Анарео

Глава двадцать четвертая

Дождь кончился внезапно, словно кто-то там, наверху, закрутил небесные вентили до упора. С намокших желтых листьев то и дело срывались крупные капли. Умытый холодным дождем осенний лес немного приободрился: в чаще, где ветви деревьев еще были прикрыты листвой, зазвенел одинокий голос белобровника. 

Рист посмотрел на пасмурно-серое небо, и провел рукой по волосам, стряхивая лишнюю воду. Он не любил сырость; но сейчас, после долгой, тяжелой жажды прохлада дождя казалась спасительным чудом. Несколько глотков собранной живительной влаги помогли обрести ясность ума, несмотря на то, что жар так и держался, а рана беспрерывно пульсировала и горела. 

Страж с трудом встал. Ладонь скользнула по шершавому стволу; он сделал несколько шагов. Что ж, идти можно, хоть и не с той скоростью, к которой привык. Вопрос только, куда? 

Грета, если все хорошо, наверняка движется в Лисир, и уже добралась до первого крупного города на своем пути. Но до него больше суток ходьбы, которых у Риста нет, если, конечно, в планы стража не входило остаться без одной руки. 

Заразу нужно остановить, а сделать это без лекарств не просто трудно – невозможно. 

Он задумался. 

В нескольких часах ходьбы отсюда лежит перекресток, одна из линий которого тянется к деревне под названием Фурта, а оттуда почти сразу же втекает в Юргу – небольшое поселение, которое и городом-то назвать язык не повернется. Но у Юрги есть одно неоспоримое преимущество – Рист точно помнил, что в ней находится не меньше двух аптечных заведений. 

Если поторопиться – страж будет там уже вечером. 

*** 
Свежий воздух после дождя приятно холодил, пока Рист был в перелеске. Но как только он вышел на прямую дорогу, поднялся сильный ветер, разбудивший в нем непреодолимое желание горячего чая и теплой крыши над головой. 

Несмотря на холод, грязь под ногами упорно не желала замерзать, и на перекрестке порядком выдохшийся страж приостановился отдохнуть. Унылая распутица уходила вдаль расквашенной колеей. 

На вязкой глине отчетливо проступали следы – кто-то совсем недавно проехал здесь на телеге, причем, если судить по отпечатку, одно из колес было сильно расхлябано. Рист не удивился – жители Фурты часто ездили в Юргу по своим делам, а иногда забирались и совсем далеко, вплоть до подступов к Приграничью. 

В запах сырости вплетались вонь конского навоза, горечь полыни, росшей на бездорожье, и едва ощутимый, но очень знакомый аромат. Прежде чем страж успел вдохнуть и растворить его в собственных ощущениях, память вздрогнула и инстинктивно выдала ответ. 

Грета. 

Не далее как час назад, на этом самом месте, стояла дочь его самого близкого друга – Тиура. 

Или… проезжала? 

Рист нагнулся, дотронулся до следа, вдохнул запахи, которые все вместе образовывали жуткую мешанину. 

И почуял, нет – увидел. 

Старая, заезженная телега – скрипучее дерево, которое ни с чем не перепутаешь. Две измученные слякотью и непогодой кобылы – тяжелый дух лошадиного пота. 

Удушливый смрад того, кто правил повозкой. 

Почти рядом – незнакомый запах злобы и ненависти, желания крушить и убивать. Женщина – не слишком молодая, но и не старая. 

И – испуг, смятение, боль. Грета. 

Рист в ярости отшвырнул ногой подвернувшийся кривой сук, наполовину утопленный в глинистом киселе. 

Почему, почему именно сейчас?! 

Следы вели в Фурту. Об этой деревне страж был немало наслышан. Лет десять-пятнадцать назад через нее можно было проезжать без затруднений. Но потом вдруг что-то неуловимо изменилось – и путники перестали заглядывать сюда без особой нужды. Да и сам он не стал бы забредать в Фурту в одиночку. Гиблое место, притон для ворья разного рода. А жулье, как известно, если держится вместе, может дать довольно серьезный отпор. 

