Ангельская академия

4. Четверокурсники

— Итак, подведём итог сегодняшней лекции. Праведность — понятие человеческое, описывающее близость смертного закону Божиему. А что же для ангелов? — Тимофей окинул взглядом аудиторию, битком набитую внимающими четверокурсниками, — А для нас — долг и служение.

Престарелый преподаватель ангельской академии с трудом оторвался от низкой трибуны и распрямил поясницу. Аккуратно заплетённые льняным шнуром крылья в райской обители казались верхом аскезы, а вечно всклоченные седые космы довершали образ религиозного бунтаря. Но праведник Тимофей был вовсе не таков. Четыре года его учительствования прекрасно убедили в этом и студентов и начальство. Мягкость и чрезмерное, даже для ангела, попустительство не раз вызывало беспокойство в самых высших ангельских чинах. Но, как ни странно, методика преподавания давала реальные и весьма ценные плоды. О чём простодушный учитель даже и не догадывался.

— Принято считать, что только люди обладают даром свободы выбора. Так ли это? Давайте взглянем на это внимательнее. Вот ось деяний, — в воздухе тут же возникла светящаяся стрелка, — Для людей она доступна полностью. А потому они могут творить и зло и добро по своему выбору. А мы? Зло несовместимо с нашей природой. Но для нас существует ноль. Мы все прекрасно знаем, что его достижение — падение. У людей же такого тормоза, увы, нет.

Тимофей сделал шаг в сторону и напомнил:
— Не забывайте, что послезавтра — сдача самостоятельных работ!

Но напоминание было совершенно излишним. Молодые ангелы с шумом ломанулись из аудитории так что крылья затрещали. Глядя на переполненные тревожными раздумьями лица, Тимофей ни секунды не сомневался, что задания выполнят все. Как и не сомневался, что при проверке не раз придётся сдерживать греховные позывы к сквернословию. «Ох, и наломают опять дров!» — чуть не вслух выдохнул учитель. Но успешно выработанная в последние годы выдержка не дала проступить на лице даже тени неуверенности.

***

Выйдя из аудитории, Андрий тут же вознамерился переговорить с Игнатием. Он даже успел открыть рот, но сокурсник столь стремительно припустил в сторону библиотеки, что Андрию оставалось только вздохнуть и почесать затылок. «Нда… Вот и проконсультировался. Ладно, придётся самому» — юный ангел вздохнул и принялся готовиться к финальной части задания. Он в последний раз перепроверил всё, что нужно было говорить и что могло пригодиться в разговоре с умирающим праведником, затем коротко вздохнул и перенёсся к смертному одру.

Мизерная комната тонула в пыли и тоске. Выцветшие и местами отклеившиеся обои, густо замазанная масляной краской оконная рама, от времени ставшая тёмно-серой, кипы разложенных вдоль стен книг, обильно затянутых паутиной и плесенью… Тусклая, обёрнутая в газетный конус лампа давала столь слабый свет, что ангел далеко не сразу заметил обитателя сего унылого места. Он возлежал на кровати, степенно расправив седую бороду поверху покрытого заплатами одеяла. К великому огорчению Андрия старик был не один.

Рядом с кроватью сидел на низенькой табуретке молодой парень. Был он настолько бледен, что даже умирающий казался рядом с ним завсегдатаем южного курорта. Скорчившись в три погибели, парень сидел неподвижно и не выпускал из своих ладоней левую руку старика. «Ну, точно как люди представляют ангела смерти! — пронеслось в голове Андрия, — Что же делать? Нельзя ж его выгонять!» Беспокойство юного ангела нарастало. Запас божественной энергии был мал. Андрий специально его рассчитал на краткий визит к умирающему. И в его планы вовсе не входило торчать тут несколько часов. 

Но сидящий у кровати посетитель неожиданно вздохнул, выпрямился. Старик медленно разлепил веки. Выцветшие глаза с трудом сфокусировались на парне. Потрескавшийся рот приоткрылся, и старик едва слышно вопросил:
— Ты не ушёл? Почему?
Но парень только покачал головой.
— Уходи, пожалуйста… 
— Прости меня! — голос парня был куда слабее старческого, и Андрий с трудом разбирал сказанное, даже стоя всего в одном шаге.
— Не за что тебя прощать, — просипел старик и неожиданно твёрдо добавил, — Уходи!
— Но… Тебе не страшно?
— Умирать-то? — казалось дед сейчас рассмеётся.
— Да.
— А ты думаешь, что живёшь? — и старик разразился каркающим смехом, — Проваливай!

Молодой человек тяжело поднялся, перекрестился и, шатаясь, вышел. У Андрия вырвался вздох облегчения.

