Ангельская академия

3. Третьекурсники

Ветер колышет кроны огромных деревьев. Их шелест убаюкивает и нашёптывает что-то волшебное. Солнце то и дело сверкает сквозь сочную листву. Оно невероятно яркое, но глаз не режет. Потоки тепла щекочут и кутают словно бабушкино одеяло. В животе ворочается и нарастает ком смеха. Улыбка сама собой растягивается до ушей. Но просыпаться совершенно не хочется. Вдруг что-то куда более нежное и тёплое подхватывает… Мамины руки… Вспышка радости вмиг перекрывает всё и вся… 

Тимофей ошалело похлопал глазами, привыкая к мягкому послеполуденному свету. И тут же обнаружил, что в комнате он не один.
— С пробуждением! Уж, прости, не стал тебя будить. Ты столь сладко спал, что даже урождённые бессмертные могут позавидовать. Что снилось?
— Здравствуй, Гавриил, — Тимофей сладко поёжился в кресле, — Детство снилось. И мама… 
— Понятно. Вижу, у тебя вовсю идет подготовка к новому учебному году, — архангел окинул взглядом кипы книг, заполонившие обиталище старого учителя.
— Ну, что ты! Начало занятий послезавтра. Уже давно всё подготовил. Просто освежаю в памяти некоторые моменты. Не хочется выглядеть выжившим из ума стариканом.
Архангел звонко засмеялся:
— Тимофей, ты не меняешься!
— Меняюсь, меняюсь. Уж поверь. Думаю, светский этикет мы соблюли. Потому позволь спросить, с чем, собственно, пожаловал?
— Боюсь, у меня плохие вести, Тимофей. Учебный план придётся пересмотреть. Скорее всего, полностью.
Старик недоуменно воззрился на начальство. Колючий взор по людской привычке обежал лик архангела. Но кроме спокойствия прочесть что-либо иное не получилось. И Тимофей подключил интуицию.
— Что-то мне подсказывает, что учебный план ты не видел. Так? Значит, дело не в нём.  А значит, произошло что-то из ряда вон. Так?
— Так, Тимофей. Сегодня Высший совет Престола Господня озвучил доклад постоянных наблюдателей. Не хочу пугать, тем паче, что данные нуждаются в перепроверке, но на всякий случай практические занятия в мире людей отменяются.
— На какой срок?
— Не могу сказать. Но будь готов к тому, что весь учебный год продержишь воспитанников за книгами.
От последнего замечания Тимофей едва не взвыл.
— Как?! Гавриил, да что ты такое говоришь?! Ты помнишь, сколько копьев было сломано, чтобы молодая поросль набиралась опыта параллельно с теорией? А помнишь, как я доказывал необходимость такого подхода? И это не просто необходимость, это единственно верный путь! — старик даже закашлялся от переизбытка эмоций.
— Помню. И сколько положено трудов, и как сложно давалось это решение. Я всё прекрасно помню. Но здесь вопрос безопасности учащихся. А этот момент перевешивает любые твои доводы. Так что успокойся. Отнесись к этому философски. И предоставь завтра план теоретической работы третьекурсников. Хотя бы набросок плана… 
 
***

За час до начала занятий ангельская академия впустила гомонящую толпу студентов. По давешней традиции первого сентября учащиеся приходили, ни свет ни заря, и разбирали на грядущий учебный год самые выгодные места в аудиториях. Ученики старца Тимофея в этом отношении исключением не были.

Белоснежные двери распахнулись, и толпа свежеиспеченных третьекурсников с весёлым гомоном вломилась в родную аудиторию. На лицах юных ангелов ещё играла улыбка, но глаза уже расширялись от удивления. За кафедрой восседал никогда не приходящий раньше последнего звонка Тимофей. И судя по усталому виду, старик провел в учебном зале всю ночь.

Смущённые студенты, шушукаясь, толкаясь и то и дело оглядываясь на наставника, рассаживались по местам. Но старик, казалось, совершенно не замечал творившееся вокруг. Выцветшие глаза безучастно смотрели в пустоту. И даже когда кто-то опрокинул стул, преподаватель ничего не заметил. Полные недоумения студенты перешёптывались и всё больше волновались. Минуты бежали, а Тимофей словно окаменел. Но грянувший звонок вмиг расставил всё по своим местам.

— Ну, здравствуйте, мои дорогие! Простите, не заметил, как вы вошли. Задремал… Мда… Старость — это состояние души. И не важно, праведник ты или грешник. Раз состарился, это уже всё. Есть даже такая горькая пословица: молодости не вернуть, а старости не избыть. Мда… — Тимофей несколько раз тяжко вздохнул и спохватился, — Но я хочу начать учебный год вовсе не со старческого брюзжания. Честно говоря, я вообще хотел начать его иначе. Но что-то в последнее время не заладилось у меня с желаниями. Постоянно происходит как желаю вовсе не я.

Тимофей окинул взглядом юнцов и тут же заметил пылающую румянцем физиономию Андрия. Спохватившись, что ляпнул лишнего, Тимофей поспешил исправиться:
— Да что это я, в самом деле? Ною, как старая развалина, о вещах, к которым вы вообще отношения не имеете. Простите меня великодушно! И давайте перейдём к вещам насущным… Так-с! Как вы помните, в прошлом году руководство академии вняло моим просьбам и взяло курс на усиление практической стороны занятий. К великому моему огорчению, в нынешнем году концепция преподавания в корне изменилась. В ближайшее время у нас будут исключительно теоретические занятия.

По аудитории пронёсся удивлённый ропот, быстро перешедший в выкрики с мест. Старик поднял морщинистую длань и быстро пресёк нарождающийся взрыв возмущения.
— Пожалуйста, успокойтесь! Прошу вас! — дождавшись тишины, продолжил, — Дорогие мои, поймите, у нас выбора нет. Руководство меня в детали пока не посвятило, но уверен, что без серьёзных причин практику в мире людей никто бы отменять не стал. А раз так, то смиримся и примемся за учёбу по старинке. И давайте пожалуйста без возмущённых возгласов. Я же не сказал, что собираюсь пытать вас скукой. Вот и давайте начнём с самого интересного, — старик хитро улыбнулся, — Я даю вам пять минут, что бы каждый из вас сформулировал тему, которая кажется ему наиболее интересной для теоретического исследования.

Тут же перед учениками возникли чистые листки, а Тимофей опрокинул зависшие в воздухе песочные часы.

Спустя пять минут учитель перебирал листки. Косматые брови метались словно седые флюгера, гонимые бурями размышлений. Старик шевелил губами, причмокивал, потрёпанные крылья то и дело подёргивались. Наконец он оторвался от бумажек и объявил:
— Очень хорошо. Даже великолепно! Честно говоря, я и не надеялся, что вы заинтересуетесь столь фундаментальными вопросами, — старик захромал вдоль классной доски, — Надо же! На многие предложенные вами темы написаны сотни томов исследований, а вы всё равно хотите осветить эти вопросы в учебном процессе… А зачем?
— Потому, что вы изложите свежий взгляд на то, что давно изучено.
— Свежий? Игнатий, почему ты решил, что мой взгляд — свежий?
— Простите, я хотел сказать, свой собственный. Выработанный на основе жизненного опыта.
— Ну, что ж… Наверное, ты где-то прав. У людей считается позором, когда преподаватель учит чему-то, что сам знает только из книг. Помните: знания — полководец, практика — солдаты. Но пока у полководца нет солдат, ему не мешает поднатореть в военной науке. И у вас, дорогие мои стратеги, есть реальный шанс выработать свой собственный взгляд на интересующие вас вопросы. Ибо ваши пожелания автоматически становятся темами ваших курсовых работ. Думайте, размышляйте и пишите.