Впрочем, с виду жители были весьма законопослушны - по крайней мере, дуцент от них поступал регулярно, и детей они записывали в городе через месяц после рождения, как и полагалось, и брачный возраст соблюдали, рожая не раньше, чем через семь лет. Потому их особо не трогали ни рикуты, ни стражи. 

Правда, был здесь один случай – лет так восемь тому назад в этих краях пропал молодой антар. Тогда деревню перевернули с ног на голову – стражи обнаружили след, ведущий прямиком в местную таверну. Но, как ни бились, никого не нашли. 

Разум подсказывал Ристу, что идти в место, кишащее возможными неприятностями, в его состоянии – весьма рискованная глупость. 

Но и Грету он оставить не мог. Следовало убедиться, что антар, по меньшей мере, жива. 

*** 
Дорога обвивала деревню с одной стороны, и уходила дальше на северо-восток – в Юргу. С другого бока Фурта была погружена в хвойный лес, где под тенистыми широкими лапами старых елей ютились чахлые пихтовые деревца. 

Он свернул в ельник – идти по открытому полю казалось слишком плохой идеей. Самым сложным оказалось держать след на большом расстоянии. Если бы не сильный испуг девушки, Рист потерял бы его в самом начале. 

Терпкость соленых слез каждые несколько минут обрывалась, словно тонкая ниточка. Напротив таверны она задержалась, но ненадолго, а затем повернула на окраину. Здесь страж смог вздохнуть с облегчением – идти украдкой стало намного легче, когда дома растворились в пасмурной хмари позади. 

След повис в воздухе, тонко задрожав, и оборвался. Там, где оканчивались деревянные избы, начиналось длинное ржаное поле, местами уже убранное. Черные проплешины чередовались с поникшими бледными колосьями. На другом конце высилось несколько строений – одно высоко над землей, на сваях, и еще пара небольших, прохудившихся – конюшня да развалюха, непригодная для жизни – обычный деревенский сарай. 

Рист втянул причудливо скрестившиеся запахи и оглянулся по сторонам. Если не считать стайку воробьев, перескакивавших с места на место, вокруг не было ни души. 

Он закрыл глаза и принялся плести. Длинные тонкие нити взмыли в воздух и понеслись вперед, прощупывая каждый сантиметр, отделявший стража от Греты. 

В большом здании – десятка полтора мужчин, не меньше. Девушка… одна или даже две, но не антары – обычные люди. Что-то не похоже на примерную семью – скорее, напоминает разбойничий вертеп. 

Один в конюшне – парень, нет, мальчик, обслуга, взятая за краюху хлеба в день – задавая лошадям корм, сам думает о еде. 

Грета. Странное было это ощущение – вкрадываться в чужое и одновременно знакомое сознание. Он чувствовал отчаяние, страх, боль. Много боли – не от душевных терзаний, а самой настоящей, жгучей и нестерпимой, пронизывающей все тело насквозь. 

Страж соткал мягкий, убаюкивающий невесомый кокон и бережно набросил его на разум антара. На том конце поля пленница устало зевнула, свернувшись калачиком на слежавшейся соломе, и незаметно для себя погрузилась в сон, где рядом по-прежнему был отец. 

Рист выдохнул и вынырнул на поверхность. 

Самое несложное плетение отняло у него уйму сил, но покинуть Фурту просто так – значило пойти против собственной совести. По крайней мере, антар сможет продержаться еще пару суток – как раз столько, чтобы он успел хотя бы немного залечить рану и вернуться за ней. 

*** 
До Юрги страж, как ни старался, добрался только к глубокой ночи. Дверь постоялого двора приоткрылась на настойчивый стук с третьего раза. Заспанный, недовольный хозяин высунул всклокоченную голову в приоткрывшуюся щель и рявкнул: 

- Ну, чего еще? – окинул взглядом потрепанного ночного гостя и добавил: 
- Попрошаек не пускаю! – и дернул ручку на себя. Рист едва успел впихнуть ногу в узкий проем. Неторопливо вынул кинжал, сунул под нос человеку. 

