Арес и Антарес

Арес и Антарес

Моё назначение оказалось как нельзя кстати: наконец-то учёный мир и мировая общественность признали меня единственным, кто достоин отправиться на Марс в рамках новой исследовательской программы. Да, я слишком долго к этому шёл, но лучше поздно, чем никогда — 2020-ый год принёс мне долгожданную удачу.

Потихоньку, не спеша я начал собираться в путь неблизкий, путь далёкий, но тут моё второе «я», сидевшее в моём мозгу, внезапно решило испортить мне настроение:

— Наивный глупец! Они попросту хотят избавиться от тебя. Помни, гений, что твой удачливый билет — билет в один конец; уверен ли ты, что сможешь вернуться обратно?

Но я и без того знал, что имею высокие шансы не вернуться на Землю, тогда как вероятность не остаться на Марсе навеки ничтожно мала.

Ранним утром я проснулся, и после моциона скромно позавтракал в гордом одиночестве — встаю я с первыми лучами Солнца, ближайшей к нам звезды. Я собрал в сумку всё самое необходимое, выключил персональный компьютер и вынул все штепсели из розеток. Заправил кровать, наглухо закрыл все ставни и задвинул занавески. После я ещё раз прошествовал на кухню и в ванную, дабы удостовериться, что все краны надёжно закрыты — человек я щепетильный, и поступаю так всякий раз (даже когда просто иду в ближайший магазин).

«С Богом», мысленно напутствовал я сам себя, спускаясь на ещё безлюдную улицу; улицу, воздух которой ещё не загажен выхлопными газами автомашин.

Поймав такси, я велел отвезти меня за город — для того, чтобы сесть в другое такси, которое примчало меня прямиком к космодрому.

Уже пешком я проследовал к ангару №..., где меня уже дожидались великие и светлые умы, любезно пригласившие меня посетить Красную планету.

Их лицемерные рукопожатия, их натянутые улыбки, их презрительный и одновременно завистливый взгляд, их снисходительная речь — как же я их ненавижу! Впрочем, как и они меня; неприязнь наша взаимна. Эти ксенологи, эти астронавты, эти псевдоучёные и бюрократы были единым целым — корпорацией; коллективом, в который я, одиночка, так и не смог влиться.

Эти люди без угрызений совести сотрудничали с правительством, выполняя все его прихоти; эти люди вводили массы в заблуждение, наводнив СМИ россказнями, побасёнками про пришельцев и опыты над ними... Бред чистой воды, ибо единственный разум, что витает во Вселенной — это наш разум, людской разум. Другого доказать не удалось; научно и объективно наличие иных форм, иных измерений не подтверждено. Мы одни.

— Я рад, что ты согласился на наше предложение, Клинуотер. — Сказала мне не последняя фигура в корпорации, протягивая мне свою продажную ладонь.

— Рад?! — Переспросил я, глядя прямо в глаза.

Тот человек в смущении отвёл свой взгляд, ибо понял, на что я намекаю: я им как заноза в одном месте, как кость в горле, ибо всегда себе на уме, своя голова на плечах; стадному чувству не подвержен. Возможно, я последний из могикан — единственный неподкупный, не продажный учёный; уцелевший ас и профи своего дела, проводящий независимые экспертизы — тот, кого не смогла поглотить неумолимая, бессердечная машина глобализации.

Несмотря на то, что я чётко понимал, что мой полёт — ссылка, изгнание, я ликовал в глубине своей души: без меня они окончательно захлебнутся в своей некомпетенции, в своих самоповторах. У них уже кризис идей, а выделяемые правительством средства идут либо в широкий карман, либо на сомнительного рода программы.

Я же, ступая ногой на борт шаттла, только улыбался: да, я погибну; всё может быть. Но я погибну во имя науки, настоящей науки; погибну, как герой, за правое дело, ибо для меня честь послужить во благо. Я с радостью принимаю брошенный мне вызов, чтобы трудиться на планете столь далёкой и столь чужой, но столь близкой и столь полюбившейся, как бы абсурдно это не звучало.

Итак, я уже внутри космического звездолёта. Боюсь ли я? Не знаю, ибо прежде все свои исследования я производил на Земле.

На Марсе мне предстоит взять на тщательный анализ частички грунта, хотя с этой работой вполне справляются и марсоходы. Мне же необходимо вонзить свой бур на такую глубину, какая не снилась этим ползающим механизмам.

Другой моей задачей было выяснить истинную причину возникновения пояса астероидов — действительно ли гравитация и электромагнитные возмущения Юпитера разрушили теоретическую планету Фаэтон, или же нет. Также я хочу собственноручно зафиксировать восходы и заходы Фобоса и Деймоса — что-то не доверяю я всей этой автоматизированной технике и электронике; человеческий глаз — наилучший объектив.

Третьей моей целью является постоянное и пристальное наблюдение за красными гигантами — Антаресом, Арктуром, Бетельгейзе и некоторых других. Наблюдение за ними должно вестись именно с поверхности Марса (игнорируя аппараты, которые, получив третью космическую скорость, погрузились в глубокий космос и вплотную приблизились к тем объектам).

Я чувствовал некий подвох; давно догадываюсь, что все эти якобы важные поручения — лишь предлог держать меня на Марсе как можно дольше, ведь поручения эти — явно сомнительного характера и позор для настоящего светила науки вроде меня. Не то, чтобы я себя хвалю, но цену себе я знаю.

Через два с половиной года, в августе 2022 года я приземлился на марсианскую поверхность в самом, пожалуй, оптимальном месте — это экватор, станция Солярис, где перепады, суточные колебания температур не столь значительны. Более того, днём воздух может прогреться до плюс двадцати градусов по шкале шведа Цельсия. Правда, как я там буду жить, ума не приложу: водяной лёд расположен слишком далеко, в полярных шапках. Вся надежда на гейзеры; надеюсь, где-нибудь тут есть хоть один такой источник.