Аудитория на несколько секунд окаменела, а затем взорвалась воплями возмущения. Преподаватель разинув рот глядел на полное ярости махание рук и крыльев. От юных ангелов такого он просто не ожидал. Но привыкший за долгую земную жизнь ко всевозможным выходкам младого поколения быстро взял ситуацию под контроль.
— Тихо! — надтреснутый голос выдал максимум отпущенных децибел, — Не смейте позорить звание слуг Престола Господня!
— Это мы-то позорим? — единственный глаз Игнатия пылал не хуже огненного меча, — Как вам не стыдно! Вы обманом выведали у нас темы, которые для нас… тёмный лес! И заставляете по ним писать курсовую. Это разве справедливо?

Недовольство Игнатия тут же подхватили несколько голосов. Но в этот раз Тимофей не сплоховал. Сухонький кулак так шарахнул по трибуне, что грохот разнёсся далеко за пределы аудитории. Не ожидавшие такого развития событий юнцы мигом притихли. А старец степенно разгладив куцую бородёнку и старательно не замечая адской боли в руке, продолжил:
— Дорогие мои! Уж простите за мой жест отчаяния. Вовсе не хотел вас пугать. А теперь давайте спокойно, без сердца, обсудим ваши претензии. Что вас так раздосадовало?
— Вы хотите, что бы мы на третьем курсе смогли изложить своё видение фундаментальных понятий, о которых, с одной стороны, мы ничего не знаем, а с другой, имеем огромный объём библиотечной информации, в котором разобраться не просто даже академику!
— В этом ты совершенно прав, Андрий. Но это не вся картина. На самом деле, ваша работа будет не совсем теоретическая. То, что я поставил вас в невыносимые, по вашим понятиям, условия, является обычной практикой в человеческой жизни. А в этих условиях вам предстоит немало трудиться. И чем больше вы будете готовы к такого рода неожиданностям, тем успешнее будет ваша деятельность.
— Но как вы представляете нашу работу? Я не знаю даже с чего начать!

Тимофей глянул в полные страха бирюзовые очи, вздохнул и выдал:
— А вы попробуйте представить, что должны объяснить эти понятия ребёнку… 

***

Закончив учебную пару, Тимофей счастливо заскользил искалеченной ногой по отполированному мрамору гигантской анфилады. Он обожал открывающийся с неё вид на кучевые облака. Здесь они казались наиболее естественными. И старик постоянно представлял себя плывущим в гондоле воздушного шара — пусть необычного, но простого и понятного человеческого устройства. Этот маленький уголок рая казался вырванным из прошлой жизни, полной боли и страданий, но такой простой и привычной… 

Обычно старик позволял себе задержаться тут и помечтать, чем и планировал сейчас заняться. Но планам сбыться было не суждено.

— Тимофей, уж прости, что нарушаю твою душевную гармонию. Но это крайне важно.
— Конечно, пресветлый. Слушаю, — и старик обернулся к Гавриилу.
— Тимофей, твоя выходка со студентами, мягко говоря, попахивает обманом, — строгости в голосе архангела было хоть отбавляй, — Ты мне симпатичен, ученый совет тебя хвалит, академия возлагает надежды, но всему есть границы. Надеюсь, ты меня понимаешь?
— Да, Гавриил. Я всё понимаю. Всё. Но и ты пойми. Если мы готовим молодёжь к работе с людьми, то они должны быть готовы к любым непредвиденным оборотам. Просто обязаны! Ты прекрасно понимаешь, что изворотливость человеческой греховности не знает границ. А в последние годы, мне кажется, просто забил фонтан злой гениальности. И что ты собираешься этому противопоставить?

Но архангел неожиданно замолчал. Внимательные глаза долго и подозрительно изучали старика. Но в конце концов взгляд архангела потеплел.
— Прости, Тимофей. Ты безусловно прав… 
— Я-то знаю, что прав. Но что это сейчас было? Начальство сканировало меня на ложь? Или сразу на измену?
— Прости, ещё раз, — Гавриил устало отвёл глаза, — У меня есть несколько минут. Давай немного прогуляемся.

Старик обеспокоенно взглянул на начальство. Перегруженность нерешаемыми проблемами впервые на его памяти так исказила светлый лик архангела.
— Практические занятия были отменены не просто в угоду подозрениям перестраховщиков из учёного совета. Я знаю, что ты именно так рассуждаешь. Но ты ошибаешься. Более того, большая часть учёного совета срочно отправилась в мир людей. Да что там, все ангелы,не занятые в миссиях первостепенной важности переброшены на Землю.
— Гавриил, что происходит? — старик тут же позабыл о великолепной панораме, студентах, академических проблемах.
— Комиссия постоянных наблюдателей сообщает, что у человечества начала стремительно падать мораль. Как ты прекрасно знаешь, греховность развивается вместе с человечеством. Но в последнее время деградация опережает самые пессимистичные расчеты. С некоторых пор процесс пошёл с нарастающим ускорением. Уже давно перекрыты все допустимые значения.
— Значит, война… — прошептал Тимофей.
— Да, скорее всего. И самое ужасное, что среди людей не только совершенно перестали рождаться праведники, но и грешники не ищут раскаяния. А значит, в мире людей нам не на кого опираться.
— Праведники есть! — вспыхнул Тимофей, — Они не могут не рождаться! Иначе бы мир давно рухнул!
— Но их мало… 
— А значит, они только сильнее! В иное я не верю! — Тимофей грохнул кулаком по перилам слоновой кости.
— Ну, что ж… Рад, что твоя вера крепка. Готовься к войне, старик.

***

Андрий грустно обвёл взглядом бесконечные ряды гигантских стеллажей. Обожаемая тишина библиотеки в этот раз показалась зловещей. Он провёл рукой по корешкам книг, и привычная теплота фолиантов неожиданно отозвалась шероховатостью кожи неведомого чудовища. Молодого ангела передёрнуло. С трудом сдерживаясь, он вернулся к столику смотрителя.
— Могу я воспользоваться поисковой системой?
— Конечно, Андрий. Но позволь спросить… Ты всегда обожал бродить и отыскивать книги. Я много раз поражался, как ты находил в этакой прорве настоящие бриллианты. А что же сейчас? — и старец-смотритель испытующе уставился на юношу.
— Сейчас… Сейчас мне нужно собрать материал для курсовой работы, — Андрий сказал это столь печально, что смотритель от удивления вытаращил глаза.
— О! Как! И что же это за тема такая, что вогнала в тоску самого заядлого книгочея третьего курса?
— Грехопадние.
— А… Понимаю. На эту тему список литературы устанешь листать. Если этот список ты вообще поднимешь, — смотритель окончательно добил студента.
Андрий тяжко вздохнул и голосом великомученика повторил:
— Могу я воспользоваться поисковой системой?
— Незачем. Этот запрос был только что обработан. Вон сидит твой сокурсник. У него та же тема, — и смотритель указал на спрятавшегося за стопками книг Игнатия.

