Анклав. Творение Зодчего

Глава 1. Жизнь на обочине

Анклав — территория или часть территории одного государства,

окруженная со всех сторон территорией другого государства…  

(Большой Энциклопедический словарь)

Главный урок истории заключается в том, что человечество необучаемо.

Уинстон Черчилль

If you're going through hell, keep going

Если вы идёте сквозь ад, не останавливайтесь.

Уинстон Черчилль

Кошмарный сон Насти 

Девушка устало брела по узким мощёным улочкам средневекового города, а стены мрачных серых каменных домов словно молчаливо поворачивали её не к выходу, к которому она изо всех сил стремилась, а внутрь замкнутых кварталов. Чем больше она хотела выйти хоть на какую-то окраину или открытую площадь, тем больше запутывалась, погружаясь в пучину отчаяния.

Пройдя в очередной раз по кругу, она поняла, что заблудилась в лабиринте проклятого города, как её смятенная душа заблудилась в лабиринте Вселенной, постигая непостижимость вечного движения от жизни к смерти и от смерти к возрождению, тайну пространства и времени, и древнюю, как этот мир, загадку противоположных по сути человеческих душ, которые вдруг, по какому-то сверхъестественному импульсу выбирают друг друга из миллионов других подобий божьих и сливаются воедино, связанные бесконечной любовью и преданностью.

Наконец, в каком-то отчаянном озарении девушка поняла, что выход из лабиринта находится в самом его центре, там, где затаилось неведомое зло.

В ужасе она остановилась. И вдруг, прищурив глаза и распрямившись, задыхаясь от отваги и ярости, сжала кулаки и двинулась к центру. От неё в небо взмыл ввысь яркий столп света, на краткое мгновение осветив и крошечную фигурку в центре лабиринта на земле, и бесконечную звёздную бездну над ней. Соединив небо и землю через человека, белый луч словно рассёк мир надвое, пролив на одно мгновение свет на все его тайны, а затем всё снова поглотила беспросветная тьма, в которой раздался громовой угрожающий хищный рёв… 

Глава 1. Жизнь на обочине

Мои вкусы просты. Я легко удовлетворяюсь наилучшим.

Уинстон Черчилль

Лета ждут, а к зиме готовятся. Так и с гостями – кого-то ждут с нетерпением, а к чьему-то приезду готовятся, как к прокурорской проверке. Зима испытывает нас на прочность и стойкость, умение укротить природу, а некоторые люди – на выдержку и умение владеть собой. В ожидании зимы утепляем дома, покупаем тёплую одежду и обувь, запасаем овощи и зерно, мясо и дары леса. Готовясь к приходу гостей в первую очередь убираем дом, накрываем стол, придумываем, чем развлекать. В последний момент думаем, что наденем.

Мы живём, постоянно чего-то ожидая и к чему-то готовясь, и всё время опаздывая с приготовлениями или вообще не угадывая с ними, потому что и природа, и люди бывают капризны и непредсказуемы, иной раз и не подготовишься как следует, а люди в отличие от климата бывают и злонамерены…

Настя ещё раз оглядела стол. Всё как всегда. Два больших стола в просторной столовой сдвинуты и накрыты особой длинной скатертью – белоснежной, как молоко. Сервирован составной стол на тринадцать персон.

Настя ещё раз посчитала их про себя: «Я, дядя Моня, Ниночка с Юляшей, Дед Василий, мальчики – Саша с Серёжей, Машенька, девчонки – Леночка с Лизанькой, Светлана Афанасьевна, Игорь Будников, майор Сивцов. Вот и все. Все, кто придут помянуть папу, Володю и Витеньку. Все, кто остались…»

И она укутала опущенные плечи в вязаную чёрную шаль.  

Олеся передёрнула плечами. Чёртова дюжина придурков! Сядут опять перебирать воспоминания, как драгоценные бусины лопнувшего жемчужного ожерелья, а это всё просто бабьи сопли и больше ничего. А её опять за стол не пригласят – не член семьи, видите ли! А она живёт с ними пятнадцать лет, всех детей семьи подняла, свою жизнь не устроила! Хозяйка ей всё: «Олесенька, дорогая», то денег подкинет, то шмотку подарит, а вот как за такой стол, так вся семья за столом, а Олеся за углом! В такие дни с таким вот застольем она ясно понимала свой статус – прислуги, посторонней, чужачки, работающей по найму.

- Что-нибудь ещё, Анастасия Михайловна? – вошла она в столовую.

- Зажигалку надо найти и положить возле канделябра.

- Хорошо.

- И принесите в коридор несколько мокрых тряпок и несколько сухих. На улице опять моросит, а я не хочу, чтобы они разувались. Это смущает, особенно мужчин. И, наверное, надо найти стойку для зонтиков. Она была, я помню.

- Я поищу, Анастасия Михайловна, не волнуйтесь.

- Я никогда не волнуюсь. Больше ничто в мире не может меня взволновать. Разве только Саша.

- Да уж, от их затей с этим баламутом Серёжкой Зайцевым только и вздрагивать!