— Так, а ты кто таков? — насупив брови, старик обшаривал глазами пустую комнату.
— Я — ангел. Я прибыл за вами, — и Андрий тут же явился умирающему.
— А ты красив, паря! Такой златокудрый да румяный, прям купидон. У вас там все такие?
— Нет, мы разные… — Андрий был сбит с толку неожиданной словоохотливостью старца.
— Вот как? Интересно! И мы сейчас прямо в рай отправимся?
— Нет, не сразу. Видите ли… Сначала нужно… 
— Ну, что за наказание! И тут болтуна прислали! Ты это, паря, не трещи попусту, а дело своё делай. Я-то свои уже переделал. Так что могу и просто поваляться. Ну, приступай без разговоров! Не люблю я болтунов, — закончил свою тираду старикан.

Андрий молча наклонился, возложил ладони на тощую грудь старца и зашептал молитву. Он не боялся сбиться или сделать что-то не так, но страх тем не менее постоянно витал рядом. Андрий дрожал от одной мысли, что старикан опять начнёт болтать. Видимо, в отличие от чужих речей собственные перлы доставляли ему громадное удовольствие. Но к счастью дед всё же соизволил отойти молча.

Через несколько минут они уже стояли на крыше здания. Старик, по привычке опасаясь за бренное тело, вцепился в плечо Андрия. Обретшие давно позабытую зоркость глаза с жадностью обшаривали просыпающийся город. Проступающие из ночного сумрака дома вызывали в свежепреставленном совершенно не праведнические настроения:
— Во! Гляди, гляди! Видишь окно на углу? Эх, сколько ж раз мы у Пашки пили! А вон в том сквере меня менты дубинками лупцевали. У! Ироды! Не дали отдохнуть… Хехе! Видишь дымок? Это Клавдия самогонку стряпает. Ох, и ядрёная баба!..

Андрий обалдело слушал этот трёп, и у него в голове совершенно не укладывалось, что праведник может так выражаться. «Наверное, в шоке от произошедшего. Но с другой стороны, что-то не заметно в нём ни капли неуверенности. Странно…»

А старец тем временем продолжал оглашать округу бурными воспоминаниями своей беспутной жизни, то и дело пересыпая столь мерзкими и пошлыми словечками, что Андрий полностью уверился — рассудок праведника дал слабину. «Не иначе, чьи-то чужие воспоминания принял за свои. Видимо, часто пьянчуг исповедовал…» Ангел осторожно тронул старца за руку и молча кивнул.
— Пора, значит? Ну, полетели! А то уж устал на этих мудаков глазеть.

Бестелесные фигуры легко заскользили ввысь и мигом пропали, а над утренним городом ещё витали обрывки смачной площадной ругани.

***

На входе в чистилище Андрий предъявил серафиму жетон на внеочередное рассмотрение дела стопроцентного праведника, сдал порядком утомившего сквернословием старца и принялся ждать у выхода в райском направлении. Мысли юного ангела сами собой вернулись к делам академии. «Надо же… Сейчас получу этого праведника, препровожу… Интересно, как он будет разговаривать, когда чистилище смоет с него все посмертные шоковые накладки? И можно будет махнуть к Игнатию. У меня ещё день в запасе. А у него завал. Эх! Сам, конечно, виноват. Тимофей сколько его просил не заниматься самодеятельностью. Ан нет! Вот и получил задачку поскучнее, да посложнее… Но помочь ему надо, хоть немного». Андрий в очередной раз вздохнул и поплёлся к вратам. Потоптавшись несколько минут у неподвижных уходящих ввысь каменных створок, Андрий побрёл вдоль стены. Его мысли опять вернулись к делам учёбы, он вспомнил, что грядёт последний курс, будет дипломная работа и выпускные. Но куда страшнее потом… «А что будет потом? Готов ли я? Нет, сейчас не готов. А потом? Буду ли готов?..»

Погружённый в тяжкие раздумья Андрий не заметил как вплотную подошёл к границе Великого раздела. Увидев полыхающую черту, он очнулся словно от удара. Но куда сильнее поразило его то, что он услышал.
— Ты куда меня тащишь, мразь?! Тебе кто позволил, а?! Вот же шлюха в чешуе!

Ошибки быть не могло. Расточавшие ругань уста принадлежали несомненно давешнему клиенту. Андрий отбежал в сторону и сразу увидел всю картину. Из противоположного выхода упирающегося праведника тащила в ад юная демонесса.
— Это что такое происходит? — непривычно для самого себя заверещал Андрий.

