Apocalepticon

Глава 15

На улицах Йескела днем всегда царила оживленная, и притом очень странная, городская жизнь.

По мостовой, иногда все же представляющей из себя нечто, сделанное из камня, грохотали деревянные колеса. Десятки телег, тележек, а иногда даже целых картелей, поставляли в недра города товары, большинство из которых в нем не использовалось по прямому назначению, но все же приносило немалую прибыль всем тем, кто участвовал в перевозке и продаже всего того, что обыкновенно пряталось в крепко сбитых тюках и ящиках.

Про город говорили: «Все, чем убивают в столице, сначала бывает в Йескеле». Это было не совсем оправданным замечанием. Ведь Йескел занимался делами куда большего спектра, нежели простая торговля оружием и наемниками. Нет, в нем продавалось все. Если покупатель, конечно, знал правильных продавцов. В противном случае он рисковал обратить на себя внимание некоторого числа влиятельных банд, которые не желали столь глубокого внимания к делам своих подопечных. Особенно тогда, когда они проводились вне их постоянного надзора.

Йескел не был большим городом, однако он стоял на той черте, когда поселение перестают называть «городишком» и начинают называть «вполне себе городком». Впрочем, если бы досужий наблюдатель, презрев все опасности, решил бы копнуть глубже, то его пытливому уму предстала бы картина, полная участков, специально закрашенных черной краской.

Центр города, заслуживший называться таковым из-за присутствия на его площади городской мэрии, здания официального размещения гильдии приключенцев, Собора Богини Света, казарм городской стражи, а также выхода на единственную улицу, где проживали горожане, способные позволить себе стеклянные окна, был одновременно и самым безопасным, и самым опасным местом города. Причиной сего двоякого впечатления стало превышенное количество темных переулков, в каждом из которых кипела своя, соединенная общими интересами, жизнь.

Впрочем, эти сумрачные области между домами не были тем местом, посещение которых обычный горожанин, коих в Йескеле не имелось в достаточном количестве, счел бы своим долгом.

Пиллоф не был обычным гражданином, а пространства в окружении стен давали не только короткий путь к любым подворьям, но и меньшее количество посторонних взглядов, возможно потому, что все прихожане в эти места были заняты собственными делами.

Миновав несколько драк, а также одно явное избиение, – в ход вместо рук шли ноги, и численность членов одной из сторон конфликта сильно превосходила численность другой – мясномаг, аккуратно приоткрыв заднюю калитку, оказался во внутреннем дворике территории гильдии приключенцев, за основным зданием.

Здесь располагалось несколько зданий: небольшой госпиталь, если кто-то из авантюристов все-таки выживет и протянет нужное количество времени, чтобы добраться до него, и разделочная, если авантюрист не только выживет, но еще и умудрится дотащить остатки чудовища, им убитого, до города.

Между ними существовало взаимовыгодное сотрудничество: тела или их части из одного учреждения поставлялись в другое. И не всегда «поставщиком» в этой цепочке взаимоотношений выступал госпиталь.

Приблизившись к деревянному одноэтажному зданию, от которого пахло кровью и сырым мясом, Пиллоф постучал в единственную дверь.

Некоторое время ничего не происходило, а затем… мясномаг понял, что его стук либо не был услышан, либо же был проигнорирован.

Он постучал в дверь еще раз, а потом, когда за этим ничего не последовало, со всей силы впечатал в нее подошву сапога.

За стеной раздались какие-то звуки, похожие на отзвуки препирательства двух или более лиц, и чьи-то шаги наконец-то направились в сторону Пиллофа.

Со скрипом, которому позавидовала бы и куда более старая дверь, деревянная дверца приоткрылась, и из образовавшегося проема на мясномага уставилась голова со взъерошенной рыжей шевелюрой. Взъерошенной настолько, что она полностью оттягивала на себя все внимание, не давая взгляду зацепиться за горсть юношеских прыщей и веснушек, в обилии усыпавших все лицо.

Оглядев представшую перед его взором фигуру, закутанную в серый плащ, веснушчато-прыщавый юноша спросил:

- Отдаешь или берешь?

Пиллоф улыбнулся:

- Ни то, ни другое.

- Тогда…

Юноша хотел задать еще несколько вопросов, но его перебил чей-то скрипучий голос, доносившийся из пространства за дверью:

- Тенни, мать твоя приверженка церкви Гранов! С кем это ты там возишься?

Рыжий паренек тут же, утратив интерес к Пиллофу, переключился на обладателя неприятного голоса, сменив тон с слегка пренебрежительного до виновато-огрызающегося:

- Да я и минуты еще не проговорил, босс!

- Как же!

Со второго раза голос казался еще более омерзительным, в нем даже стал проглядываться возраст и наличие весьма разросшейся плеши на голове у говорившего.

- А кто будет заниматься работой?

- Ну, для разнообразия, смогли бы и вы.

- Что?!!

Пиллоф, которому любая перепалка, в которой он не участвовал, но при этом имел возможность безопасно лицезреть, приносила удовольствие самого низкого качества, кашлянул, привлекая к себе внимание.

Нехотя паренек обернулся к нему:

- Ну, так чего тебе надо?

- Лять, да с кем ты там трешься?

- Он не успел представиться! – вновь резко развернувшись, закричал в пропахший кровью полумрак рыжеволосый паренек.

- Вы все время его перебиваете!

- Это приключенец? – не замечая возгласов в свой адрес, заскрипел голос.

Распахнув дверь настежь, юноша, которого звали Тенни, оглядел мясномага с головы до ног.

- Да ну Лять его разберет, он весь в сером плаще!

- Дорогом плаще?

- Да нет, - Тенни хмыкнул. – У моего брата такой был. И у моего отца. И у меня такой есть. Такой есть у каждого, кто хочет побродить по злачным местам и не привлекать к себе внимания воров. Это как знак отсутствия нормального достатка.