Анарео

Глава тридцать вторая 

Тряпка в десятый раз осторожно прошлась по подоконнику, оставляя едва заметный влажный след. Лита смахнула несуществующую пыль, задернула шторы и оторвалась от уборки. 

Сегодня снова выходной. До чего же ей ненавистны нерабочие дни — когда не знаешь, чем занять руки и голову, приходится выдумывать себе кучу дел. Чуть не забыла — надо еще постряпать пирог. Сладкий, с давно переспевшими ранетами, собранными еще сегодня утром, блестевшими помытыми боками и аккуратно сложенными в миску, стоявшую на столе. 

Такой, какой любил Тэм. И Лек. И такой, какой никогда не попробовать маленькой Шарлотте. 

Пирог она, конечно же, не будет есть сама. Отнесет местной ребятне, толкущейся на рынке в поисках, чего бы стянуть у вечно недовольных торговок, раздаст по кусочкам, посмотрит, с каким наслаждением впиваются голодные рты в сахарную начинку. И уйдет домой — чтобы там, в глухом приступе одиночества, зарыться головой в подушку, чтобы никто не услышал, как кричит все внутри. Плакать за столько лет она отвыкла — слезы вставали тяжелым комком где-то внутри, душа и сдавливая сердце. 

Плюньте в глаза тому, кто сказал, что время лечит. 

Ей вдруг вспомнился человек, благодаря которому она оказалась здесь — в этой, пусть и маленькой, но довольно уютной комнате, наедине с готовящимся пирогом, светлыми занавесками и небольшим окном. 

… На следующее утро Лита собралась уходить. Люди ей были в тягость — да и не хотелось стеснять абсолютно чужого человека. Он и так притащил в дом с улицы неизвестно кого. 
Надо только дождаться хозяина. 
Рист, вернувшийся с утренней прогулки, потихоньку начинавшей входить у него в привычку, нетерпеливо выслушал сбивчивые слова благодарности. 

— Ну и куда вы теперь? — осведомился он, глядя, как гостья нерешительно берется за дверную ручку. Не то что его это в самом деле интересовало — но отпускать женщину, которую только что спас от кучи возможных неприятностей обратно в эти самые неприятности казалось стражу немного нелогичным. 

Лита молчала. Сказать было нечего, а врать она не любила. 

Рист в задумчивости постучал пальцами по столу. 

— Вот что. Оставайтесь пока здесь, я скоро вернусь, — велел он. — И заварите смородинового чая. У вас это неплохо получается — по крайней мере, получалось вчера. 

И, стряхнув с плаща капли утренней росы, исчез за дверью. 

В тот день Рист отвел Литу к черному входу в корпус дуцента. Там их уже ждала полная, низенькая женщина в белом длинном халате, путавшемся под короткими ножками. 
Старшая медсестра строго вздернула брови, увидев их. 

— Это она? — спросила, мельком глянув на растрепанную Литу. — Пойдем, девочка, поговорим, там видно будет. А ты когда явишься в следующий раз? 

Рист наклонился и сказал медсестре что-то на ухо. Та кивнула. 
— Понятно. Ну, счастливой дороги тебе! 

… Так Лита осталась работать в просторных, выбеленных начисто штукатуркой стенах больницы. Обязанности её были просты — махать тряпкой да шваброй, следить за уборкой мусора да не попадаться на глаза начальству. Жилье пришлой дали здесь же — крошечная каморка с кушеткой, обитой старой, пропахшей пылью тканью. 

Она работала упорно — с утра до вечера, надраивая пол даже тогда, когда все расходились по домам. Со временем к ней привыкли — как к предмету мебели, с которым вроде бы и удобно, но если выбросить, никто и не заметит. 

В перерывах между мытьем окон и каталок, на которых возили контейнеры с кровью, прошло девятнадцать лет, и так бы Лита и жила, яростно натирая белые двери кабинетов, если бы не случай. 

Год назад в сестринском персонале больницы образовалась огромная дыра. Две женщины, перевозившие контейнеры в локус, попали в аварию, и остались в живых только чудом. Работать они больше не могли — полученные травмы с трудом позволяли передвигаться, не то, что выполнять привычные обязанности. 

Еще одна медсестра, принятая недавно, по глупости угодила в неприятную переделку с документами и была просто вышвырнута вон. Здесь не приветствовались даже малейшие оплошности. 

