Арабчата

Арабчата

Уже много лет жизнь Прасковьи протекала вполне мирно.

Она частенько говорила, что впридачу к необычному имени получила столь же необыкновенную судьбу... необыкновенную, но счастливую. В молодости Прасковья увлекалась то пением,  то парашютами, то горными лыжами – к вящему неудовольствию мамы, которая постоянно что-то пекла, вязала, шила и мечтала видеть дочь похожей на себя. А сколько крику было, когда она сообщила о предстоящем замужестве с иностранцем – вспомнить страшно. Мать пила валерьянку, отец изображал сердечный приступ, бабушка падала в обморок. Почти месяц в семье бушевали нешуточные страсти, но Прасковья все-таки настояла на своем и уехала к жениху.

Прошло время, и страсти улеглись. Ничего ужасного, чем пугали родные и близкие,  с Прасковьей не произошло. Муж не обижал, обеспечивал, уделял внимание. Ха! Всем бы ее русским  подружкам такое счастье.

С годами Прасковья располнела и совершенно забыла об экстремальных увлечениях молодости. Муж стал менее пылок в проявлении чувств, зато по-прежнему уважал и не заглядывался на других женщин. В семье подрастали двое сыновей.

Беда пришла с неожиданной стороны. 

Ее дети... ее обожаемые мальчишки.  В какой-то момент, глядя на них, Прасковья начала испытывать смутное беспокойство. Она подсознательно гнала от себя  неправильные мысли, затем пыталась понять их природу, пока однажды ее не озарило.

- А что они унаследовали от меня? -  с ужасом подумала Прасковья.

Черноволосые, кудрявые, смуглые, – дети были уменьшенными копиями отца.  Не только внешность – характер, повадки, менталитет они также переняли от него. Ее дети говорили по-русски, но весьма неохотно, и использовали этот язык лишь для общения с матерью да во время поездок в Россию. Впрочем, в Россию они совершенно не рвались, не интересовались ни русской литературой, ни кинематографом, не любили обожаемый Прасковьей борщ... да они вообще ничего русского не любили! В лучшем случае – проявляли вежливый интерес.

- Их могла родить любая женщина, - думала Прасковья. – Любая, и они были бы совершенно такими же. Ничего моего.

Авторы умных книжек утверждали, что ребенок наследует  в равной степени гены отца и матери. Но Прасковья смотрела на своих сыновей  и не верила в это.

- А что останется после меня, кроме детей? – продолжала терзаться она. – Детей, в которых нет ничего моего, хоть я их и родила?

Карьеры Прасковья не сделала, хотя всегда была "не без способностей". Как-то не сложилось. В юности она мечтала стать актрисой, но по настоянию родителей отучилась на бухгалтера. Впрочем, годы учебы запомнились ей вовсе не скучными лекциями: в институте Прасковья стала душой всех студенческих компаний, а еще она пела в хоре, прыгала с парашютом и ходила в туристические походы. Когда настало время искать работу, Прасковья без особого энтузиазма устроилась в какую-то фирму, где, скучая, считала часы до шести вечера и дни, оставшиеся до пятницы.  Ну а потом было знакомство со своим арабом, замужество, дом, быт, дети. Прасковья и тут не растерялась – подучила язык, завела подружек, обустроила дом и рьяно принялась воспитывать мальчишек. Так миновала первая, а за ней и вторая молодость.  На смену им пришли жизненный опыт, лишний вес и морщинки.

- Но все-таки – что останется от меня, кроме этих арабчат? – снова и снова думала Прасковья.

Скоро муж заметил неладное, но она была готова на все, лишь бы не рассказывать супругу о причинах своей хандры.

- Не поймет, никогда он не поймет, а лишь ужаснется и осудит, - уверяла себя Прасковья.

Все ее нынешние подруги вели ту же жизнь, что и она – занимались хозяйством и детьми, ходили друг к другу в гости и по магазинам, смотрели сериалы и сплетничали.  Порой они немного жаловались на мужей, но в целом были совершенно довольны своим существованием. Прасковья больше не чувствовала себя одной из них. Казалось, никто вокруг не способен понять ее переживания.

От всех этих дум она похудела, забросила дом, стала раздражительной и нервной. В один прекрасный день Прасковья собрала чемодан и заказала билет в Россию. Муж был поставлен перед фактом. Впервые за долгие годы она летела на Родину одна и без обратного билета. Прасковья не знала, когда вернется, и вернется ли вообще – просто  чувствовала, что ответы на все вопросы можно получить  только там.

Семья проводила ее недоуменным молчанием.  Прасковья всплакнула по дороге в аэропорт, но была полна решимости наконец разобраться в своей жизни.

Их город сильно разросся даже за последние полтора года, что она не была дома. А уж по сравнению с тем временем, когда Прасковья уезжала на ПМЖ за границу – и вовсе изменился до неузнаваемости.  За окном  мелькали новостройки, клубы, школы, кафе, которых здесь раньше не было.  Прасковья вдруг остро ощутила груз тех лет, что она провела за границей.

- Чужое, - с ужасом думала Прасковья, - все совсем чужое. И я здесь чужая. Может, зря приехала?

Ей потребовалось какое-то время, чтобы набраться мужества и позвонить в дверь отчего дома.

Увидев дочь на пороге, мать чуть не упала в обморок.  А сама Прасковья вдруг разрыдалась – бурно и истерично, и принялась выкладывать все, что накопилось на душе.

Они проговорили до утра.

- Я не вернусь к мужу, - сказала Прасковья. – Я не могу к нему вернуться.

- Бог с тобой, дочка, - ужаснулась мать. – Как же так?  А дети?

- Не знаю, мама, не знаю. Иногда мне кажется, что все эти годы я прожила зря. Дети останутся с отцом. Они принадлежат тому миру, с этим ничего не поделаешь.

- Дочка, да как же ты могла бросить сыновей?

- Я просто не могла поступить иначе. Все вдруг так запуталось... Мне нужно время, чтобы разобраться в себе.