Демонесса удивлённо воззрилась на златокудрого обитателя Престола Божия, затем со свистом огрела плетью старца, переступила через него и степенно подошла к границе. Она смерила Андрия взглядом полным презрения и превосходства, и нарочито важно ответила:
— Ты совсем маленький? Не знаешь, что это? Это чистилище, мальчик! В вашу сторону топают праведники, в нашу мы тащим таких грешников как этот. А мы стоим на границе, разделяющей Верх и Низ. Ещё вопросы будут? Или ты просто продолжишь разглядывать моё тело?

Андрий тут же залился краской и опустил глаза.
— Ну, какой ты милашка! — смех демонессы адскими струнами резанул по бессмертной душе.
Андрий мигом выпрямился и, стараясь не глазеть на нагое тело, покрытое лишь переливающейся чешуёй, отчеканил:
— Этот праведник — объект моей самостоятельной работы. Его деяния были оценены заранее. Вот у меня жетон на внеочередное рассмотрение дела стопроцентного праведника!

Но демонесса только залилась смехом.
— Ох, и глуп же ты! Круглый двоечник поди?
— Не твоё дело! Немедленно верни праведника в чистилище! Или не знаешь, чем это грозит?
— Он такой же праведник, как ты — отличник, — и адская фурия кнутом погнала ругающегося старика вниз по тропе, не обращая никакого внимания на истошные вопли ангела.

***

— Погоди, погоди! Давай по порядку, — Тимофея аж бросило в оторопь от невероятного напора ученика, — Ты хочешь сказать, что чистилище отправило праведника в ад?
— Да! Именно это я и твержу вам уже десять минут! — Андрий кричал, не обращая внимания на то, что перед ним учитель. Его невероятно тонкие и нежные черты лица были искажены столь жуткой гримасой, что Тимофею казалось, вот-вот и самого Андрия поволокут к адским котлам. Учитель уже сам готов был потерять самообладание, когда в голове прозвучал полный спокойствия и умиротворения глас: «Этого попросту не может быть...»

Тимофей сделал жест студенту остановиться и прикрыл глаза, вознося молитву. Спустя пару минут в полной света обители раздались привычные ученикам слова:
— Вы учитесь, а значит познаёте неведомое. Потому факт того, что вы встретились с чем-то необъяснимым, а значит новым, для вас должен являться нормой. Разве не так?
— Но… — тут же взвился златокудрый ученик.
— Успокойся! Твой разум утратил спокойствие, а это одно из ключевых составляющих праведности. Буйство и смятение — предтечи греха. Разве тебе это неизвестно?
— Да, учитель… — пролепетал ангел, уронив голову на грудь.
— Они предтечи греха. Как и уныние!
— Простите, я понимаю. Но… что же делать мне?
— А вот это уже более конструктивный подход! — Тимофей едва удержался от довольной улыбки, — Итак, давай рассмотрим, что нам известно. Первое: ты прибываешь ко смертному одру и сопровождаешь душу праведника в чистилище. Второе: праведника отправляют в ад. Так? Так! А теперь согласись, что вторая часть события к тебе отношения не имеет. Так? Так! Ты предполагаешь, что чистилище вышло из строя. Здравое предположение. Но буквально позавчера на совете академии серафимы докладывали о тщательной его проверке, результатом которой явилось выяснение полной безошибочности оного.
— Но…
— Я сказал «полной». Значит, проблема кроется в первой части. Не так ли?
— Но я выполнил в точности все условия! Прибыл на место… 
— Стоп! — Тимофей хлопнул по столу, — Я могу консультировать студентов, но не выполнять за них работу, которую я же и задал. Значит, тебе надо думать самому. Ещё вопросы есть?

***

После беседы с учителем Андрий некоторое время бродил по академии в полном смятении. Он машинально здоровался, раздавал поклоны и даже неосознанно улыбался. В голове не было ни единой оформившейся мысли. Всё было раздавлено осознанием полной невыполнимости задания, а, значит, окончательным признанием собственной несостоятельности. Ему хотелось сесть и зарыдать как простому человеку. Конечно, ангелы тоже плачут, хотя причина для их слёз обычно несоизмерима с мизерными человеческими бедами. Но Андрию казалось, что именно такая беда его и настигла. Хрустальная слеза уже 
вот-вот была готова сорваться, когда резкий возглас заставил встрепенуться:
— Чего плетёшься как побитый грешник?
Андрий с трудом обернулся и посмотрел на нагруженного громадной кипой документов Игнатия.
— Э… Да ты что-то совсем расклеился.
Андрий лишь молча отвернулся, но друга это не остановило.
— Пошли, в библиотеке обсудим. Не вздумай отворачиваться! Может ты и помочь не пожелаешь?