Лита по привычке отмывала и без того чистые, облупившиеся подоконники напротив кабинета старшей медсестры — той самой, которая отнеслась к ней вначале с подозрением, но потом стала иногда даже хвалить и отсылать пораньше — мол, нечего убиваться до срока. К начальнице заглянула врач из лаборатории, и санитарка, сама того не желая, со своего места отлично слышала доносившиеся из кабинета голоса. 

— И что мне теперь делать? Где я найду сейчас троих проверенных работниц? До конца обучения еще далеко, а значит, среди выпускниц искать бессмысленно. Конечно, можно научить кого-нибудь работать с нуля, но для этого надо знать, кого — не с улицы же тащить людей! 

Врач что-то негромко ответила. 

— Да что мне сделают их приказы, — вздохнула старшая. — Пусть хоть двести приказов подпишут, от этого ничего не поменяется. Девочки и так пашут в две смены, скоро помрут от переутомления. 

Лита уже подумывала сменить место уборки, когда невольно услышала: 

— Плевать они хотели на ситуацию. Хоть бери санитарок и учи. Антаров это не волнует — им нужно, чтобы поставки шли бесперебойно. Презис Тиур недоволен тем, что персонала слишком мало. Велел передать через стражей, что если проблемы сохранятся, он лично этим займется. 

— А вот возьму и научу! — зло ответила медсестра. — Хотя бы ту же Литу. А что? Свидетельство мы ей потом проведем. Неглупая, работать любит, знаю я ее давно. Детей нет. Все, как положено. 

Детей нет… Сердце Литы на мгновение сжалось, и она, подхватив красное выщербленное ведро с надписью, сделанной белой краской «кор. № 7», поспешно ушла в другой коридор, не оглядываясь. 

А наутро начальница вызвала её к себе. 

— Вот что, девочка, — сказала старшая строго. — Хватит тебе полы намывать. С сегодняшнего дня идешь на транспортировку контейнеров. Сестры тебе все расскажут. С обучением я договорилась, будешь ходить два раза в неделю туда, а остальное время работать. Все ясно? 

Лита кивнула, ни жива, ни мертва. Она бы предпочла остаться на своем месте, но ответить отказом означало потерять работу. 

Еще год женщина прожила в крошечной каморке. А две недели назад переехала сюда — в небольшую комнату в новом квартале Анарео. 

Старшая, поздравляя с новым жильем, сказала просто: 
— Доучишься, переедешь в нормальный дом. Пока все, что смогла — без свидетельства ничего не дадут, надо подождать выпуска. 

Теперь, глядя на то, как кровь медленно бежит по прозрачным шлангам, Лита совсем по-другому стала воспринимать людей. В день перед ней проходили десятки. Были и те, которые умоляли перенести дату дуцента, и те, которые смотрели на нее с плохо скрываемой ненавистью. Как тяжело иногда было отказывать в просьбах, скрывая жалость под молчаливым отрицанием. Как трудно смотреть на согбенных жизнью и нищетой приходящих горожан, на подтянутых, грубо хлопающих дверьми рикутов, считавших процедуру сдачи крови за честь, на бледных, утомленных женщин-одиночек, сдающих дуцент за детей. 

Иногда ей страшно хотелось поставить галочку в документах или отдать всю, всю свою кровь за этих людей. Уважение и восхищение сестринским персоналом куда-то пропало — на смену им пришли тяжелые, скользкие мысли, утягивающие Литу на самое дно. Прежняя работа казалась настоящим счастьем — вот бы теперь наливать теплую воду в помеченные белой краской ведра, и смотреть, как бежит из крана горячая струйка, подставлять под неё ладони и ни о чем не думать. 

... Пирог почти поспел, и Лита поднялась, чтобы убрать его. В дверь кто-то постучал. Осторожно, несколько раз. 

Она замерла. За двадцать лет легко отучиться принимать гостей. Кто же это? 

В тихой комнате было слышно, как кто-то замер возле дверей. Занес кулак, чтобы снова постучать — но вместо этого развернулся и пошел по длинному, нескончаемому коридору, разделявшему шесть таких комнат между собой. 

Лита не выдержала, подошла и распахнула дверь. 

Забранные назад темные волосы, в которых мелькали серебряные прядки, уставшее, ничего не выражающее лицо. И только в глазах — глубоко, на самом дне — спрятано непонятное, чуждое, больное. 