Понурив голову Андрий направился в сторону погружённого в работу товарища.
— Привет. Не знал, что ты выбрал ту же тему.
Игнатий зыркнул единственным глазом. И не проронив ни слова, опять погрузился в чтение. Пожав плечами, Андрий направился к полкам. Вытащив пудовый фолиант “Введение к предпосылкам духовного падения”, он уселся поодаль и обречённо принялся изучать оглавление.
— Привет. Извини, что грубо промолчал, — рядом стоял Игнатий, — Можно присесть?
— Конечно, садись.
— Ещё раз прости. Выбесила меня эта ситуация.
— А то! От Тимофея никто такого не ожидал. Хотя… 
— Что?
— Ну… Он родился человеком и прожил жизнь праведником. Вряд ли он хотел организовать что-то недостойное.
— Не понимаю.
— Возможно, он лучше всех понимает, как надо учить.
— Получается, что весь многовековой опыт обучения гроша ломаного не стоит?
Но Андрий лишь пожал плечами. Игнатию пришлось самому искать ответ:
— А раз руководство не предприняло никаких мер, означает, что задание в силе. Значит, оно соответствует представлениям об учебном процессе. Мда… 

И собратья по несчастью погрузились в тягостное молчание. Тихий шелест бумажных страниц, еле слышное потрескивание свечей и прочие едва уловимые звуки давили на психику Игнатия словно адовы жернова. Выносить это было невозможно. Он резко поднялся, словно сбрасывая оковы безысходности, шумно выдохнул и заявил:
— У меня предложение. Посетим Эдемский сад?
— Зачем?
— Подойдем к решению теоретической задачи с практической стороны. Исследуем место грехопадения.
— И что ты там думаешь найти?
— Понятия не имею. Но что-то обязательно найдем. По крайней мере больше, чем раскапывая этот бумажный карьер. Ну, что, летим?

Спустя всего несколько минут оба третьекурсника узрели блеск золотых ворот, за которыми тысячи лет назад появились родоначальники человечества.

— А серафим по-прежнему стоит на посту, — Андрию этот факт сильно подпортил настроение, — Вряд ли он нас пустит.
— Но подойти-то нам никто не мешает.
И студенты опасливо потопали к вратам. 

Гигантского роста серафим не обратил на подошедших никакого внимания. Сжимаемый гранитными ручищами огненный меч не шелохнулся ни на миллиметр. Игнатий даже усомнился, заметил ли их страж. Он слегка кашлянул и поприветствовал стража. Серафим коротко кивнул и неуловимым движением распахнул перед молодёжью сверкающую калитку. Поражённые этим фактом студенты заволновались ещё сильнее. Андрий не выдержал:
— То есть нам можно войти? Просто так войти и всё?
— Да, вы можете пройти, — раскатом грома прогремел серафим.
— Но… Но зачем тогда вы здесь стоите, если каждый может пройти?
— Пройти может не каждый. Это позволено лишь урождённым бессмертным. Людям проход закрыт. Даже праведникам.
Огорошенные услышанным, притихшие студенты прошмыгнули в Эдемский сад. 

Сделав несколько шагов, они остановились и огляделись. Но к великому разочарованию ничего удивительного не обнаруживалось. Так же, как и за воротами, простирались цветущие райские кущи, сочная зелень слалась мягким ковром, а перед идущими то и дело выскакивали любопытные зверушки.

— Хм… И что ты собирался тут увидеть? — Андрий даже не стремился скрыть разочарование.
— То, что охраняет серафим. Как ты понимаешь, он не плодово-ягодные культуры стережёт от расхищения.
Шутка мигом сняла напряжение. Андрий звонко рассмеялся.
— Ну, ты и юморист! Я тоже помню эту странную фразу Тимофея.
— Ага. У старикана таких словечек несколько мешков.
Они продолжали шествовать по запретному саду, то и дело вспоминая необыкновенные обороты речи, произнесённые старым учителем. Один за другим выскакивали моменты необыкновенных занятий, когда Тимофей в очередной раз поражал учеников невероятными историями земного быта, отношений и тамошнего мировоззрения… 

Слово за слово, и они незаметно приблизились к странным деревьям. Повидавшие в родной обители всевозможные чудеса природы, молодые ангелы стояли заворожённые. Перед ними, раскинув колоссальную крону, стояло древо познания. Сделав в его сторону ещё пару шагов, оба остановились как вкопанные. 
— Ты тоже это чувствуешь? — донёсся до Игнатия хриплый шёпот друга.
— Да… Оно задало вопрос… 
— И мне… Что делать будем?
— Давай лучше пойдём… 

Юные ангелы подавленные осознанием величия древа медленно брели к вратам. Мысли метались словно молнии, запутываясь в невероятные клубки. Головы студентов пухли от неуспевающих оформиться вопросов. Но постепенно студенты совладали с собой и смогли обсудить произошедшее.
— Оно пронизывает всё сущее! — восхищённо вскрикнул Андрий.
— Немудрено… Это тебе не поисковая система библиотеки. Тут ответы даже на незаданные вопросы получишь… Тут и учиться не надо. Припал к древу — вот тебе и всё. И никаких курсовых писать не надо. Все знания сразу получишь. Нда… Нельзя к нему смертных пускать. Нельзя! 
— Да… Это точно. 

Покинув пределы Эдемского сада Андрий и Игнатий неторопливо шагали в сторону академии. Расправлять крылья настроения не было.
— А почему тебя заинтересовало грехопадние?
— Ну… Собственно, меня не само грехопадение занимает. Мне интересно, откуда пошло его отождествление с любовью?
— У… Друг Андрий, какие тебя вопросы заинтересовали! А ты не думаешь, что тут причина в том, что любовь может порождать как счастье, так и горе?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, люди могли просто проклясть любовь. У них это запросто.
Андрий исступлённо обхватил голову. Полный горечи голос вопросил в пространство:
— Да, что делать-то?!
— Ну-ка, ну-ка прекращай! Отчаяние — грех! И немалый. Ты огорчаешься, что не справишься. Но это не причина пускаться во все тяжкие.
— И что ты предлагаешь? — Андрий готов был завыть, — Пойти к Тимофею?
— Нет, конечно! Зачем попусту беспокоить старика и расписываться в собственном бессилии? О! Я знаю с кем можно посоветоваться!
— С кем? Старшекурсники нам не помогут… 
— Нет, конечно. Я не о том. Давай, обратимся к святому Петру.
— Ого! Далековато, конечно. Но мысль мне нравится. Летим!

