Андрюшка

Андрюшка

                                                                        I
   Андрюшка был весьма замкнутым в себе подростком: тщедушный, бледный, с болезненного цвета худым лицом, усыпанным веснушками, большим неулыбчивым ртом с тонкими губами и отсутствующим взглядом. Оттопыренные его уши просвечивало солнце, что являлось предметом насмешек и обидных прозвищ со стороны одноклассников. 
   Ко всему прочему, одиннадцатилетний школьник был весьма рассеянным и медлительным. По мнению его классной руководительницы Светланы Григорьевны, он: «Ворон считает», а его мать, Ольга, называла сына мечтателем и часто раздраженно окрикивала его: «Хватит в облаках витать! Вернись уже с небес на землю!» - и плакала. Она часто плакала, тихо, не в голос. 
   Андрюшка, в такие моменты, молча, стоял поодаль, виновато понурив голову и мысли его тогда бывали где-то далеко-далеко, за пределами серой реальности. Он не переносил слез матери, но будучи не в силах уйти, оставив мать одну наедине с ее переживаниями, он в своих мыслях убегал в те далекие сказочные страны, описанные в приключенческих книгах. В страны, где нет слез. 
   Читал Андрюшка жадно и много. Он представлял себя путешествующим вместе с героями, о которых читал, был их другом и соратником, хотел быть похожим на них. Своими размышлениями, мечтами подросток ни с кем не делился, он хранил их в своем сердце, это было его сокровенной тайной.
   Ольга переставала плакать и, вытирая ладонями слезы с покрасневших глаз, обнимала сына. «Горе ты мое луковое!» – произносила она, силясь улыбнуться и Андрюшка, вернувшись к реальности, обнимал мать в ответ. Он думал: «Почему я горе? И почему именно луковое?». Затем Ольга, наконец, выпускала сына из объятий и он, вздохнув, уходил к себе в комнату делать уроки.

                                                                           II
   Воскресенье выдалось солнечное, был сентябрь, стояло бабье лето. Андрюшка любил выходные, когда не было вокруг ненавистных ему одноклассников, учителей, школы. Утром приходила баба Маня, соседка жившая этажом выше и Ольга, мать Андрюшки, уезжала с ней в собор. Андрюшка оставался дома один, предоставленный самому себе.
    Проводив мать и закрыв за ней дверь, он спешно завтракал и забирался снова к себе под одеяло, читал книги. Иногда он откладывал книгу и подолгу, уставив взгляд в одну точку на потолке, видимую лишь ему одному, предавался размышлениям.
   Он думал о маме, о том, почему она такая несчастная и часто плачет; он думал о том, почему ушел от них отец и куда? У мамы он об этом больше не спрашивал, так как, спросив однажды, ему уже пришлось пожалеть об этом: мама рассердилась на него, кричала, называла неблагодарным ребенком, упрекала что он, Андрюшка, весь в отца своего и велела больше не упоминать о нем. А затем мама снова долго плакала.
   Впрочем, отца Андрюшка не любил и очень боялся. Он был рад, когда отец ушел от них. Отец часто пропадал раньше месяцами, а когда появлялся, то беспробудно пил и бил маму и его. Андрюшка вспоминал, как отец отправлял его за водкой в магазин, а напившись, обязательно находил причину, чтобы отвесить звонкую оплеуху сыну. Он орал какие-то невнятные вещи и лупил Андрюшку, но тот не слышал его слов. Он тихо стоял, втянув голову в плечи, потупив взор, и плакал. Каждый подзатыльник отзывался глухим звоном в голове и на ум почему-то приходил звук резинового мячика ударяющегося об асфальт. В его памяти всплывали строчки из детского стишка: «Мой веселый звонкий мяч…». Строчки, из его далекого детсадовского детства. Затем отец уставал «воспитывать» сына. Он уходил к себе в комнату и засыпал, а Андрюшка, успокоившись, потихоньку выбирался на улицу и гулял там дотемна, пока с работы не возвращалась его мама.
   Наконец, скука одолела мальчика и он, выбравшись из-под одеяла, стал одеваться. Собравшись, он взглянул на часы в прихожей, было уже 12 часов пополудни. Андрюшка вышел в подъезд и, закрыв за собой дверь на ключ, поскакал по ступенькам вниз, во двор. В голове его навязчиво звучал стишок:

                                        «Мой веселый, звонкий мяч,
                                         Ты куда помчался вскачь?
                                         Желтый, красный, голубой,
                                         Не угнаться за тобой!».

