Анарео

Глава сорок девятая

Лазарус закрыл глаза, но сладко-удушливая вата никуда не исчезла: она облепила лицо, вкрадчиво вползая в ноздри, плотно забивая уши и не давая вдохнуть воздух полной грудью. 

«Это конец», — с горечью подумал целитель. 

Они его бросили. И поделом… Ушли вперед, не оглядываясь. К чему им жалкий анетис? Лишний груз. А может — побоялись предательства. Что, как Волдета… 

Вдруг представилось: совершенно четко, ясно — свершившееся менее получаса назад. Пренебрежительный взгляд, легкое раздражение - чего, мол, встал, как осел, поперек дороги?.. И короткое, в два биения антарского пульса, изумление. Посмел толкнуть, и кто? Ничтожество, глупый мальчишка, перешел дорогу ему, Волдету… 

Страха в глазах ликуд Лазарус так и не дождался. 

Сможет ли он так же спокойно встретить свою смерть? 

Дышать было нечем: ватный туман мягко ластился к лицу. Каково это — умирать, разбившись об острые камни на дне пропасти?.. О чем думал Волдет в последние минуты своей жизни? 

Говорят, что перед смертью видятся самые яркие моменты — неважно, плохие или хорошие. У Лазаруса в голове был хаос: обрывки мыслей, бессмысленные картинки, проблески прошлого. Значит ли это, что умирать ему еще слишком рано? 

Сердце его колотилось, а ум перескакивал с одного на другого, точно заполошный заяц. Он в отчаянии поднял руки к лицу: отодрать прилипшую, неприятную вату, пока та не забила рот, вдохнуть напоследок, крикнуть о помощи… Но голос осип, и хриплый, чуть слышный звук увяз, поглощенный страшным туманом. 

Лазарус сел, так и не открыв глаза, на ледяной пол пещеры, разгоняя лохмотья тумана, и заплакал. 

*** 
Костадин ругался. 
Он вспомнил все известные ему слова в этом направлении; помянул покойного Феликса, притащившего его предков в Патакву, длинно высказался в сторону самих предков, не забыл о круенто, которые догадались запрятать посох в такую глушь, и теперь ему, Костадину, приходилось пробираться через немыслимые препятствия, чтобы добраться до заветной цели. Да еще проклятые родичи куда-то подевались: только что были здесь, рядом, а теперь никого нет, и поди, разбери чего в этой кромешной тьме. Посох упорно не желал рассеивать мрак, и дормиен никак не удавалось его оживить. 

— Накаркал, дурень старый, — раздосадованно бормотал глава, посох, мол, отжил свое… Вот он и отжил… 

Антар побоялся идти вперед: одному свету известно, что творится там, в темноте; спустился на корточки и пополз, прощупывая каждый сантиметр. 

*** 
— Знал же, что нечего родственничкам доверять, — Игнаас горько рассмеялся. — Нет, дойти бы всем вместе, найти, а потом как-нибудь уж разобрались бы с дележом. 
Ну, если Костадин поверил Лазарусу, он об этом еще пожалеет. Молодчик-то больно изворотливый, ткнет его где-нибудь палочкой своей, как Волдета, и поминай, как звали. 

Он стоял на крохотном пятачке размером чуть больше его ступней, вместе взятых, и страшился не то, чтобы повернуться — вздохнуть. Со всех сторон его окружало ничто. 

Ничто смотрело предательской темнотой, и, как Игнаас ни старался, он глубина пропасти ускользала от его взгляда, несмотря на то, что в самой пещере светлело с каждой минутой — словно каким-то чудом, без солнца, прибывал рассвет. 
Чуть изогнув голову, точно большая ночная птица, взгромоздившаяся на тонкую ветку, антар только и смог высмотреть, что пятачок под ногами уходит вниз резко закручивающейся спиралью. 

*** 
Лазарус несколько раз зевнул — ему отчего-то смертельно захотелось спать. 
— Смертельно, да уж, — глупо хихикнул он, борясь с накатывающей истерикой, и вытер взмокшее от жары лицо. Оперся на холодный камень — рука угодила прямиком в что-то шелковое, невесомое, тонкое. Анетис не выдержал и открыл глаза, зачерпывая горсть нежных лоскутков. Поднес как можно ближе… 

Легкие, полыхающие красным огнем, лепестки мака, измятые нервными пальцами, казалось, смеялись ему в лицо. 

Догадка пришла внезапно: встали на место удушливый туман, внезапная сонливость… Лазарус вскочил и заметался по пещере. Он не хотел, не хотел неощутимо умирать, медленно погружаясь в сон. Стоит сомкнуть веки, и его здесь никто не найдет. 

Теперь анетис был уверен, что это проделки Костадина. Мак — вечный символ дормиен. Ну ничего, только бы выбраться отсюда, а там он не забудет, ох, не забудет… 

Удар о каменную стену обрадовал его. Только бы пещера оказалась не слишком длинной, — молился он про себя, — только бы. 
Кожей, разгоряченной и расцарапанной о шершавую поверхность, антар почувствовал пустоту и в следующий момент понял, что перед ним выход — и шагнул, освобождаясь от снотворного, сладко-ядовитого запаха. 

Зрение постепенно привыкало к блеклой полутьме: здесь гораздо светлее, чем в маковом дормиенском тумане, — решил про себя Лазарус. На этот раз он не торопился: кто знает, какие сюрпризы еще приготовили ему родичи? 

