Apocalepticon

Глава 12

Я не видел снов. Каждый раз, сворачиваясь массивным клубком в окружении глиняных кувшинов, я закрывал глаза, чтобы открыть их уже утром. Никаких снов, никаких видений.

Тогда откуда я знаю про сны? Вопрос очевидный, но неразрешимый. Я постоянно сталкиваюсь с тем, что знаю о вещах, которые никогда не видел.

Но не это заставляет меня думать о снах, нет. Лишь одно побуждает меня закрывать глаза ночью и открывать их утром. Мой Бог. Странное чувство, будто бы он ждет от меня некоего действия, но при этом не дает мне понять, в чем оно заключается.

Быть может, время еще не пришло? Время увидеть сон?

- Эй, приятель!

Я мигом поднялся с пола. Это ежедневное действие требовало от меня немалой концентрации, ибо надо мной всегда висела опасность разбить какой-нибудь из кувшинов.

Я спал на первом этаже, в то время как Картограф не спал никогда. Впрочем, об этом легко можно было догадаться по его внешнему виду.

В течении всей ночи он постоянно сновал по всем поверхностям своего жилища, не исключая стены и потолок. Руки его были постоянно связаны работой – он то строгал, то пилил, то размечал листки, на которые после, вооружившись десятком-другим глиняных чернильниц, каждая – со своим красящим составом, наносил черточками очертания береговой линии, ландшафта. Соблюдая невероятную точность в своих изображениях, он чертил реки так, что на них можно было увидеть все заводи и неровности. Бесчисленные опознавательные знаки наносились черно-алым составом по краям листков, чтобы за тем расположить их на карте максимально правильно.

Самих карт было великое множество, и изображали они подчас такие небольшие закутки острова, что на них едва можно было разместить и тот участок, на котором находился его собственный дом. Но были и большие, охватывающие собой все пространство от южного побережья до северного и от западного до восточного.

Но все это меркло перед истинным его трудом.

Эта его карта не могла поместиться на одном листе, каким бы большим он ни был. Она состояла из всех материалов, которые Картограф использовал, чтобы творить. Для нее существовал отдельный лист с опознавательными знаками, причем каждый из них на ней он наносил, стараясь сделать его максимально похожим с первым.

Эта карта обозначала не только рельеф, но и ареалы обитания многих животных, также на ней можно было увидеть поселения людей, раскиданные на противоположной от нас части острова.  

Описать это произведение можно было одной фразой – на то, чтобы сделать такую же, необходимо было полностью и без остатка отдаться своему делу, связать себя с ним, до конца жизни и после нее.

Творил Картограф по ночам, все остальное же время он, захватив с собой походную сумку и меня, как дополнение к ней, отправлялся досконально изучать все те места, которые той же ночью планировал изобразить на бумаге. В дороге он успевал набрать из природы всех тех полезных мелочей, с помощью которых собирался изготавливать чернила, краски, а также вещи, на которые, после некоторой работы над ними, можно было эти самые чернила и краски наносить.   

В таких походах мы проводили дни, которые складывались в недели, которые складывались в месяцы, которые пока еще не торопились складываться в года.

Я все еще продолжал верить, что делаю то, чем, на данный момент, по замыслу моего Бога, и должен заниматься. Я принимал Картографа за некоего посланца, тайное орудие моего Покровителя, поэтому слушался его во всем, более стараясь не вглядываться в серые камни заброшенного замка, пускай они подсознательно и манили меня.

Постепенно мне стало казаться, что мое пребывание на острове – некий урок, из которого я должен добыть некое метафизическое знание.

Моя оболочка продолжала закрывать глаза ночью и открывать их утром, а разум мой постоянно искал потаенный смысл в каждой детали окружающего меня мира.

- О, наконец-то! – радостно приветствовал меня Картограф. – Ты всегда так странно спишь, что мне постоянно приходится щупать твой пульс, чтобы убедиться, что ты еще жив. А может, это я забыл, каким образом спят цивилизованные, живые существа? Может быть, да вот только как это проверишь?

Он указал на плохо сбитый табурет около двери:

- Сегодня опять подгорело, но, по-моему, это все равно лучше, чем прошлые угли.

На табурете, обернутое в листья лежало мясо, вернее, достаточно большой его кусок. Цвет блюда и вправду оставлял желать лучшего, но сейчас это хотя бы был не полностью черный.

Готовкой занимался Картограф, что, принимая во внимание его состояние, не виделось хорошей идеей. Впрочем, мои кулинарные изыскания были и того веселее, так как в моем случае цвет конечного продукта редко когда отличался либо от просто горячего сырого мяса, либо от полностью сгоревшего.

Привычным жестом заглотив свой завтрак, я вопросительно взглянул на Картографа, не прекращающего возиться со своими наработками. Тот, почувствовав мой взгляд, не оборачиваясь, произнес:

- Нет, сегодня мы в экспедицию не пойдем.

Я удивленно поднял брови. Каждый день, начиная с первого нашего знакомства, мы ходили в экспедиции. Это негласное правило соблюдалось всегда, независимо от погодных условий. Даже в то время, когда лужи от дождя норовили сровняться по глубине с океанами.

- Понимаю твое удивление. Но сегодня необычный день.

Картограф повернулся ко мне, сжимая в руках свою походную сумку.

- Мне необходимо остаться и завершить несколько финальных элементов моей Карты.

Последние слова, их эмоциональный окрас, не оставляли за собой никакого двоечтения: речь шла о той самой карте, чьи размеры вполне могли бы заполнить все плато, на котором стоял домик Картографа.     

- А вот тебе все-таки предстоит отправиться в путешествие, мои дорогие «уши»!

Он вручил мне сумку, чтобы затем приняться со свойственной ему быстротой и многословием излагать всю суть задания:

- Значит так. Совсем недавно я обнаружил, что у меня закончились древесные соки золотоцвет-растения. Вернее, сейчас я обнаружил, что она в скором времени может мне понадобиться, ведь ей так удобно обозначать береговую линию! Тебе придется самому, без меня, без моей помощи, отправиться к дикой рощице этого представителя флоры, чтобы затем, разрезав вот этим ножом кору, добыть эти самые древесные соки. Наполнишь вот эту кожаную флягу – и возвратишься ко мне. Приключение на два-шесть-двенадцать дней!