. — Все, как просили. — Он подал толстую стопку листков, перевязанных бечевкой. — Какие вести, господин страж? Говорят, из Приграничья прислали новую партию? 

— Да куда там, — скривился светловолосый. — Такое отребье привезли! Из двадцати двое только выжило, да и те без дара. Берем, что придется, вот и выходит тоже — что придется. За последние пять лет всего трое нормальных мальчишек! Небогатый улов — эдак мы скоро все перемрем. Никто из наших сегодня еще не заходил? 

— Никак нет, господин страж. — Дежурный изогнулся вопросительным знаком. — Вы первые. 

— Странно, — повел носом тот, — очень странно. Такое чувство, что кто-то был, причем не из слабых. Уж не обманываешь ли ты меня, Эл? 

— Что вы! Вот только мальчишку притащили, и все, больше никого не было. Вернее, он сам за Милошем увязался. Говорит, что хочет рикутом стать. Сбежал из дома, небось, боится, что трепку зададут. 

Страж круто развернулся, только сейчас заметив Риста. Лицо его неуловимо изменилось. 

— А чей он? — спросил коротко. 

— Да кто же его знает, — пожал плечами мужчина. — Сам не сознается, а нам с ним возиться некогда. Одежда на нем чистая, не бездомный вроде как. 

— Значит, в рикуты хочешь? — страж присел на корточки. 

— Да, — Рист зачарованно глядел в светло-голубые глаза, выкладывая все, как на духу. — Хочу. Папка меня бьет, а мать заступается. Он и её бьет. — Мальчик быстро вытер лицо рукой. — А тут… 

— Я понял, — бесцеремонно прервал его страж. — Эл! Я заберу парнишку с собой.