К райским вратам они прибыли уже на закате. Но апостола поблизости не наблюдалось. Новоиспечённые третьекурсники удивлённо крутили головами, пока Андрий не заметил вдалеке странную точку. Несколько мощных взмахов позволили опознать в ней фигуру святого Петра. Еще несколько усилий, и перед ними предстал любовавшийся буйством красок заката апостол.
— Привет, юной поросли! Что привело вас в пограничный край? — и улыбнулся столь открытой и доверчивой улыбкой, что враз смутил ангелов, 
— Э… мы хотели спросить… 
— О, прошу меня простить! Всегда забываю! — и святой тут же стал необыкновенно серьёзен.
— Простить… За что? — студенты вконец растерялись.
— За улыбку. Ваша братия носит улыбку почти всегда. Это практически ваш герб, отличительный знак сил добра. У людей всё иначе. Я сам поначалу очень удивлялся, но потом мне объяснили. Видите ли, если человек искренне улыбается, то это несет гораздо больше энергии.
— Почему?
— А потому, что для полной счастья улыбки нам требуется куда больше божественной благодати, чем вам. Но и отдаём её мы больше. Теперь, понятно? А что у вас были за вопросы? — и старец опять осторожно улыбнулся.
Андрий с Игнатием тут же бросились сбивчиво рассказывать и про курсовую, и про Тимофея, и про темы. Пётр слушал их внимательно, ни разу не перебив, и, после некоторого раздумья, ответил:
— Блуд и любовь столь же разнятся, как грех и святость. Чего бы люди там не напридумывали, а Адам с Евой в раю грешили лишь тем, что ослушались Бога. То есть, вкусили запретного плода с древа познания. Возможно, будет проще рассматривать грехопадение через его противоположность? Расспросите о святости тех, кто в ней жил. Не меня, спасибо. Я жил давно. Много, очень много воды утекло с тех пор. А вам нужен свежий взгляд на проблему. О, как кстати! — и апостол указал на бредущую к вратам фигуру, — Летите, встречайте праведника. Редки они сейчас стали. Ох, как редки… 
— А вы разве не должны его проверить? Почему вы решили, что он не грешник?
— Милые мои, я только встречаю. И встречаю только праведников. Это всего лишь предание, что я решаю пускать или не пускать. Тяжесть грехов и чистоту души определяет чистилище. Это мирское заблуждение, что чистилище — место, где душа, отягчённая несмертельным грехом может очиститься и последовать в рай. Это только одна из многих его функций. Вы это ещё будете проходить. А теперь спешите за новоприбывшим, а то смешается с толпой… — и Пётр залился звонким смехом.

***

Распахнув двери в приёмною архангела, Тимофей на несколько секунд впал в состояние глубокого изумления. Огромный, обычно пустовавший, зал мог дать фору любому перенаселённому муравейнику. Язык не поворачивался назвать творившееся даже столпотворением. Старый учитель впервые увидел, как ангелы заполняют весь доступный объем. Стремительно двигая крыльями, но сохраняя небольшую амплитуду, около трёх дюжин ангелов  метались на разных уровнях. Они передавали какие-то списки, сверялись с записями, непрерывно что-то вопрошали во всех направлениях. Забывший обо всём Тимофей опомнился лишь когда почувствовал, как его настойчиво теребят за руку. Рядом стоял златокудрый ангелок и елейным голоском лепетал:
— Уважаемый Тимофей! Давайте я вас проведу.
Старец кивнул и нырнул в галдящий водоворот.

— Тимофей, прости могу уделить тебе только одну минуту. Что у тебя?
— Да, собственно, ничего срочного… Но позволь спросить, что происходит?
— Увы, ничего хорошего. Мир людей вот-вот превратиться в ад. И это не метафора. Самое печальное, что никто из аналитиков не может предложить ничего дельного. Одно можно сказать наверняка — сатана тут ни при чём. В аду тоже никто ничего понять не может. Ты только представь — туда внезапно начали попадать праведники!
— Как? Как такое может вообще произойти?!
— Хороший вопрос. По всей видимости чистилище перестало нормально функционировать. Мы с ужасом ждем орд нечестивцев. Ты понимаешь, что тогда случится?
— Но в раю немало святых воинов! Не может быть, что бы мы не справились с любым нашествием!
— Тимофей, опомнись! Мы не на Земле, мы в реальности Духа. А здесь нет сил, что могли бы противостоять запрету чистилища. Чистилище — это не контрольно-пропускной пункт. Это совершенно уникальное творение. Оно не принадлежит ни реальности Духа, ни реальности Пространства, ни реальности Времени. Серафимы размышляют над создавшейся проблемой. Большего я сказать тебе не могу.
— Но… Что же тогда делать? — старец был на грани обморока.
— Нужны те, кто знает, что это за враг. 
— Когда мы таких найдём? А если не найдём? Надо припасть к ногам Всевышнего… 
— Серафимы давно передали весть. Всевышний в курсе.
— И?
— И всё. 
— Не понял. Прости, что это вообще значит?
— Это значит, что мы должны справиться сами. И кое-что нам уже удалось понять.
— Что?! Что?! — старик почти кричал.
— Сейчас данные перепроверяют. Нужно ещё несколько часов. Пока говорить бессмысленно. Завтра всё обсудим на заседании совета. На тебя уже оформлен пропуск. Не опаздывай!

***

С первых же слов новоприбывшего юные ангелы поняли — перед ними совершенно уникальный праведник. Ещё не успев произнести приветствие, Игнатий поразился полному безразличия взору. В голове сразу же родилось закономерное предположение: “Видать, натерпелся в жизни. Наверняка, мученик…” Андрий же был шокирован тем, что его приняли за деву, и окончательно добит полученным комплиментом. Познания в человеческом жаргоне были не велики, но эмоциональный фон сказанного просто сочился омерзительной похотью. Правда, поняв, что ошибся, новый обитатель рая искренне извинился, чем опять сбил с толку встречавших.

Дальнейшее общение перевернуло в третьекурсниках всё, что они слышали о душах, достойных нахождения в раю. Фома, а так звали нового знакомого, совершенно не восхитился местными красотами. Пение райских птиц его раздражало, отсутствие тяжёлой музыки угнетало. Он поминутно ругался, извергая конструкции немыслимой пошлости. Отсутствие какой-то неведомой “дури” вогнало его в глубокую печаль. А сладчайшие плоды заинтересовали только как возможное сырьё для самогона.

Вконец истомившись, Игнатий возмутился:
— Слушай, я не пойму, за какие такие заслуги тебя в рай определили? Что-то ты не похож на мученика за веру. Как ты умер?
— Как умер? Дык, встало мне всё поперёк горла. Ширнулся на всю катушку. Ну, и приехал к вам.
— Ширнулся? Это что?
— Ну, дури себе вкатил. Передоз, короче, организовал. Не ясно что ль? Суицид совершил.