Увидев громоздившиеся в библиотечном углу курганы архивных документов, Андрий испытал болезненный укол совести. Его самый близкий друг получил невероятно сложное задание и даже не думает опускать руки! А он? И Андрию захотелось зарыдать уже преисполнившись стыда.

Но Игнатий отлично понимал состояние друга, а потому деловито заявил:
— Я сейчас сделаю перерыв, а ты мне всё расскажешь. Лады?

***

Спустя полчаса молчаливого выслушивания причитаний и догадок Игнатий коротко поинтересовался:
— Я правильно понял, что твоим заданием было встретить и препроводить праведника до чистилища, а потом до райских врат?
— Да… — подтвердил Андрий, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
Игнатий, не желая добивать друга, только хмыкнул и бросил полный тоски взгляд на собственную гору документов.
— Но я и с этим не справился! — и Андрий уронил голову на ладони.
— А ну, заканчивай! Не хватало тут сырость ещё развести. Глянь на мою работу! А я ещё и десяти процентов не обработал.
— А что у тебя за тема? — Андрий изо всех сил старался забыть о чудовищном провале.
— О! У меня шикарная тема: «Как изменился образ праведника за последние двести лет».
— А почему ты не соберёшь статистику через поисковик библиотеки? Это же раз плюнуть!
— Я тоже так сперва подумал. Но преподобный Тимофей возжелал, чтобы моя работа была наполнена живыми примерами. Вот и ковыряюсь.
— Прости, что отвлёк… — Андрию стало невыносимо стыдно.
— Если бы ты не отвлёк, то я бы точно чокнулся здесь. Но давай подумаем над твоей проблемой. А ты уверен, что праведником был именно старец? Что тот парень там делал? Может, в нём всё дело?
— Да какое в нём может быть дело?! Мне дали на старика полное досье. Вот, полюбуйся, — Андрий извлёк из рукава объёмную папку, — Там всё: и деяния, и мысли, и биография, и адрес с телефоном. Что я сделал не так?
— Ещё не знаю. Дай-ка мне глянуть папочку.

Одноглазый ангел сноровисто отстегнул затейливую застёжку. Под его резвыми пальцами мигом прошелестели пожелтевшие листы, сами собой развернулись длинноформатные распечатки, единственное око жадно изучило выцветшие фото… Из последних сил борющийся с отчаянием Андрий смотрел на всё это действо со смесью стыда и надежды. И хоть Игнатий с каждой секундой хмурился всё сильнее, но надежда Андрия, вопреки всему, только укреплялась.

— Так, дружище! Мне ничего непонятно, а значит надо двигать в чистилище. Поговорим с серафимами. Может, чего и выясним.

Дежурящие серафимы с пониманием отнеслись к расспросам юных ангелов, но помочь смогли лишь тем, что подтвердили слова Тимофея да выдали на руки распечатку обработки души грешника.

— И что теперь? — обречённо вопросил Андрий.
— Теперь тебе одна дорога — на Землю. Так, что запрашивай ещё энергии и начинай поиски.
— Бесполезно.
— Это почему ещё?
— Повторный заказ на божественную энергию недопустим. Уже узнавал.
— Не вопрос! У меня есть небольшой запас.
— Спасибо, друг… 
— Что-то ты не очень этому обрадовался. К чему бы это? — подозрительно поинтересовался Игнатий.
— К тому, что времени остается мало. Мне того парня не найти.
— Да, брось!
— И где гарантия, что это он? — Андрий понуро побрёл вдоль гигантской стены.
— Так что же теперь?
Но Андрий лишь махнул рукой.

«Да, дела… — только и подумал Игнатий, глядя вслед удаляющейся фигуре, — Однако, надо и свою работу доделывать. А точнее начинать…»

***

Как и в прошлый раз, Андрий остановился у границы. Теперь на раздел ада и рая он смотрел совершенно другими глазами. В голове то и дело проносилась чёрная тень страха, что провал самостоятельной работы — первый шаг к нарушению долга. «А это верный путь в вотчину сатаны…» — с ужасом осознал юный ангел.

Но тут до его слуха донёсся слабый, но знакомый звук. Андрий наморщил лоб, но никак не мог вспомнить, где он мог слышать этот свист со щелчком. Но через несколько мгновений ответ явился его взору: из-за поворота давешняя знакомая гнала хлыстом в сторону ада очередную партию грешников.