                                                                         III
   Выскочив вприпрыжку из подъезда, Андрюшка бросил на ходу: «Здрась-сте!» -, сидевшим на скамье у подъезда старушкам и направился через весь двор, к арке, ведущей на оживленную, залитую жарким солнцем, пыльную улицу. Приметив в конце двора знакомых ребят, он ускорил шаг, дабы остаться незамеченным ими и прошмыгнул в прохладный полумрак арки. Оказавшись на оживленной улице, мальчик остановился на мгновение, раздумывая пойти ли ему на набережную, или в парк и сделав выбор в пользу набережной, повернул налево.
   Было немного прохладно, дул слабый ветер. Солнце светило навстречу и заставляло Андрюшку щуриться. Он поднимал руку и, приставив ладонь ко лбу козырьком, перебегал дорогу. Дойдя до проспекта, мальчик ускорил шаг. На противоположной стороне толпились на остановке пассажиры с сумками, пакетами, с маленькими детьми и маленькими собачками. Перекрестком руководил регулировщик в красивой милицейской фуражке и ярком желтом жилете, надетом поверх милицейской формы. Регулировщик время от времени издавал резкий звук свистком, жалобный как крик чайки. Андрюшка приметил впереди продуктовый магазин. Он машинально нащупал в кармане джинсовых брюк несколько монет и, сжав их в кулак, устремился в распахнутую дверь. 
   Купив свежую ароматную булку, Андрюшка вышел из магазина и продолжил путь. Проспект изогнулся как спина кошки встретившей неожиданно свое отражение в зеркале и побежал стремглав вниз, к набережной. Сквозь ветви тополей густо теснящихся кронами вдоль проезжей части Андрюшка разглядел переливающуюся на солнце рябь воды. Свежий  ветерок донес до него первые нотки рыбы и сырости. Спустя пять минут наш путешественник уже стоял на тротуаре набережной, вымощенном темно серой брусчаткой, прислонившись грудью к выбеленным бетонным ограждениям.