Андрий с Игнатием окаменели. Перед ними стоял стопроцентный грешник, в аду которому самое место. Что делать в создавшейся ситуации студенты не знали. Первым нашёлся Игнатий:
— Он грешник. Ему здесь оставаться нельзя! 
— Это ясно. Но что ж с ним делать? В ад мы его отправить не можем. Хотя именно там он и должен быть.
Тут до Фомы дошёл смысл сказанного. И райские кущи впервые со времён грехопадения огласил вопль отчаяния:
— В ад? За что? Я ничего не делал! Я не убивал! Не крал! Никогда не крал! Ну, то есть, качал пиратский контент. И всё! За что меня в ад-то?!

Но ангелы уже его не слушали. Они решали, что делать дальше:
— В ад мы не имеем права его отправлять. Не мы решаем его участь.
— Но он грешник! Ему здесь быть нельзя. Ты хоть это понимаешь?
— Понимаю. Не ори! Давай попробуем его в чистилище опять сводить.
— У нас нет прав на вход в чистилище через приёмник душ. К тому же, его не примут снова. Он же прошёл распределение.
— Но есть же какой-то способ туда проникнуть? Серафимы же не через парадный туда всё время попадают?
— Согласен. Тащим его туда и сдаём серафимам.
— Решено!
И преисполнившиеся решительности третьекурсники ангельской академии поволокли упиравшегося грешника вон из райской обители.

Обратное путешествие заняло всего несколько минут. Упавший духом Фома был далёк как от созерцания невероятных красот обиталища ангелов, так и от наслаждения сказочным полётом. Его полный обречённости и безразличия взор тревожил провожатых. Но Андрий с Игнатием понимали, что иного выхода у них просто нет. Оба дождаться не могли, когда их постыдная миссия будет завершена. И когда наконец показались границы чистилища, оба, как по команде, вздохнули с облегчением.

— Ну, вот и прибыли. Так, нужно найти служебный вход, — Игнатий деловито оглядывал единственным глазом плывущее в облаках колоссальное сооружение.
— Что это? — странно изменившийся голос Фомы заставил ангелов обернуться.
— Как — что? Чистилище. Ты отсюда держал путь в рай. Не помнишь разве? 
— Я здесь не был! Куда вы меня притащили?!
— Был ты здесь. Был. Уж поверь. Просто, покидая, ты видел его в ином свете. Ты не на Земле. Это у вас в реальности Пространства объекты неизменны. Мы же в реальности Духа. Здесь всё зависит от восприятия. Вот откуда ты пришёл к нам? Попытайся вспомнить.
— Вышел из какой-то чайханы…
— Вот! Ты видел то, что желала твоя душа, — радостно подтвердил Андрий, — А что такое “чайхана”?
— Меня там в детстве сластями угощали… 
— Понятно. Когда в рай идут, все чистилище похожим образом описывают. А сейчас ты что видишь?
— Да это ж какая-то душегубка на миллион посадочных мест! — взвыл Фома, — Не хочу я туда! Почему всё опутано колючей проволокой? Почему везде шипы? А крови, почему столько крови на стенах? — крики начали сливаться в настоящую истерику.
Андрий, растерявшись, совершенно опустил руки. Но Игнатий так просто не терял спокойствия.
— А ну, перестань вопить! Ты переполнен страхом. Потому и видишь ужасы. На деле всё может быть не так ужасно.
— Не так?! А как?!
— Серафимы отрегулируют механизм. Твои грехи заново взвесятся. Если несмертельны, то после очищения вполне можешь к нам попасть.
— Опомнись, Игнатий. Он — самоубийца, — сказавший это Андрий внезапно разрыдался.
— Да… Действительно, Фома. Тогда тебе в ад. Но и это ещё не конец. Пойми, конца в мире нет. Это иллюзия, миф вашего мира. Через мучения ты познаешь свой грех. И кто знает, может перегорев в адовом горне, душа твоя вновь сможет обрести покой.
Фома рухнул на колени, обхватил голову и зарыдал. Ангелы стояли рядом и молчали как каменные статуи.

Наконец Фома поднялся и устало поглядел на громаду чистилища.
— Ну, что ж. Колючая проволока пропала. Уже неплохо. Правда, почему-то всё во льду… Ну, чему быть, того не миновать. Идёмте, что ли?

Внутри было тихо. Их никто не встречал. Юных ангелов это удивило.
— А где серафимы? 
— Понятия не имею. Здесь вообще не должно быть свободного прохода.
— И что будем делать?
— Давай зайдем немного подальше. Ну, быть того не может, что никого не встретим!

Далее брели в полной тишине. Андрий с Игнатием с удивлением разглядывали циклопические архитектурные изыски: громадные уходящие в бесконечность колонны, залы совершенно безумной планировки, многоугольные пустые комнаты, странные ведущие в никуда лестницы, громадные постаменты непонятной формы и назначения. Вокруг не было ни души. Никто не мешал троице разглядывать всё вокруг, залезать на странные приборы, трогать панели с неведомыми письменами. Всё было жутко и в то же время безумно захватывающе. Несколько раз на пути встречались порталы мгновенного переноса. Но ангелы здраво рассудили, что пользоваться ими небезопасно. 

Зачарованные необычностью места, они совершенно позабыли о цели своего визита. Вокруг по прежнему было пусто, но простаивающим чистилище назвать было нельзя. Юные ангелы постоянно ощущали энергетические потоки невероятной силы. Они струились по стенам, потолкам, сквозь пространства залов и анфилад. Потоки сил то неслись широкими магистралями, то сливались в невообразимом круговороте, то преобразовывались совершено непредсказуемым образом… 

Внезапно кашляющий вскрик заставил молодёжь опомниться. Фома стоял бледный как полотно и смотрел в пустоту. Расширенные от удивления глаза что-то пытались рассмотреть в громаде мрачного зала, губы шептали неведомые ангелам слова, а тощие пальцы непроизвольно подёргивались.

Андрий осторожно обошёл грешника. И прошептал Игнатию в самое ухо:
— Что с ним?
— Не представляю даже.
— Может тронулся? Разве может душа дважды оказываться в чистилище? Ох, и влетит нам!
— За что влетит? — Игнатий сказал это нарочито громко, — Мы всё делаем правильно. А вот где персонал этого… 
— Этого компьютера.
Ангелы вздрогнули и повернулись к Фоме.
— Что ты сказал?
— Это компьютер. Без сомнения. Вполне себе продвинутой архитектуры. Правда по шинам не электроны бегают. Странно даже, что я могу это ощущать… Так вот, он функционирует точно без электричества. Хотя… Чему тут удивляться? Но производительность… Это что-то даже за гранью моей фантазии. Эх, жаль что мы вломились в системный блок. Мне бы консоль потискать…
— Что ты такое несёшь? С тобой всё нормально? — Андрий с тревогой заглянул в глаза Фоме.
— Со мной всё обычно. Я ж при жизни был программистом… Спасибо вам, что напоследок показали такое чудо. Теперь хоть будет что в аду вспомнить.
— Погоди-ка, так ты считаешь, что это компьютер? — Игнатий заинтересованно покрутил головой.
— Угу. Архитектура, конечно, сложновата. Я пока мало, что понял. Но это уже детали.