Не ведая, что творит, он изо всех сил завопил:
— Эй! Эй! Погоди, пожалуйста!
Демонесса тут же обернулась и в удивлении уставилась на прыгающего у границы Великого раздела златокудрого ангела. Нарочито неторопливо она подошла к границе и поинтересовалась:
— Это ты мне, мальчик?
— Тебе! И вовсе я тебе не мальчик. Я студент четвёртого курса!
— Что ты говоришь?! Видимо, ты из вундеркиндов, что думают своими детскими мозгами, что они уже взрослые?
Глаза Андрия вспыхнули гневом, но он тут же опомнился и взял себя в руки.
— Я не собираюсь устраивать тут даже мелкую склоку. Возможно, ты и права, я выгляжу слишком юно. Прости, если тебя это обижает.
— Ох… Да ты действительно не дитя, а просто мастер сладкоречия! Неужто хочешь соблазнить меня? Ты не тушуйся, я ведь и так без одежды! — и демонесса блудливо облизала губы раздвоенным языком.
— Не, старайся понапрасну, — Андрий с улыбкой смотрел ей прямо в глаза, — Я только хочу спросить… 
— Иззилль.
— Что?
— Ты хотел спросить, как меня зовут? Так вот моё имя — Иззилль.
— Очень приятно. Но я о другом… 
— Фу! Как грубо! Даже не желает представляться даме!
— Меня зовут Андрий, — ангел сделал паузу, но демонесса лишь молча продолжила разглядывать собеседника, — Уважаемая Иззилль, я хочу спросить про давешнего грешника.
Демонесса выпятила нижнюю губу, но в её глазах Андрий ясно прочёл, что слово «уважаемая» ей польстило.
— И что же ангелу хочется узнать? — нетерпеливо поинтересовалась Иззилль.

«А что я, собственно, хочу узнать? — неожиданно бухнуло в голове, — Что я у неё спрошу? Отдать грешника? Так ведь грешники и должны быть в аду. Или спросить, не праведник ли он? Этот глупо…»

— Так что ж ты хочешь узнать? — в голосе демонессы нетерпение сменилось интересом.

Андрий неожиданно для самого себя уселся у самой черты и начал путано объяснять:
— Понимаешь… Мне было поручено его препроводить в чистилище, а потом в рай… А он оказался грешником.
— Ну, что ж. Бывает… — в звенящем голосе ангелу даже почудилось сочувствие.
— Что?!! Такого не бывает!
— Ой ли? Сколько раз люди прикидываются агнцами божьими, а на деле — отъявленные мерзавцы. У нас из-за них сплошной перерасход мазута!
— Да пойми ты! Мне дали на него досье в ангельской академии! Такие задания планируются высшими чинами. А их обвести вокруг пальца не в человеческих силах.

Демонесса опустилась рядом. Несмотря на свой зычный голос она едва ли была старше Андрия.
— Знаешь, а я впервые вижу такого ангела.
— Какого — такого?
— Ну… — Иззилль запнулась, — Не каменного.
— Чего? Где это ты видывала каменных ангелов?
— Я в переносном смысле. У ваших не лица, а сплошь каменная кладка. Неужели мы так вам противны?
— Я не знаю.
— Угу.
— Я в том смысле, что я не знаю вас. Мы разные. И общаться нам нельзя.
— Хм… Но руководство же как-то общается.
— Не знаю.

На какой-то момент ангелу стало даже приятно, что в аду теперь есть знакомые. «Когда вышлют, будет не так жутко входить в пекло. Вот сидит в полуметре демонесса, и ничего. Да и она сама ничего… Красивая…» Андрий тяжко вздохнул и спросил:
— А как у вас там?
— Что именно?
— Ну… не знаю. Расскажи про ад.
— А не боишься? — демонесса посмотрела на собеседника с хитрецой.
— Нет. Теперь, наверное, нет.
— Ну, слушай. Начнём с дороги. Это только вначале отсюда сплошные каменюки навалены, а вот потом начинается путь пылающего гранита… 

Иззилль, давно позабыв про ждущую толпу грешников, вволю предалась описанию преисподней. С каждым словом она говорила всё охотнее, а эпитеты становились всё образнее. И всё больше в рассказ включалось маленьких отступлений, которые живописовали это ужасающее место совершенно непривычным образом. Звуки адского горна были вовсе не горнилом болей человеческой души, а всего лишь волшебной музыкой. Никого смрада, пепла и грязи не было там и в помине. И над грешниками никто не издевался, а лишь наглядно показывал уродство их душ. Ну, а что это доставляло им невыносимые страдания, так это не вина жителей пекла… 

Слушая демонессу, Андрий то и дело заставлял себя помнить, что слуги сатаны обычно только и хотят, что обмануть, запутать и оморочить. В самом начале разговора он потихоньку сунул руку за пазуху и прислушивался к сердцу — не остывает ли? Но нет! Верный признак стучащего жара говорил, что он пребывает в нормальном ангельском состоянии. И он продолжал слушать… 