Несколько секунд тот смотрел на темный клинок, затаивший в глубине вишнево-кровавые капли. Затем подобрел, суетливо распахнул дверь: 

– Простите, бабат страж, что ж вы сразу не сказали! 

Рист вошел, не снимая плащ, присел на лавку. Хозяин уже вился рядом. 

– Вы перекусить или ночевать останетесь? 
– Комната есть? – спросил гость, оглядывая зал. Никого, ну оно и понятно в такую-то темень. Высокие потолки, деревянная лестница наверх. Никаких излишеств, все просто – грубо вытесанные бревна, тяжелые столы, стойка. 

– Есть, да не одна, - вздохнул хозяин, - путников нынче маловато стало. Ужин подать наверх? Шибко не попотчую, уж не обессудьте, но рагу и куриные крылышки еще остались, к ним могу вино предложить и квас. 

– Наверх, - решил Рист, - и от вина не откажусь. Прислужник имеется? Заплачу двойной монетой. 

– Конечно, имеется, не беспокойтесь, сейчас же разбужу. Проходите пока, располагайтесь – выбирайте любую из тех, что справа. 

…Мальчишка оказался шустрый – принес все, что было нужно, ничего не напутав. Нагрел воды, и, получив несколько медяков, умчался, довольный – досыпать. 

Ристу показалось, что рана вспыхнула, когда он вылил на неё вино. Впившись зубами в полотенце, страж взрезал опухшие края. Плоть поддавалась туго, и несколько раз, обессиленный, он откладывал клинок в сторону, чтобы вытереть со лба пот. 

Наконец с обработкой было покончено. Рист убрал оставшиеся монеты, повесил плащ – чтобы к утру просох, на всякий случай задвинул тугой засов и растянулся на жесткой кровати. 

Он не уснул – провалился в смурное забытье, то и дело прерываемое короткими пробуждениями. Дважды ему казалось, что к двери кто-то подходил и прислушивался. И только под утро усталость взяла свое, и сознание провалилось в глубокий, черный колодец. 

*** 
Проснулся Рист, когда луна уже бросила первый блик на вечереющий небосклон, от того, что в дверь громко колотили. Это был хозяин. 

– Я уж думал, не случилось ли чего, – заискивающе сказал он. – Как-то вы, бабат, долго не открывали. 

Стражу не понравилось выражение его лица – словно испуг прошелся легкой рябью по угрюмому лицу, всколыхнув далеко запрятанный страх. 

– Я останусь еще на пару дней, – ответил он, ссыпая в подставленную ладонь серебро, – ужин, как вчера. 

Поблагодарив за принесенный поднос, Рист вновь закрыл комнату изнутри. Осмотрел рану – та выглядела значительно лучше: края сильно стянулись, кожа вокруг побелела и спала. 

Посчитал, сколько времени он провалялся без памяти, стиснул зубы. 
Свернул плащ и распахнул ставни окна. 

Страж не видел, как к хозяину пришли двое чужаков и долго о чем-то его расспрашивали, а потом поднялись наверх. 

*** 
Фурта встретила его всё той же унылой картиной. В рассветных сумерках Рист, устроившись поудобнее, принялся размышлять, как лучше вытащить Грету, не перебудив при том всю округу. Дело значительно облегчалось тем, что собак поблизости не наблюдалось, а владелец хибары, очевидно, не питал к живности особой приязни. 

Что-то неправильным казалось в сонном ржаном поле, укрытом утренним туманом. Когда холодное осеннее солнце, наконец, взошло, разогнав блеклыми лучами пелену, Рист увидел. 

Там, где стоял сарай, ничего не было. 

Потрясенный, он привстал, чтобы разглядеть получше, втянул в себя запахи – дрожь лошадей в конюшне, сырое дерево, еле заметный привкус гари. 

На месте сенника – пепелище, аккуратно засыпанное свежей землей.