                                                                           IV
   Прохладный бриз приятно обдувал разгоряченное бегом лицо Андрюшки. Золотистая рябь на поверхности реки слепила глаза, от чего Андрюшка щурился и морщил нос. Он разглядел наконец чаек галдящих возле пристани в сотне метров от того места где стоял и перемахнув через ограждение направился к ним. 
   Идти было не очень удобно, так как берег реки был одет в огромные бетонные плиты и спускался к реке крутым склоном. Неровные края плит торчали вразнобой, то там, то здесь попадались под ноги обрезки ржавой арматуры торчащей из замшелого бетона, щели между плитами поросли тощей сорной травой. Андрюшка шел медленно, часто спотыкаясь. 
   Наконец достигнув причала, мальчишка остановился в тени портового здания. Было холодно стоять в тени, и Андрюшка решил отойти немного, чтобы быть на солнце. Он спустился к самой воде и опустил в нее руку. Вода была прохладной. Андрей уселся на голые бетонные плиты нагретые солнцем. Откусив булку, он пожевал немного и стал отрывать небольшие кусочки белой мякины и бросать перед собой в воду.
   Чайки тут же заметили угощение и одна за другой принялись кружить над водой и над головой Андрюшки. Вскоре уже более дюжины птиц летали, ныряли, кричали и дрались за каждый кусок булки. Мальчик от души смеялся, наблюдая за ними и, старался отщипывать кусочки поменьше, чтобы дольше растянуть эту забаву.
   Но вот, булка закончилась. Последний кусочек он съел сам. Чайки еще некоторое время кружились над ним, садились на плиты неподалеку от мальчика и вопросительно глядели на него своими глазками-бусинками, выжидали новой порции угощения. Не дождавшись более ничего съедобного, чайки, одна за другой, удалились обратно к пристани и вернулись к своим повседневным делам, оставив мальчика одного.
   Андрюшка продолжал сидеть на том же месте. Он вдыхал свежесть речного воздуха, наслаждался, созерцая проплывающие мимо огромные баржи груженые желтым песком, наблюдал за маленькими человечками, сновавшими по палубе буксирного катера. Он снова окунулся мыслями в свои заветные мечты: Представил себя бойким юнгой на таком вот катере, очень полезным, нужным членом экипажа корабля! Вот, он бежит по поручению капитана к боцману; вот, он с матросами сидит вместе за одним столом, все его считают равным себе, совсем взрослым! Иногда матросы потешаются над ним и подтрунивают. Но не со зла, а так, по-доброму, по-дружески и он, Андрюшка, шустрый и деловитый юнга, задорно огрызается в ответ. И все громко хохочут и похлопывают мальчишку по плечу…
   Катер удалился, толкая перед собой гигантскую баржу. Андрюшка повернул голову в сторону причала. Ближе к бетонному берегу за причалом качались на воде две парусные яхты. Паруса на одной из них, той, что ближе к берегу, были спущены и смотаны на реях, а вторая, расправив косой белый парус, явно готовилась к отплытию. Матросы, раздетые по пояс поднимались по трапу один за другим, тащили на борт ящики, мешки и коробки. Из рубки верхней палубы вышел капитан в белых брюках, белом пиджаке и белой же фуражке. Пиджак был надет прямо на голый торс и из выреза на груди торчали седые курчавые волосы. Он стоял, опираясь вытянутыми руками в перила и, отдавал какие-то распоряжения своей команде. Из густых зарослей седой бороды торчала маленькая трубка время от времени выпускавшая густые облачка белого дыма.
   «Настоящий капитан!» - восхищенно подумал Андрюшка. Он встал и не спеша направился в сторону причала. Сердце подростка бешено колотилось в груди, а в голове рождались неясные пугливые мысли. Он подошел к причалу и вскарабкался на мощенный старыми изъеденными сыростью досками настил пристани. Над ним носились крикливые чайки, но Андрюшка уже их не слышал. В его голове стремительно вырисовывался план побега на этом вот корабле. Он мысленно представлял свой разговор с капитаном, просился к нему в плавание и обещал быть хорошим, исполнительным юнгой. Он стоял на середине причала, заложив руки за спину и размышляя о предстоящем побеге, о путешествиях по всему свету, о приключениях. Он наблюдал за каждым движением, за каждым жестом капитана судна.
   Затем, как это часто бывает, когда слишком долго размышляешь, в его сознание стали вкрадываться сомнения: «Да уж! Так меня и взяли на корабль!» – думал Андрюшка, - «Я ведь и не знаю, как быть юнгой. Матросы посмеются надомной или, что хуже, обругают и прогонят домой, скажут, что мал еще для плавания». Он посмотрел на белоснежный борт яхты, где красовалась бирюзовая надпись на иностранном языке «Revolcarse». «Ну вот, еще и иностранцы, наверное». – Подумал неудавшийся юнга. – «Точно не поймут меня, о чем я прошу!». И наконец, он вспомнил про маму. Он даже вздрогнул, представив, как мама рыдает, обзванивая больницы, соседей, одноклассников, как ее допрашивают в милицейском участке… «Она уже дома сейчас» - подумал Андрюшка. Он несколько раз глубоко вздохнул с досадой о неудавшемся путешествии и, повернувшись, решительно зашагал прочь от яхты и пристани. Домой, к маме.