Спустя час Иззилль замолчала и посмотрела на Андрия.
— Странно…
— Что?
— Ты ни разу меня не перебил.
— Зачем?
— Обычно ваши не позволяют нам так долго разговаривать. Видимо, боятся, что околдуем.
Но Андрий только хмыкнул. Время было неумолимо. И нужно было что-то делать. Ангел поднялся чтобы проститься и внезапная мысль поразила словно молнией.
— Послушай! Как ты сказала называется дорога, что ведёт от чистилища к аду?
— Дорога благих намерений.
— Какое странное название.
— Почему же?
— Потому, что преисподняя ну никак не сочетается с благостью.
— Ах, ты об этом. Она названа в память о людской пословице. Они говорят: «Благими намерениями вымощена дорога в ад».
— Ты в этом уверена?
— Конечно! Вы разве это не изучаете?
— Нет, но я обязательно узнаю происхождение этого названия.
— Тут и узнавать нечего. Смертные давно поняли, что намереваясь что-то сделать лучше, чем есть, они по криворукости своей делают всё ещё только ужаснее.
— Может быть и так. Мне пора. Прощай. И… спасибо за беседу.
— Прощай и ты.

Андрий отвернулся и уже сделал несколько шагов, когда услышал окрик:
— Андрий, погоди! Я вспомнила про твоего грешника. При первичной инициации было видно, что это не настоящий его облик.
— Как так? Что значит ненастоящий?
— Я не могу сказать правильнее. Я тоже только учусь. Но только этот облик он приобрёл перед смертью. И он отпечатался на посмертной форме души.
— А как узнать его истинный облик?
— Да запросто! Эта шелуха за месяц-другой отгорит в любом пламени. Хочешь, приходи, расскажу потом, как он выглядит.
— Спасибо, но у меня нет времени на ожидание.

***

Работа кипела. На листах толстенной тетради как по мановению волшебной палочки росли заметки. Нежная ангельская кожа давно покрылась мозолями от невероятного количества написанного материала. Но молодого ангела это не смущало. С некоторых пор Игнатий отказался от регенерации, мотивируя это большим пониманием природы людей. И хотя многие в академии укоризненно качали головами, но старик Тимофей не был против. Он постоянно повторял: «В конце концов, он ангел. А значит, сам превосходно управляет своим телом. Пусть действует так, как ему удобнее. Это же не противоречит никаким догматам?» За это Игнатий был невероятно благодарен учителю.

Но на этом попустительство хромого старца заканчивалось. Все самовольные опыты и несанкционированные вылазки строго наказывались. И вот теперь приходилось расхлёбывать очередное нарушение. Игнатий сосредоточенно шелестел бумагой и не обращал внимания ни на что. Но внезапно рука остановилась, ангел замер и медленно поднял голову.

Рядом стоял Андрий. Вид товарища не сулил ничего хорошего. Игнатий и подумать не мог, что златокудрый Андрий может выглядеть столь обречённо.
— Ну, ты прям как стена старого кладбища. Такая серая и… 
— И какая? — в словах друга не было ни интереса, ни досады. Вообще не было никаких эмоций.
Игнатий заёрзал на жёстком стуле и осторожно спросил:
— Неужели нет выхода?
— Нет. Но я по другому поводу, — голос Андрия был столь печален, что Игнатий не сразу уловил суть.
— Э… По какому поводу?
— Я свою работу уже провалил. А у тебя хоть и завал, но перспективы есть. Но тебе одному трудно. Я решил помочь, — и тихо добавил, — Напоследок.
Осознав, что может означать последнее слово, Игнатий похолодел. Но глянув в глаза друга, понял, что тот не просто потерял иллюзии. Он потерял надежду.

«Да что же делать-то?!» — Игнатий чуть не вскричал. Но друг отлично читал мысли по лицу, а потому спокойно промолвил:
— Игнатий, ты хороший ангел. И я хороший. Просто… я не в силах работать с людьми. Но это не мешает мне помочь тебе. Ты не против?

Игнатий только шумно выдохнул и указал на соседний стул.

Полдня прошло за молчаливым перебором бумаг. Ангелы не проронили ни слова. Один не знал, о чём говорить, другому говорить не хотелось вовсе. Но в конце концов Игнатий не вытерпел:
— Расскажи хоть, с чего ты вот так враз опустил руки? С чего это вдруг светоч курса решил поставить на себе крест?
Андрий не ответил, он встал и в очередной раз удалился в хранилище. Но в этот раз его не было весьма продолжительное время. Игнатий, преисполнившись беспокойства, уже хотел идти разыскивать друга, когда Андрий показался с объёмным томом в руках. Игнатий бегло глянул на обложку. Том не имел никакого отношения к его работе, но ангел промолчал.