Игнатий посмотрел на своего сокурсника. На лице Андрия читалась та же догадка.
— Помнишь, древо познания?
— А то! Там такие же потоки сил… 
Но договорить Андрию не удалось. Фома вцепился в него и завопил, что было мочи:
— Пожалуйста! Отведите меня туда! Есть у вас хоть капля жалости! Мне ж вечность в аду гореть! А я так и не узнаю, на что способны ваши машины! Ради всего святого! Покажите мне это древо познания!

От невероятного напора и совершенно не вяжущихся с моментом слёз ангелы опешили. А Фома, видя примолкших конвоиров, рухнул на колени и зарыдал от бессилия. Вздрагивающие тощие плечи и полный боли стон повергли третьекурсников в шок. Наконец, Игнатий собрался с силами. Он осторожно погладил Фому и самым вкрадчивым голосом произнёс:
— Фома, не плачь. К древу познания нельзя даже праведникам… 
Но это не произвело на грешника никакого эффекта. Ангелы понуро топтались, совершенно не зная, что предпринять. Время шло, а Фома всё плакал.
— Сколько это будет продолжаться? — Андрий дрожал от одной мысли о возможных перспективах.
— Ты лучше скажи, что теперь с ним делать? Где серафимы? Где хоть кто-нибудь? Времени-то уже прошло невесть сколько!
— И что делать?
— Поведём его к нам.
— К нам? Ты сам-то себя слышишь?
— Да! К нам! Там хоть кто-то поможет. Ну, отругают конечно. Куда ж без этого?
Игнатий тряхнул плачущего:
— Фома, вставай! Пойдем пока опять в рай. Не бросать же тебя тут.

За весь обратный путь никто не проронил ни слова.

***

— Что теперь? — безучастно вопросил Фома.
— Отведём тебя к Тимофею. Это наш учитель. Не бойся! Он тоже был человеком. Так что разберётся в ситуации.
— А компы ваши так и не дадите посмотреть? Хоть мельком, а?
— Слушай! — Андрий хлопнул себя по лбу, — А ведём-ка его в академию. 
— Зачем?
— Ну, во-первых, Тимофей наверняка там. А во-вторых… сможем показать ему наши средства автоматизации.
— Не думаю, что нас погладят по головке за такое самоуправство, — Игнатий многозначительно хмыкнул.
— Да хоть покажем ему поисковик библиотечный. Ну, пусть хоть напоследок порадуется? — Андрий с Фомой уставились на Игнатия полными мольбы глазами.
— Как знаете. Тогда, пока мы будем искать Тимофея, ты, Фома, поиграешь с поисковиком.

От помпезности крыльца академии у Фомы началась дрожь.
— Вы куда меня ведёте?
— В академию. Разве ты забыл, что хотел в библиотеку?
— Но крыльцо… Оно даже не дворцовое. Оно… Страшно сказать.
— Да, брось ты! Тимофей нам тоже говорил, что у людей всё скромнее. Оно и понятно. Ведь в вашей вселенной куда больше нужно затрачивать усилий для созидания. Во вселенной Духа с этим проще.

Троица миновала громадный холл. Двери распахнулись в полукилометровую галерею, которую Фома принял за проспект. Они миновали пару дюжин лестниц и десяток широченных коридоров, прежде чем попали в хранилище научных знаний. 
— Впервые вижу, что в читальном зале никого нет. Ну, да нам это на руку, — и Андрий начал пояснять Фоме, как подключиться к консоли поисковой системы. Но тот сам сообразил, что к чему, и бесцеремонно отвернулся от ангела.
Андрий только хмыкнул и повернулся к другу.
— Игнат, а где Тимофей?
— Тимофей? А ты хоть одного преподавателя видел?
— Нет. 
— То-то и оно! Вообще никого! Одни студенты. Даже смотритель библиотеки куда-то запропастился.
— Странно как-то всё это. А тебе не кажется… 
Но договорить ему не удалось. Громкий вскрик Фомы буквально подбросил недавних конвоиров. Глаза Фомы горели, а уста исторгали какие-то нечленораздельные, но явно восторженные, крики:
— А!! Эт ваще!.. Круть!.. Да это ж!.. Мать моя!.. 
Ошалевший грешник подскочил к ангелам и в какие-то несколько секунд вывалил дикий сумбур из жаргона, технических терминов и явно непечатных эпитетов, описывающих крайнюю степень восхищения. Случившийся приступ экстаза невероятно перепугал ангелов. Они принялись страстно увещевать Фому, но быстро успокоить разгорячённого грешника не удалось. Вскочив на стол, он несколько минут просто вопил и потрясал руками.

Когда же наконец в библиотеке наступила тишина, Игнатий осторожно поинтересовался:
— Ты можешь спокойно объяснить, что случилось?
Фома поглядел на ангелов полными счастья глазами и торжественно произнёс:
— Вот теперь и в ад можно!
— Это понятно. Но что тебя так восхитило?
— Что? А вы не слышали, что ли? Да тут производительность, наверное, иоттафлопсами меряется. Если не круче… Эх, да кому я объясняю! Вы ламеры натуральные.
— Кто?
— “Кто? Кто?” — передразнил Фома, — Дятлы! Даже туканы! Ни черта вы тут не понимаете, а ещё пользуетесь. Как не стыдно?
— Нам не по чину обладать знаниями об устройстве таких систем, — Андрий грустно опустил голову.
— Не по чину? — поразился Фома, — У вас, прям как у наших чиновников, что ли? Ну, да ладно. Не отчаивайтесь! Сейчас я вам покажу возможности этой зверь-машины.
Фома стремительно крутанул ладонями висящий перед ним сгусток тумана, затем дёрнул в стороны. Игнатий даже вскрикнул, поражённый бесцеремонностью обращения с божественной системой поиска информации.
— Не боись! Это стандартная функция масштабирования окна. Ты, что, и об это не знал? Эх, темнота! Смотрите, сейчас полазим по вашей сети. Админы у вас, наверно, блаженные? Паролей нет нигде! Вот заглянем-ка сюда… 

В миг растаявшая стена показала главный зал академического совета. Речь держал Гавриил:
— Исходя из выше сказанного, можно однозначно утверждать, что на Земле появился чужеродный разум. Он не имеет никакого отношения к вселенной Духа.
— Но разве такое возможно? — донёсся чей-то слабый голос из зала.
— Да, это доказано. И это опровергает всё, что мы ранее знали о сознании. В иных условиях можно было бы тысячелетия потратить на разгадывание причин его возникновения, долго строить догадки… По глазам вижу, многие приуныли, что такое богатейшее поле для научной работы придётся уничтожить. И хорошо, если нам это удастся.
Зал возбуждённо зашумел. Кто-то отчаянно выкрикнул:
— Но неужели нельзя никак вступить с ним в контакт? Даже с силами ада удерживается паритет. Разве мы не сможем решить проблему дипломатически?
— Попытками установления контакта мы заняты с первых же моментов обнаружения этой сущности. Но ответных шагов пока не получили. Более того, чужеродный разум только активизировал воздействие на людей. В последнее время оно достигло невероятной силы, приближающейся к божественной! Миллионы людей впали в столь сильную зависимость, которая ранее считалась невозможной. Этот разум виртуозно перевернул изначальную тягу людей к святости. Извращенные умы стали видеть божественное в убийстве себе подобных. Вы только подумайте! В убийстве! 
— Но как такое возможно? Божественное и убийство… Это просто несопоставимо!
— Согласен полностью. Но с подачи враждебного разума люди увидели в возможности уничтожить собрата своего проявление сверхчеловеческой власти. И обожествили этот кошмарный порок.

