Арахна

Арахна

1. Вместе

Это началось не сразу, как и всё в этом мире. Жизнь советского человека легка и размеренна, только что отшумела Олимпиада, быт в столице потихоньку возвращался в привычное русло. Бодро и энергично, под «пионерскую зорьку» рабочие по утрам, как и положено, спешили на заводы, служащие — в конторы, учёные — в институты и лаборатории. Как всегда дружно, как всегда — плечом к плечу, в одно и то же время поднимаясь из постелей, синхронно выходя на улицу, дежурным жестом кидая в прорезь турникета пятикопеечную монету, едва выскальзывая из его готовых сомкнуться жадных хелицер, и дальше, дальше, бесконечной змеёй затылков человеческие колонны втягивались в нескончаемый лабиринт метро.

Это место было общим. А дальше, как водится, у каждого из них была своя история.

Первыми симптомы заметили школьники, точнее те из них, кому не повезло таскаться в школу на другой конец Москвы. Если раньше они благополучно досыпали своё, прижатые в час пик к металлическим дверям вагонов плотной телесной массой, то теперь всё стало иначе. К собственному удивлению, вместо привычной апатии и сонливости в результате ранней побудки советские пионеры однажды обнаружили к себе тягу к утренней зарядке перед школой и даже усердие в подготовке политинформации. К немалому удивлению своих более удачливых в смысле географии одноклассников.

За школьниками последовали прапорщики постовой службы. Проехавшись с утра пораньше по красной ветке, они почувствовали в себе тягу к массовому переводу дореволюционных старушек через улицу и доставанию кошек с деревьев, не говоря уже о том, чтобы показать дорогу заплутавшему в столице водителю служебного «пазика» из Калинина, в точности согласно заветам дяди Стёпы-милиционера.

Дальше — больше. Работницы многочисленной армии советских счетоводов разом перестали бегать по три часа на обед, а наоборот, вместо выстаивания в очередях за выброшенным по случаю дефицитом принялись брать на себя повышенные обязательства, закрывая квартал день в день и избегая даже копеечных недостач по кассе. Труженики сборочных цехов «АЗЛК» превысили план по производству «Москвичей» на 30% в третьем, и сразу на 50% — в четвёртом квартале. Начальство схватилось за голову, поскольку на предприятии попросту закончились запчасти. И такое началось буквально везде.

Росло число успешных защит на кафедрах вузов, качество производства на заводах, плодотворность стендовых испытаний в НИИ, даже хлебопекарни при невысоких успехах в поставках сырья с каждым днём пекли всё более вкусный хлеб — бородинский, дарницкий, любительский или нарезной молочный.

Об этом столичном феномене радостно рапортовала центральная пресса, которую, впрочем, тут же одёрнули с самого верха. Официальная позиция партийных функционеров состояла в том, что советский человек не может испытывать никакого чрезмерного оптимизма либо трудового рвения, поскольку он и так всецело и сызмальства поглощён этим чувством, и никакой спуск в метро, хоть бы это и был Московский ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени метрополинен имени В.И.Ленина, столь незыблемую максиму опровергнуть был не способен.

По указанию сверху немедленно начали кампанию борьбы с распространителями слухов. Граждан с особо восторженными лицами хватали прямо в переходах и уводили на разъяснительные беседы. Однако эффективность подобной профилактики оказалась низкой, поскольку проверяющие из линейных отделов милиции на транспорте после нескольких суточных дежурств в метро сами начинали пропагандировать пассажиров не только стоять справа, а проходить слева, но и повышать покосы, углублять надои и тщательнее выполнять свой интернациональный долг помощи братским народам.

И наконец самое странное — количество «зайцев», норовивших без оплаты проскочить на станцию метро, со временем в столичной подземке принялось угрожающе стремиться к нулю. Этот феномен поставил учёных в тупик, поскольку ещё в пятидесятые годы советской наукой было уверенно доказано, что бороться с явлением проезда «зайцем» практически бесполезно, никакие репрессивные методы и новые высокоскоростные турникеты специальной конструкции не спасали советское хозяйствование от убытков. А тут даже студенты, известный бич дежурных по станции, принялись исправно оплачивать проезд, причём некоторые выходили на своей остановке, задумывались, да потом снова возвращались в подземку, предпочитая лишний раз подзарядиться оптимизмом на кольцевой перед важным экзаменом или просто так, для общего тонуса. Это работало лучше вечно дефицитного растворимого кофе и обходилось куда дешевле сигарет, не говоря уже о том, что полезнее.

Со временем эффект «пропущенной станции» стал главной проблемой столичного метро — граждане, забывающие выйти либо же катающиеся по кольцевой, покуда их пинками ссадят на «Белорусской» или «Киевской» с некоторого момента начали составлять столь критическую массу, что уже сами по себе, несмотря ни на какой «час пик», образовывали невероятной плотности заторы как в вагонах, так и на платформах, эскалаторах и переходах.

Даже резкое, до 50 копеек, директивное увеличение стоимости проезда в метро не помогло, пришлось ограничивать пропускную способность метро на вход, к немалому возмущению горожан организуя дублирующие маршруты автобусов и троллейбусов вдоль самых загруженных веток. Самих же пассажиров принялись строго контролировать при помощи специальных датчиков, в рекордные сроки разработанных московским Институтом радиоуправления и коммуникации. Датчики раздали всем пассажирам вместо проездных, и при попытке проследовать дальше станции назначения в вагоне тут же раздавался неприятный писк, напрочь сбивающий весь оптимизм. Таких выгоняли всем вагоном.