Узнала — сразу. 

«Что-то вы припозднились. Мы скоро закрываемся. Снимайте обувь у порога, садитесь». 

— Простите… Не найдется ли у вас немного молока? 

*** 
Анастасия стояла в ожидании ответа. Она бы и не стала спрашивать, но соседка смотрела на неё в странном оцепенении, и было бы невежливо просто уйти. 

Лита спохватилась: 
— Да, конечно. 

Вернулась спустя несколько мгновений, со стеклянным кувшином, наполненным холодным молоком. Протянула. 

Анастасия растерялась. 

— Да мне ведь немного нужно. 
— Берите, берите, кувшин вернете, как сможете. Или… может быть, зайдете? У меня пирог, с ранетами. Сладкий. — Лита знала только одно: ей отчего-то очень нужно, чтобы эта женщина переступила порог. 

Бывшая медсестра замялась. 

— Заходите, — Лита решительно посторонилась, пропуская внутрь. Пододвинула один из табуретов, доставшихся вместе с жильем. 

Пока хозяйка заваривала чай, Анастасия невольно осмотрелась. Простенькая обстановка, круглый столик, небольшая печь. 

— Вы давно здесь? Я вас раньше не видела. 
— Пару недель всего как, — охотно откликнулась Лита. — Дали комнату от больницы. 
— Вы работаете в больнице? — Анастасия удивленно вскинула брови. — Но почему не дом? 
— Я еще только учусь, — пояснила хозяйка. 
— Надо же, как все поменялось, — изумленно покрутила головой бывшая медсестра. — Раньше до работы не допускали без свидетельства. 

Лита обрадовалась возможности завязать разговор. 

— Вы медсестра? 
— Была… когда-то. — Анастасия с наслаждением отпила горячий чай. 

Хозяйка присела напротив, налила кипятка себе, придвинула порезанный пирог. 

— Обстоятельства вынудили уйти, — нехотя продолжила женщина. — Ко мне пришла пациентка, сдавать налог, сразу после родов. Анемия, двое детишек, и муж в тот день умер в соседнем корпусе. В общем, пожалела, не знаю почему, не взяла крови столько, сколько нужно было. По документам провела все… думала, докуплю у тех, кто приходит сдавать дополнительно. И не успела, попалась. 

Лита замерла, не допив чай. 

— А… давно это было? 
— Давно. Уже лет двадцать прошло с тех пор. Теперь торгую на рынке овощами. Куда ж меня еще возьмут. 

Лита потрясенно молчала. Желание рассказать о том, что они знакомы, резко исчезло. Выходит, это она виновата в том, что эта женщина осталась без работы. Не только виновата — а к тому же, по сути, заняла её место. 

— Что-то не так? — спросила Анастасия, заметив, как соседка побледнела. 
— Нет-нет, всё в порядке, — Лита подтолкнула тарелку еще ближе. — Вы угощайтесь. 
— А вы где работаете? 
— В корпусе дуцента, — машинально ответила, всё думая о том, как же несправедлива порой бывает жизнь. — Ещё чая? 
— Надо же. Да, не откажусь. — Анастасия пододвинула кружку. — А почему вы решили учиться, если не секрет? Почему не семья, дети? 

Лита сжала горячую чашку в руках, и слова против воли хлынули из неё потоком. 

*** 
Конечно, она благоразумно умолчала про Тэма. Лите хотелось отблагодарить эту женщину, но если та вспомнит её, сделать это будет куда труднее. 

— Вот оно как, — тихо промолвила Анастасия. — А я ведь… тоже… потеряла ребенка. Собственно, с этого все и началось. Откровенность за откровенность, не так ли? — усмехнувшись, заглянула в опустевшую кружку. 

Лита намек уловила мгновенно — встала, разлила остатки чая. Долила соседке молока. 

— В общем, мне на крыльцо подкинули ребенка, — начала Анастасия. — Знаешь, самого обычного — в пеленках, распашонках. — Она и не заметила, как перешла на «ты». — Не смогла я удержаться, забрала к себе в дом. Конечно, надо было вызвать рикутов… 
Когда бывшая медсестра закончила рассказ, Лита накрыла своей ладонью руку соседки. Лишние слова были ни к чему. 

… Чай давно остыл, за окном занимался серый рассвет, а две случайно встретившиеся женщины, каждая со своей бедой, всё говорили и говорили.