Андрий не торопясь листал толстенный фолиант и наконец громко расхохотался. Этот неожиданный взрыв смеха перепугал друга так, что подскочивший на месте Игнатий расплескал чернильницу.
— Что ты там такое смешное прочёл?
— А ты знаешь, как называется дорога, ведущая в ад?
— Нет. А как?
— Дорога благих намерений.
— Хм… И что?
— А то! Я только сейчас узнал почему. Я то думал, что это дань человеческой традиции. У них есть пословица, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Так вот, изначально эта фраза звучала иначе! А именно: «Преисподняя полна добрыми намерениями, а небеса полны добрыми делами». Понимаешь?
— Понимаю…
— Что ты понимаешь?
— Я только одно ясно понимаю — пора делать перерыв. Дай-ка, я полистаю эту книженцию, а ты сгоняй в буфет. И кофе побольше возьми. Нам ещё всю ночь корпеть.

Когда Андрий вернулся, он обнаружил, что друг с упоением листает давешнюю книги и ожесточённо лупит по клавиатуре библиотечного поисковика.
— Чем занят?
— Мм…? — Игнатий оторвался от дисплея и посмотрел на друга, затем опомнился и бросил: — Андрий, покопай пока без меня. Лады? Я тут кой-чего интересного обнаружил.

Пожав плечами, Андрий взялся за переборку нескончаемого потока листов. 

Время бежало. Вечер уже передал права глубокой ночи. Библиотека опустела. Последние завсегдатаи давно уже загасили светильники и сдали литературу, смотритель сладко посапывал, облокотившись на массивное резное бюро. И только Игнатий продолжал, словно одержимый, лупить по клавишами. Андрий его не отвлекал. Втянувшись в лямку друга, будто пытаясь хоть как-то обелить свой позор, он раз за разом примерял те или иные книжные ситуации на себя. Ныряя в события вековой истории, он словно пропитывался благостью подвижников, смотрел их глазами, мучился страшным выбором… 

Неожиданно Игнатий грубо толкнул его кулаком:
— Не спишь?
— Ты что? Нет, конечно!
— Я тут покопался и кой-чего нашёл. В твоей книжке была интересная сноска. Я по ней нашёл другую книженцию, а там в списке литературы… Но, в общем, это не столь уж важно. А важно то, что мне удалось найти алгоритм построения самой первой версии чистилища! Представляешь?
— И что тут такого интересного? — вяло вопросил Андрий, — Наверняка, там простейшая система оценки грехов и больше ничего.
— Ошибаешься! Тут двумерная шкала оценки. Только представь: по одной оси отсчитываются деяния, по другой намерения.
— Хм… Занятно.
— Ещё бы! Особенно меня заинтересовала сноска, что согласно трактатам по высшим определениям праведности чистилище несколько раз перестраивалось. И теперь оно основывается на многомерном моделировании сущности смертных.
— Я не понимаю. Тебе надоело лопатить эту прорву литературы и ты решил отвлечься?
— Да не гони коней! Ты выслушай. Я постараюсь коротенько. Так вот. Как ни странно, но деяния однозначно определяют решение чистилища.
— Кто бы сомневался.
— Не перебивай, пожалуйста. Так вот, если это так, то для чего вводить дополнительную ось намерений? И тем более городить невероятные сложности с многомерными построениями. Оказывается, это весьма полезный инструмент. Вот погляди. Если человек и мыслит и действует положительно, то он несомненно праведник.
— Тоже мне открытие.
— Не бурчи, а слушай. Если же деяния человеческие согласованы с Божиим промыслом, а помыслы нет, то это так называемый мученик непонимания. Но самое интересное — определение святости. Слушай! Святость — это неотступное углубление в положительном направлении по оси деяний и приближение к нулю по оси намерений. Каково?
— Этот первобытный уровень оценки если когда-то и применялся, то давно себя изжил. Ты сам только что толковал о многомерности и прочим бла-бла-бла… 
— Ты погоди! Тут вся соль в коэффициентах приближения.
— В чём? — Андрий уже прекратил писать и, утратив сосредоточенность, зевнул от полного отсутствия понимания.
— Ох, горе ты моё! Ладно, не буду тебя грузить. Просто скажу, что многие параметры описывают положение души перед смертью. Я прогнал распечатку твоего клиента… 
— И? — сонливость Андрия как рукой сняло.
— А то! Душа перед смертью поменяла тело! Летим на Землю!
— Погоди! Но как мы её найдём? А что с твоей работой?
— Летим! И времени и энергии в обрез!

