Анрахай

Глава II. Дорога в L.

Оказалось, что имя «Давид» мой новый знакомый выбрал себе сам, причём ещё во время предыдущего пребывания в этом мире. Как его звали в последней жизни, он не сказал, да и вообще старался о ней не упоминать. «Лучше и тебе пока не копаться в своей памяти, — посоветовал он. — Это может ухудшить самочувствие, а то и вовсе притянуть к телу. Помнишь, я рассказывал про нить? Так вот, сейчас она ещё довольно прочна — подожди хотя бы немного».

Оставив место крушения, мы направились в указанную им сторону. Двигались мы довольно быстро и за считанные минуты преодолели такое расстояние, какое, будучи людьми, прошли бы часа за четыре. Однако, как я узнал позже, это был далеко не предел. При желании мы могли бы развить и куда большую скорость и через несколько мгновений оказаться в нужном нам месте. Но прежде чем отправиться непосредственно в город, Давид решил заглянуть в какую-нибудь местную деревеньку. «Хочу посидеть в церкви, — объяснил он. — Люблю их в сельской глубинке». Я немного удивился, но ничего не сказал.

Деревню удалось отыскать очень скоро. Она была довольно-таки солидного размера и даже имела некоторое количество кирпичных двухэтажных домов на несколько отдельных квартир. Остальные дома были одноэтажными, преимущественно сложенными из брёвен. Многие оказались в весьма хорошем состоянии: не так давно выкрашенные, с разрисованными ставнями и красивыми резными наличниками; правда, встречались и избы совсем неприглядные, с перекошенными крышами и заколоченными окнами, — по-видимому, в них уже никто не жил, — но всё же это были лишь редкие исключения. Словом, деревня оказалась хорошей и производила приятное впечатление.

Церковь мы увидели ещё издали. Это была сравнительно высокая постройка, располагавшаяся ближе к центру села. Как и большинство домов, построена она была из дерева, нехватки которого местное население явно не испытывало — с одной стороны деревня примыкала к огромному смешанному лесу. С виду храм был довольно прост, без изысков, но казался весьма добротным. По сути, он представлял собой кубическое здание с сенями, оббитое коричневатой лакированной вагонкой. Над ним самим и над входной частью возвышались две небольшие башенки, увенчанные похожими на луковки чеснока серебряными куполами. Рядом с церковью располагалась деревянная звонница с красной конусовидной крышей. На ней и на куполах стояли скромные восьмиконечные кресты.

Мы зашли на двор. Было ещё раннее утро, но у крыльца уже кто-то чистил снег — это оказалась женщина средних лет, крупная, с вытянутым белым лицом. «Бог в помощь», — проговорил Давид, когда мы проходили рядом с ней, но она, конечно, никак не отреагировала. (Я снова удивлённо взглянул на своего спутника.) Невысокая массивная дверь храма была приоткрыта, и мы, словно самые обычные прихожане, медленно вошли вовнутрь. Там стоял полумрак — помещение только готовилось к утрене. Пока здесь была только совсем юная девушка, одетая в тёплое бардовое платье, в длинном белом платке. Она уже зажгла несколько лампадок перед образами, а теперь занималась настенными светильниками. Давид сел на скамью, и я последовал его примеру. Несколько минут мы просидели молча.

— Знаешь, — наконец заговорил он, — в этой жизни я редко бывал в церкви; как-то так получилось. А вот в предыдущей приходил чаще; всегда старался зайти после службы, когда было мало народа или вообще никого не было. Сядешь где-нибудь в уголке, вот так, как мы сейчас с тобой, и услаждаешься тем, как… намолено. В некоторых церквах это чувствуешь чуть ли ни на физическом уровне. И даже не важно, действующая ли это церковь или бывшая, а ныне музей, где уже лет сто не было не одной службы: так уж там намолили — на века вперёд. И оттого воздух в них как будто какой-то особенный — он словно проникает вовнутрь, наполняя каждую клетку твоего тела. И тогда кажется, что ты становишься чуточку легче и слегка приподнимаешься над землей… А здесь просто замечательно, — после недолгой паузы проговорил он. — Даже лучше, чем я мог пожелать.

Я согласился. Мне тоже стало значительно спокойнее. На некоторое время я даже забыл обо всём произошедшем и, молча, отпустив прочь все мысли, наблюдал за колыхающимся огоньком свечи, стоявшей напротив тусклого, почерневшего лика Спасителя. Давид, заметив мое безмятежное состояние, больше ничего не говорил и, лишь когда я, выйдя из оцепенения, повернулся к нему, похлопал меня по плечу:

— Ну как, тебе уже лучше?

— Да, но…

— Что? — мягко поинтересовался он.

— Мне хотелось бы знать, куда мы идём, — подбирая каждое слово, ответил я. — Просто хотелось бы понимать, зачем… и быть готовым.

Давид понимающе кивнул и, выставив вперёд ладонь в знак того, что я могу не продолжать, поскольку он уже вник в мой вопрос, еле заметно улыбнулся.

— Ты прав. Прежде чем вести тебя куда-то, мне действительно стоило хотя бы немного рассказать тебе о том месте… Итак, это город — город совершенно особенный. Город… душ — я хотел сказать «город мёртвых», но нет: это город живых… Во время моего предыдущего пребывания в этом мире я провел в нём около пяти лет (меня быстро затянуло назад), и это были поистине незабываемые годы, годы полные открытий… Ты хочешь знать «зачем»? Как бы ни банально прозвучал мой ответ, но скажу так: «Для того, чтобы жить. Ведь мы, мёртвые (при этом слове он пальцами нарисовал в воздухе кавычки), тоже имеем на это право, а главное — можем это делать не хуже людей. И я знаю это наверняка, потому что я уже жил здесь, и лучшее тому подтверждение — это то, что я ушёл отсюда другим, ведь тогда мне посчастливилось кое-чего понять и кое-чему научиться и хоть на миллиметр приблизиться к тому, что люди зовут… — неожиданно Давид замолчал и рассеянно посмотрел по сторонам; церковь была пуста.



Отредактировано: 12.01.2019