В зале повисла могильная тишина, насквозь пропитанная страхом и отчаянием. Архангел сделал короткую паузу, а затем тихо произнёс:
— Простите меня, братья! Но мы должны готовиться к худшему. Чует моё сердце, последняя битва будет вовсе не с сатаной. Мы должны выжать все силы! На кону вселенная Пространства — мир людей! Но и во вселенной Духа далеко не всё в порядке. И это очень похоже на одну и ту же проблему… 

Архангел неожиданно осёкся и уставился прямо на наблюдавшую за выступлением троицу.
— Он нас увидел? — от нахлынувшего страха Андрий едва не рухнул в обморок.
— Не должен… 
Закончить Фома не успел. Гавриил сделал едва заметный пас, и в миг обездвиженная троица тут же перенеслась в зал совета.
— Так, так, так! Вижу отличников третьего курса. Тимофей, каковы твои красавцы! Смогли даже несанкционированный доступ организовать. Сильны! А это что за праведник с ними? Из новоприбывших поди? Ну-ка, посмотрим на тебя поближе… 

Фома испуганно уставился в бездонные очи архангела, с ужасом ожидая разоблачения. Оно не заставило себя ждать.
— Грешник! — сказанное едва слышным голосом словцо в миг долетело до последнего ряда.

Зал оцепенел. Никто не задавал вопросов, никто не изумлялся, никто не проронил ни слова. Лишь тяжкий вздох старца Тимофея нарушил тягостное безмолвие. Но на него никто не обратил внимания. Ибо в следующую секунду двери распахнулись, и в зал прошествовал серафим с огненным мечом. Он повернул каменный лик в сторону побледневшего Фомы и начал приближаться. Его поступь воплощала идеальный метроном смерти. Подавляющее большинство членов академического совета никогда не видели серафимов в деле, а потому смотрели, затаив дыхание. И только умудрённые опытом старейшины, шепча молитвы, опустили глаза.

Но тут совершенно неожиданно для всех Фома завопил:
— Не убивайте меня! Я знаю как вам помочь! Я знаю кто вам противостоит на Земле! Правда! Я знаю! Не убивайте!

На серафима эпатаж грешника не произвёл никакого впечатления. Он так же размеренно приближался, держа перед собой пламенеющий меч. Архангел же с интересом посмотрел на Фому.
— А чего ты так испугался? Ты же уже умер. Здесь тебе никто больно делать не будет. Мы просто отправим тебя назад в чистилище.
— Нет! Не надо! Я там был! Два раза!
— Погоди-ка… Почему два раза?
Но Фома не ответил. Его переполненные страхом глаза смотрели на полыхающий клинок подошедшего серафима. Заметив это, Гавриил сделал серафиму знак и повернул Фому к себе.
— Мы не караем грешников. Нас боятся бессмысленно. Ты сам себе вынес приговор, когда решил осквернить божественный дар. Я говорю о жизни, которую ты убил в себе. Но… 

В этот момент во взгляде Фомы была такая гамма чувств, что стоявшие подле третьекурсники не выдержали и зарыдали в голос. Архангел посмотрел на них, сделал небольшую паузу и продолжил:
— Но сейчас мироздание находится в чрезвычайно сложном положении. И мы не в праве отказываться от помощи даже грешников. Да, да! Я отлично вижу, что лжи в твоих устах нет. А потому имеем только два варианта. Или ты искренне заблуждаешься, что наиболее вероятно. Или действительно обладаешь ценнейшей информацией, и нам невероятно повезло. Предлагаю уважаемым членам совета выслушать свежеприставившегося грешника, — Гавриил обратился к Фоме, — Для начала хочу спросить, почему ты был в чистилище дважды?

Фома зычно икнул и уже открыл было рот, когда Игнатий внезапно перебил:
— Это мы пытались его вернуть… 
— Вернуть? Интересный поворот. Давайте-ка с самого начала!

Игнатий посмотрел на переполненный светилами академии зал, собрал всю отпущенную Всевышним храбрость и сжато, но не упуская важных деталей, поведал о знакомстве с Фомой. К концу короткой речи он говорил столь чётко, словно возглавлял кафедру риторики. Старец Тимофей от гордости даже прослезился.

— Ну, что ж… Спасибо, Игнатий. Вы с Андрием можете идти. 
Андрий и Игнатий одновременно повернулись к пресветлому куратору академии. Но архангел был непреклонен:
— Идите! Ваше присутствие здесь будет лишним.
Когда за понурыми юнцами закрылись двери, Гавриил обратился к Фоме:
— Теперь твоя очередь держать речь.

Уже немного пришедший в себя Фома взошёл на трибуну, дрожащей рукой вытер слёзы, ещё раз зычно икнул, извинился и начал излагать историю своей жизни. Речь его была полной противоположностью гладкого повествования Игнатия. Фома запинался, путался, проглатывал концовки фраз… Его сбивчивое изложение полнилось словами паразитами и изобиловало сквернословием. Но уже через две минуты аудитория перестала замечать все эти непростительные для оратора прегрешения. Поражённые светила, забыв обо всём, слушали невероятную историю. Фома поведал, как ещё будучи студентом, обнаружил факт возникновения искусственного интеллекта в Интернете. Были затрачены тысячи часов на написание кода для проникновения в цифровой разум. Фома как одержимый месяцами не отходил от компьютера. Когда же задуманное осуществилось, человеческий разум отказался принять полученную информацию. Анализ чужеродного интеллекта показал, что тот долго присматривался к человечеству, оценивая его как конкурента. А затем пришёл к выводу, что человек превосходит его только фантазией. И тогда для уничтожения творческой составляющей цифровой интеллект спланировал нравственное падение человечества. Осознав абсолютную безвыходность, Фома просто вкатил себе смертельную дозу героина.

***

— Итак, дорогие мои третьекурсники, хотелось вам того или нет, но ваша теоретическая работа совершенно неожиданно приобрела практический смысл. Скажу больше! Она должна стать одним из ключевых моментов сохранения жизни во вселенной Пространства. Подумать только, вы отучились пару лет, а уже удостоились ощутить промысел Божий. Причём практически в чистом виде. Я вас всех поздравляю! — Тимофей с улыбкой оглядел учащихся, — Да, да! Вы будете об этом рассказывать своим последователям. Это действительно редкий случай. Но чтобы случай этот был счастливым, придётся сильно поработать. И поработать именно так, как я сказал на самом пером занятии.

Ангельская молодёжь усиленно закрутила головами, силясь понять слова старца. И только Игнатий с Андрием понуро смотрели в пол.