В гроте было пусто; антар потихоньку двинулся вперед. Нужно было выбираться отсюда, да поскорее. Надежда вспыхнула в нем с новой силой; он даже мысленно посмеялся с презрением: надо же, на какие потуги решились родичи, чтобы избавиться от него. И кто им помог, хотелось бы знать? 

Мелькнула мысль: наверняка они и Волдета бы убрали сами, зря полез, зря взял на себя еще одну смерть, пусть и врага. 

Он шел вперед, и с каждым шагом в нем крепла уверенность в благополучном исходе. Надо быть умнее; не попасться на глаза Костадину с Игнаасом. Пусть думают, что целитель спит мертвым сном. Вот подарочек он преподнесет обоим, вернувшись в столицу раньше, да еще и с посохом! То, что посох отыщет именно он, Лазарус даже не сомневался. Кому же еще управлять страной, как не ему? Вон из какой хитроумной ловушки выбрался… 

Антар шел и не видел, как за его спиной из плотного, бурого суглинка тихо прорастают пока еще тонкие побеги, быстро увеличивающиеся в размерах. Вскоре весь обратный путь был укрыт сплетающимися друг с другом лозами; из их длинных шипов сочилась темная жидкость. 

Стена выросла так неожиданно, что Лазарус слегка струхнул. 

— Что еще за пакость, — пробормотал он, ощупывая внезапный тупик. — Может быть, я пропустил где-то боковой поворот? 

Антар в раздумьях обернулся и в ужасе замер. Сотни живых стеблей, точно покачиваясь от невидимого ветра, нацелились ему прямо в грудь. 

—Нет, — он сделал шаг назад, чувствуя спиной камень. — Нет, я же почти вышел! 

Кап, кап — тягучие, ржавые капли лениво падали под ноги. Несколько шипов оцарапали кожу. 

— Нет, — сорвался Лазарус. — Я же свой, я же анетис! Это же моя магия! 

Протяжный крик отразился от далекого сводчатого потолка. Антарская кровь брызнула во все стороны, смешиваясь с тяжелыми, бордовыми каплями. 

Лозы в последний раз взмыли вверх, замерев там в нерешительности, а затем свернулись в огромные кольца и застыли, изредка мелко подрагивая. 

*** 
Ослепительный свет так резко ударил из ниоткуда, что Костадину пришлось прикрыться рукавом — такой болью в голове отозвалось нежданное освещение. 

Свет лился отовсюду — сверху, сзади, с боков, и даже снизу. Дормиен утирал слезящиеся глаза, но это не помогало. Еще через несколько минут у антара разболелась голова — словно кто-то назойливо начал долбить в затылок маленьким молоточком. 

Костадин яростно содрал плащ и набросил его на голову. Стало чуть легче, однако отвратительный свечение даже через плотную черную ткань умудрялось мучить антара. Молоточек, натешившись вволю, перебрался вперед и обернулся жестким тугим обручом, сжавшим голову стальными тисками.

Если пару мгновений назад дормиен мечтал о том, чтобы добыть хоть лучик света, то теперь он бы продал весь свой клан за самую непроницаемую тьму.

Он пополз как можно быстрее, утроив усилия по поиску выхода из этого треклятого места. Голова уже не болела, а страшно пульсировала; больше всего Костадину хотелось спрятаться, забиться в темный угол, и никогда, никогда, не покидать своего рабочего кабинета в Анарео, где всегда так уютно, плотно, без единой щелочки, задернуты темно-бордовые шторы. 

Глава чуть не отчаялся, но руки его вовремя провалились в пустоту. Костадин ощупал маленький порожек, ведущий, по всей видимости, в другой грот, и рванулся всем своим рыхлым телом, перекатываясь вперед. 

Свет остался где-то позади, и Костадин сел, привалившись спиной к удачно подвернувшейся каменной колонне, едва не смеясь от пережитого страха. 
Он так был поглощен радостью от нечаянного спасения, что не заметил, как медленно, постепенно поднимаются вверх ядовитые испарения от нежных, ломких маковых лепестков. 

Дормиен зевнул раз, другой. На смену жуткой головной боли пришла легкая истома. В голове сделалось пусто. 

«Отдохну немного, и пойду искать выход дальше», — антар прикрыл веки, почувствовав сильную усталость. Через мгновение он уже спал вечным, непробудным сном. 

*** 
Соли стоял не больше получаса, но ему казалось, что прошло полдня, не меньше. Ноги невыносимо гудели; при взгляде вниз Игнааса подташнивало. Он никак не мог представить себе глубину пропасти. 

Его магия в тесном пространстве пещеры была бесполезна, а в том, что это была именно пещера, соли убедился почти сразу же: его окружали крутые стены, уходящие высоко вверх в причудливый изгиб потолка, и теряющиеся далеко внизу. 

Глава не знал, сколько еще сможет так простоять. Колени уже подкашивались; антару нестерпимо захотелось пить, да еще и потянуло по нужде. Игнаас с тоской вспомнил Волдета: вот кто бы сейчас точно пригодился. 

— Надо сесть, — сказал глава вслух. — Надо просто аккуратненько сесть. И все. 
Он грузно опустился на корточки, испытывая немыслимое облегчение. Так, немного вытянуть ногу. Не торопиться, главное не торопиться. 

Второе колено хрустнуло, и Игнаас чуть не взвыл — такой острой болью отозвалось небольшое движение. Не в силах терпеть, он, потеряв осторожность, вытянул обе ноги вперед, крепко вцепившись в пятачок, на который уселся. 

От резкого усилия спираль качнулась. Руки в тщетной попытке ухватиться скользнули по гладкому дереву, и соли с воплем полетел вниз.