***

Ангелам повезло. Душа праведника в образе исхудавшего юноши стояла на краю той же крыши и с тоской взирала на город. Услышав шум крыльев, он обернулся.
— Я уж вас заждался. Скоро рассвет. А, значит, пришлось бы искать путь самому. Но вы уж простите моё брюзжание.

Ангелы склонились в почтительном поклоне. Затем Андрий осторожно спросил:
— Вы сменили тело. Зачем? И разве это под силу смертным?
— Да… Есть такой грех за мной. Уж верите ли вы мне или нет, но я представления не имею, как это вышло.
— Но всё же… Расскажите пожалуйста, — тщательно сдерживаемое любопытство всё же прорвалось из Игнатия.
Умерший несколько раз тяжко вздохнул и поведал:
— Мой внук — мой самый тяжкий грех. Сколько я не бился над ним, но не смог заронить в его душу и капли порядочности и терпения. Бог свидетель, сколько я бился над ним, — парень издал полный безысходности стон, — Но всё было напрасно. И вот за два дня до кончины, я имею в виду моё родное старческое тело, это произошло.
— Что? — ангелы хором выдохнули вопрос.
— Я тогда чётко понял, что умираю. Я лежал и осознавал окончание земного пути. И мне вдруг стало радостно. Так радостно, что я заулыбался во весь рот. Внук тогда решил, что я сошёл с ума. Но это было не так. Я тогда ему вот что сказал: «Внук, ты не думай, что я спятил на смертном одре. Видишь ли, твой дед на пороге смерти успел понять самую важную вещь на свете — смысл жизни!»

Ангелы удивлённо переглянулись. Парень усмехнулся и продолжил:
— Вот и он удивился. Наверняка тогда подумал: «Да что он там мог понять? Он в жизни-то ничего путного не сделал!» И он был прав. Сделал я действительно мало. Но это, как посмотреть. Да, над моей кандидатской смеялись все, а докторскую вообще не дали защитить. Он тогда перебил меня. Обожал говорить: «Дед, не начинай!» Обычно после этого всегда требовал денег, а тут просто попросил заткнуться. Но я продолжил. Я сказал ему: «Внук, самое важное в жизни — ошибки. Это всё, что мы можем дать себе и мирозданию. Умирая и возрождаясь, мы утрачиваем все наши знания, победы, находки. Как ни печально, но они не записываются в информационную матрицу Вселенной. Ибо они бессмысленны. Они лишь побочный продукт нашего развития. Все наши науки — пшик для вселенского разума. Единственная ценность — ростки нашей души. Наши душевные болести и промахи, наши потери и рухнувшие надежды — всё, что заставляет ощущать душу. Только это и ценно! Отсюда вывод простой — живи и действуй! Не давай душе простоя! Что бы ни произошло, всё бессмысленно. Только шрамы нашей души важны. Ибо знания души — только это и ценно для вселенной. Они — её суть, а всё мироздание — это душа Бога. И наши души её частички. Хочешь быть благословен? Так не дай умолкнуть музыке своей души…»
— И что было дальше? — осторожно вставил Андрий.
— Внук сказал с насмешкой: «Хотел бы я услышать эту музыку. Но, видимо, это возможно только твоими ушами». После этого я осознал, что смотрю на своё тело его глазами. Он тоже это понял. Я был в ужасе, представляя в каком положении оказался внук. Но даже близость смерти не дала росткам благости распуститься в его душе. Да… Сквернословия я тогда наслушался поболе, чем за все мои года. И что самое печальное — в этот раз совершенно заслуженно.

Парень вздохнул и совершенно спокойным голосом произнёс:
— Прошу вас, простить меня! Я не оправдал ваших ожиданий.
Ангелы только молча хлопали глазами, силясь понять смысл сказанного. Но умерший тут же пояснил:
— Я не смогу отправиться в райскую обитель. Я нужен моему внуку. Именно поэтому я совершил самоубийство. За грехи мои я должен ответить сам… 

***

— Вот так оба моих отличника провалили самостоятельную работу… — закончил Тимофей доклад Архангелу Гавриилу.
— Ну, не сгущай краски! Работа была изначально задумана на порядок сложнее, чем описано в условии. Дай ты им задачу такого же уровня, что и прочим, то гордился бы сейчас их пятёрками. Только смысл в этих оценках? Да, формально они не справились. Но по сути проявили неукоснительное следование долгу.
— Взаимовыручка… — устало пробормотал Тимофей.
— Именно! — Архангел поднялся и пожал морщинистую ладонь учителя, — Поздравляю, Тимофей! Твоя задумка опять сработала!