Армагедец, или Валькирия & горгулья

Глава 12

Неделю мы просто отдыхали. Тетки с меня не слазили, по очереди расспрашивая обо всем. О детстве, о юности, о тех днях, которые я считала наступающей старостью, о моих повторяющихся снах и кого я видела на поле боя, как я решилась добраться до замка и встретила горгулью, и как вернулись назад. Сочувствовали, давали советы, просили не брать в голову. А еще рассказывали о себе, о родственниках, о Терре, об Асгарде.  Обо всем.

Навязчивая забота двух молодых девушек, которые по земным меркам в моем земном обличии годились мне в дочери, немного раздражала. Много интересного для себя подчерпнула, но полезного мало. Научный трактат не напишешь, разве что законсервировать валькирий в качестве доказательства, а в целом от их рассказов становилось грустно. Родных людей сближает человеческое участие, а у меня его не было. Все детство я мечтала стать нужной, надеялась, что все измениться, если чего-то добьюсь, и добилась бы, если б вся государственная махина не выворачивала карманы порядочных граждан.

И вдруг кто-то заливает, что я звезда, спасительница мира…

В действительности я видела другое: раболепское поклонение двум легкомысленным особам, не прикладывающим к этому никаких усилий. В их присутствии боялись произнести лишнее слово, их боготворили, и, похоже, валькириям это нравилось. Стоило одной высказать мнение, что я как бы уже выполнила свою миссию, открыла ведьмовско-магическому племени доступ в сердце зла и на этом мой подвиг должен закончиться, как все тут же согласились.

А про участие в этом подвиге горгульи вообще никто не вспоминал.

Команда развалилась на глазах.

Ну, нет, так нет. Хотят спасти мир — флаг в руки. Я только рада: есть кому передать знамя, а у меня малина и персики осыпаются — и я с упоением закатывала компоты, варила варенье, морозила и мариновали садово-огородную продукцию. И живое участие в этом принимал Сурикаат Вар Даркарон. Его тоже списали со счетов. Возможно, старость брала свое, или гематома сказалась серьезнее, но память его восстановилась медленно, хотя физически он чувствовал себя намного лучше, и нам с горгульей ничего не оставалось, как припахать его на огороде.

И мне казалось, что горгулье такая жизнь нравится. Пока она не напилась и не свалилась под кустом на берегу.

Такой больной на всю голову я ее еще не видела.

— Ты прости меня, — пьяно заплакала она, когда я нашла ее. — Мне с тобой хорошо было, я себя зауважала, а сейчас… мне нужно уйти… Я вернусь, но не сегодня, — она обратилась горгульей, и опять попыталась удрать.

А вот фигушки!

На некотором расстоянии я тихонько полетела за ней. Уйдя с головой в свою шизофрению брошенки, она не замечала меня, летела, мотаясь из стороны в сторону на слабеньком ветру, как неоперившийся птенец, сбивая своим телом верхушки деревьев, падала на землю, поднималась и брела на четырех лапах, а потом снова летела.

Наконец, мы оказались на заснеженной вершине одной из многочисленных гор, укрытых густыми лесами, с видом на горное озеро и буйным цветом в бело-желто-синих цветах раскрашенной долины.  Горгулья остановилась, села, свернулась клубочком, накрылась крыльями.

Я подлетела и села рядом.

— Рассказывай, — потребовала я.

— О чем? — она была мне не рада.

— О том, что тебя беспокоит.

— Все хорошо. Замечательно просто. Я решила уединиться.

— Врешь и не краснеешь. С появлением валькирий, мы не разговаривали толком. И вообще, ты уже давно не просишь меня почесать тебе пузико, а мне нравилось, как ты ножкой дрыгаешь.

Горгулья села рядом и кивнула.

— Тяжело делать вид, что я не знаю, что обо мне думают. Я — домашняя зверюшка. Я понимаю, что не должна обижаться, но… Я обязана сделать трудный выбор: остаться здесь человеком, или вернуться на Терру и снова стать тем, кем была. Мне больно думать, что я больше не увижу Терру, но я хочу чувствовать себя человеком. Я больше не хочу быть неполноценной расой.

— Ты себя слышишь? Слышишь, какой бред несешь?

— Это не бред, это суровая реальность бытия Терры. Моя душа никогда не достанется богам — моя душа растает в природе без остатка. И даже не так: моя душа разделиться надвое и достанется двум горгульям, которых будут также считать зверюшками. И таких недорас — много.  Ты когда-нибудь слышала, чтобы в рай или в ад попадали домовые? А кикиморы? А водяные? Даже вампиры, оборотни, драконы и демоны под вопросом. Но они сильные. Они смогли отстоять свое право назваться разумной расой, — горгулья улыбнулась сквозь слезы. — Может, это и не плохо. Никто не сможет предъявить права на наши души, мы свободны, но пока мы живем в мире богов, мы обязаны считаться с их мнением. А они нас за людей не считают.

— А что я о тебе думаю?

— Раньше меня никто и никогда так не любил, — горгулья улыбнулась сквозь слезы. — даже Мишук и Тиор были только друзьями. Я чувствовала себя уверенно, когда они были рядом, но сейчас они мертвы. А ты была моей семьей.

— Ты никому ничего не должна. По человеческим меркам валькирии или оборотни тоже нелюди, но они считают себя людьми. Почему ты не можешь быть человеком? Для меня ты самый лучший человек — и ты мне нужна.