— Как вы все уже знаете, чистилище перестало функционировать. Испокон веков оно верой и правдой служило нашему миру, и вот совсем недавно этому пришёл конец. Этот печальный факт послужил причиной того, что в нашем мире появился грешник. Но к великому нашему счастью он сможет нам помочь.
— Что? — раздался вскрик, тут же повлёкший за собой град вопросов.
— Тише, пожалуйста тише! Пресветлый совет Престола Господня со всех сторон обследовал эту заблудшую овцу. Под её шкурой не прячется серый волк, как многие напрасно подозревали. Но овечка эта принесла нам, можно сказать, золотое руно. Наш грешник — великий специалист в области цифровых машин. Увы, иначе сказать не могу. В мою бытность такой техники ещё не было и в помине. Так вот, наш гость предложил рассмотреть функции чистилища как работу сложной вычислительной машины. Наверное, он где-то прав. Увы, знания серафимов и херувимов мне не по рангу, потому приходится перед вами позориться скудоумием. А чтобы окончательно вас не запутать, то предлагаю выслушать самого виновника.

Тимофей указал на дверь, в проёме которой стоял Фома. Юные ангелы пожирали глазами в одночасье ставшего знаменитым грешника. Учитель подвёл Фому к кафедре и объявил:
— Вот тот самый человек. Его зовут Фома. Он обрисует более правильно как ситуацию, так и вашу задачу. Прошу!
— Здравствуйте! Мне уже сказали, что технологии вашего мира совершенно иные, и что вы о них понятия не имеете. Но старец Тимофей убедил всех, что вы как раз те, что нужны мне для решения… 
— Те? Почему мы нужны для решения? Обслуживают чистилище серафимы. Мы их знаниями не обладаем, — раздался полный недоверия вопрос.
— Да, я в курсе, что ваши серафимы — крутые ребята. Но они программируют чистилище на языке высокого уровня. Этим инструментом проблему не решить, — Фома почувствовал лёгкий толчок в бок и посмотрел на качающего головой Тимофея, — Простите, я совершенно забыл пояснить. Постараюсь разжевать как для юзеров. Дело в том, что программы для компьютеров, ну то есть вычислительных машин, могут писаться как на языках высокого уровня, так и низкого. На первых удобно стряпать всякий софт, ну то есть программы. Они легки в освоении, но эффективности маловато. Низкоуровневые — тот ещё геморрой, но зато возможностей ого-го сколько! 
— А зачем вам эти возможности?
— За тем, что ваше чистилище заражено. Э… Вы… это… в обморок не падайте. Я ж говорю про компьютерные вирусы. Не кипешитесь! Сотни раз лечил, и сейчас вылечу. Некоторые ваши шишкари решили, что чистилище потеряно и выдали мне карт-бланш на манипуляции с ним. На этом хорошие новости заканчиваются. Лечить неизвестную систему невозможно. В вашем мире иные законы, как и логика компов. И мне нужно понять для начала базовые элементы… 
— А вот теперь мы и подходим к вашему участию, — аккуратно перехватил речь Тимофей, — Логика вселенной Духа зиждется на ключевых вещах, единых для всех миров. Увы, люди позабыли о глобальности понятий “вера”, “любовь”, “грех”, “промысел Божий”... Вот вам, дорогие третьекурсники, и предстоит помочь Фоме понять их.

***

Тимофей задрал голову. На козырьке уходящего ввысь утёса примостилась маленькая фигурка. Старик нехотя расправил крылья, сделал пробный взмах, но передумал. И, кряхтя, уцепился за серый булыжник… Дряхлые мускулы не желали поднимать истерзанное земными невзгодами тело. Старец стиснул зубы, и тут же по жилам ударил напор энергии. Тимофей усмехнулся, почувствовав себя в апогее расцвета сил, и начал резво карабкаться в гору.

Гавриил отрешённо смотрел вдаль. Присевшего рядом Тимофея он не заметил. Старик вежливо кашлянул.
— А, Тимофей, здравствуй!
— Приветствую, архангел! Прости, что беспокою. Хочу узнать, как дела у моих обормотов?
— Дела отлично! Фома погонял их на славу. Никто не ленился, — Гавриил устало усмехнулся.
— В этом я не сомневаюсь. А вот продуктивность работ вызывает опасения.
— Всё хорошо, Тимофей. Просто поразительно, как на тебя снизошла прозорливость снабдить студентов заданием по пониманию ключевых моментов логики нашего мира.
— Эти темы они выбрали сами. А совпадение — всего лишь тень промысла Божиего.
— Именно! Я как раз об этом и размышлял, — и архангел с наслаждением вдохнул очередной порыв ветра.
— А как успехи Фомы? Если, конечно, мне позволено будет узнать… 
— Позволено. Уже позволено. Режим секретности снят. Фома сработал великолепный антивирус. Вчера закончился всеобъемлющий тест чистилища. Как ты любишь говорить, всё работает как часы.
— Слава Богу! — старик от переполнявшей радости чуть не пустился в пляс, но спохватился, — Погоди, Гавриил… А что теперь с Фомой?
— А вот эта проблема была решена всего несколько минут назад.
— И как? — у Тимофея от нетерпения аж зачесались ладони, что не укрылось от архангела.
— Тимофей, ты не хлебнул лишку благодати? Смотри, не начни гарцевать, — и Гавриил хитро подмигнул, — По Высшему повелению Фома возвращается на Землю.
— Как? Но всё, что он тут узнал… 
— Все знания останутся при нём.
— Э… Как же это? Зачем?
— Тимофей, людям нужно в этой войне подкрепление. Вот его-то Фома и доставит.
— Нужно подкрепление? Что-то я не совсем понимаю… 
— Видишь ли… Фома выяснил, что заражение чистилища было произведено очень и очень давно. Просто вирус был нацелен ударить именно сейчас. А заражение произошло от Древа познания.
— Как? Как ты сказал?
— Да, друг мой. Древо познания было заражено когда Адам ещё не покинул Эдемский сад.
— Что ты такое говоришь?! — удивлённый Тимофей чуть не сверзился с уступа.
— Правду, только правду. Видишь ли, появившемуся на Земле цифровому разуму хватило сил понять, что существуют не только вселенные Пространства и Духа, но и вселенная Времени. Он всё грамотно спланировал, нацелив атаку на людей с громадным упреждением, и заразил древо познания. Адам же, ослушавшись Бога, распространил вирус на своё творение, в котором и должен был родиться искусственный интеллект. 
— Какое творение? О чём ты?
— Всевышний размышлял над тем, что творится с древом познания. И люди в профилактических мерах были к нему не допущены. Но Адам нарушил запрет. Он вкусил знаний. И по чистой случайности — самых важных…
Тимофей непонимающе молчал, и Гавриил продолжил:
— Ты не задумывался, почему в мире людей так мало счастья, так редка истинная любовь и так недостаёт гармонии? А всё потому, что при его создании не учитывались базовые законы. Раскрою тебе великий секрет, теперь это уже секрет Полишинеля. Всё дело в том, что мир людей создал Адам. Несовершенный, корявый и убогий мир людей…