                                                                             V
   Вечер неумолимо приближался к закату. На далеком горизонте появились серо-голубые облака. Ветер усилился и, с удвоенной уже силой, дул со стороны реки врываясь в притихшие улицы городка. Стало значительно прохладнее. Андрюшка шел по набережной быстрым шагом, ежась от сырости. Он спешил скорее к перекрестку, которым набережная соединялась с проспектом. Завернув на широкий тротуар, зашагал вверх, поднимаясь в гору. Громыхая железом, прополз  по обагренным закатом рельсам трамвай. Андрей подошел к перекрестку. Регулировщика уже не было, светофор был исправлен, горел красный свет. Мимо пробегали легковые автомобили. На противоположной стороне улицы собрались под светофором люди. Загорелся зеленый. Мальчишка, не вынимая рук из карманов брюк, перебежал по зебре дорогу, лавируя в людском потоке, хлынувшем ему навстречу.
   Андрюшка шел, глубоко вдыхая вечернюю прохладу. Настроение было превосходное. Он спешил домой. Из хлебных магазинов и пекарен доносились ароматы выпечки. Засосало под ложечкой. Подросток впервые за весь вечер ощутил, как сильно он проголодался. Тут же живо представил, как мама на кухне сейчас готовит что-то вкусное и ждет домой его, любимого сына, Андрюшку.
   А вот и арка его двора. Он замедлил шаг и прежде чем войти во двор огляделся по сторонам. Взрослых во дворе не было, как и его сверстников, лишь в дальнем конце двора играла на детской площадке малышня. Андрюшка облегченно вздохнул и расслабился. Он направился к своему подъезду по правой стороне, обходя площадку  с краю. Впереди у четвертого подъезда его дома играл с мячиком соседский пятилетний мальчишка Вовка. Андрюшка поравнялся с малышом и, прошел было уже мимо, но… 
   Этот звук! Звук резинового мячика ударяющегося об асфальт отразился в его сознании и заставил резко остановиться. Андрей медленно повернулся к Вовке. Тот не обращая никакого внимания, радостно резвился с мячиком, отбивая его двумя ладошками от тротуара. В голове подростка отразился ненавистный ему звук: «Дзинь! Дзинь! Дзинь...».
   В душе у Андрюшки вдруг резко похолодело, в лицо ударила горячая кровь, воспламенив в нем какие-то новые чувства, какой-то хищный гнев, ярость. Он одним прыжком, буквально подлетел к не подозревающему ничего малышу и, замахнувшись, влепил ему звонкую оплеуху. 
   Вовка растянулся на тротуаре, больно ударившись коленками и ладошками об асфальт, и громко заплакал. Андрей мгновение стоял в оцепенении, широко раскрыв глаза от охватившего его ужаса и пытаясь осмыслить, что он только что совершил. Опомнившись, он бросился к мальчику, поднял его, поставив на ноги, прижал к себе и стал лихорадочно успокаивать, вытирать слезы и поправлять штанишки и свитер на нем. Все тщетно! Вовка плакал все громче и вырывался. Андрюшка разжал объятия и малыш, громко рыдая и топая от обиды ножками, побежал к себе домой.
   «Что сейчас будет?!» - пронеслось в голове Андрюшки. Он метнулся в сторону своего подъезда, но остановился у двери. «Если я сейчас поднимусь домой, то дядя Леша, Вовкин папа, поднимется к нам в квартиру и тогда будет еще хуже...» - Так размышлял  Андрей, стоя у входа в подъезд.
   А в соседнем подъезде уже послышался шум, грубая брань и быстрые шаги. Во двор выскочил в одних спортивных шортах и сланцах, с золотым крестом на груди и в синих наколках на руках и ногах загорелый мужчина лет тридцати. Это был дядя Леша. Глаза его бешено сверкали.
- А ну-ка, иди сюда сволочь! – взревел мужчина, увидев Андрея.
-Я… Я… - мямлил едва слышно, дрожащим голосом обидчик медленно подходя к отцу Вовки и испуганно моргая.
- Ах, ты гаденыш! Шакал! – рычал разъяренный мужчина. На голову Андрюшки посыпались градом увесистые звонкие подзатыльники. В голове привычным образом зазвенело, из глаз брызнули слезы. Он стоял, втянув голову в плечи и ссутулившись, и терпеливо переносил расплату, удар за ударом, в промежутках пытаясь хоть как то оправдаться:
- Я ведь… Я… Ай! Я ведь не нарочно… Я не… - жалобно лепетал он.
- Что-о-о?! Не нарочно?! Ах, ты гаденыш! Ах, ты…- Кричал дядя Леша, отвешивая очередную оплеуху. – А ну пошел отсюда! Живо! Чтобы я тебя больше рядом не видел с моим сыном! – он с силой развернул подростка, больно схватив его за плечи,  и отвесил мощного пинка под зад. Андрей пулей влетел в свой подъезд, скуля от обиды как побитая дворняга. Пробежав несколько лестничных маршей, он остановился между этажами, переводя дыхание и вытирая слезы застилающие глаза. Он прислушался. Во дворе было тихо.

                                                                            VI
   Простояв в тишине подъезда с полчаса, Андрюшка окончательно успокоился и расслабился. Он понимал, что мама не должна узнать о том, что произошло. Голова гудела, но он старался не обращать на это внимания, как и на горящее правое ухо, которое уже немного распухло. Андрюшка смотрел в окно подъезда, выходящее во двор на солнечный диск, который уже почти весь скрылся за домом напротив. Все произошло так быстро, что подросток даже не успел всего осознать полностью.  «Почему я так поступил?» - в угрюмом недоумении спрашивал себя Андрюшка.
   Наконец мальчик устал стоять  и поднялся на свой шестой этаж. Сунул ключ в замочную скважину и, аккуратно повернув его, тихонько открыл дверь. Он молча разулся и прошел к себе в комнату. Мама смотрела сериал по телевизору на кухне и все же услышала, как вошел сын:
- Андрюшка! Иди мой руки, сынок, покормлю тебя, – позвала Ольга сына.
- Да, мама, сейчас приду! – отозвался Андрюшка, стараясь придать своему голосу наиболее естественное звучание. Он вымыл руки в ванной и, вытирая руки о полотенце, осмотрел себя в зеркало. Правое ухо немного распухло и покраснело. Он вошел на кухню и молча сел за стол. 
   Ольга была в превосходном настроении и не сразу заметила хмурый вид сына.
- Ты чего, Андрюша? Что-то стряслось сынок? – спросила, наконец встревоженная мать.
- Да нет, мам, ничего, – ответил Андрюшка спокойно, - устал просто, на набережную гулять ходил.
- Снова один гулял?- ласково улыбаясь, спросила успокоенная мать. Андрюшка утвердительно кивнул.
- Эх, горе ты мое луковое! Завел бы друзей хороших, с друзьями то интереснее ведь, - продолжала улыбаясь Ольга, - Ну ладно, ешь давай, пока не остыло все. Она снова погрузилась в свой любимый сериал. 
   Андрей ел неохотно: аппетита не было вовсе. Он отодвинул полупустую тарелку от себя, отхлебнул из кружки теплого чая и встал из-за стола. 
- Мама, я спать! Устал чего-то, - прокряхтел он и, не поворачивая головы, удалился к себе в комнату.
   Усевшись на кровати, Андрюшка ощупал осторожно правое ухо и удовлетворенно подумал: «Мама не заметила. Это хорошо!» Мальчик разделся, лег в кровать и, укутавшись в толстое одеяло, взял в руки начатую книгу. Но читать ему не захотелось, а стало вдруг грустно и противно от самого себя за свой недавний проступок. Ведь все его любимые герои, о которых он так много читал и мечтал, были великими мореплавателями, искателями сокровищ и приключений, защитниками слабых и бедных. А он, Андрюшка, как последний негодяй и злодей ударил маленького пятилетнего мальчишку, соседа Вовку! Нет, он недостоин, быть юнгой и верным спутником героев!
   Подросток вздохнул и закрыл книгу. Положив ее на тумбочку рядом с кроватью, он выключил настольную лампу и, повернувшись к книге спиной, стал постепенно погружаться в глубокий сон.

                                     "Мой веселый, звонкий мяч!
                                      Ты куда помчался вскачь…»

   Эти строки, снова и снова, назойливо крутились в голове засыпающего Андрюшки.