Артамон Матвеев или российскому народу.

Глава 1

Когда в прозрачное окно востока,
Поднявшись из глубин в минуту срока,
Глядит на землю утренний рассвет,
Оставив золоченый зари след,
Среди заснеженных пустых пространств,
Среди типичных мёртвых постоянств
Поденно человек, поправший власть
Зовет момент, где рок принудил пасть.
Земля пустых озёр, земля забвенья,
В которой тайный храм стоит смиренья,
Куда холодной плетью, как сечённых,
Ведут рабы законов заключённых;
В подобном Березове казнократ
Познает горесть истинных утрат.
Но горче и суровей бьёт мечом -
Будь хоть престола, века ты бичом -
Безжалостный льденистый рок-тиран,
Не бог, не дьявол –царь, властитель стран.

Однажды он сослал по долгу мщенья
Иль из-за страха нового сужденья
Сослал России батьку добродея,
Что видел в молодости, как кровь рдела
При точке ружий и при ковке лат,
Представив, как глумится супостат
Над матерью, семьёй; как кровь в строю
Вскипала в бранном яростном бою;
Как слово точное, разя остро,
Иль верно заостренное перо
Блажь шепчут да хранят покой в народе,
Иначе пушки с порохом на взводе.

Почтенный Артамон, Борея пленник,
А ранее державы русской крестник,
Живёт в лачуге бренной и гниющей,
Подобной дням, годам его грядущим.
В таком же мире только в подземельи
Сидит, о ком в люду благоговели,
Анафемой во власти вспоминали,
Кому за truth лишь хлеб да воду дали.
(От сказа я немного отступлю,
Историку дать вольности люблю,
Люблю подметить струны тонкие -
Ведь у прогресса шаги робкие).
Народ к нововведеньям не стремится,
Отцовских старых догм всё же боится.
Богатый сложный полноценный мир,
Звучат в котором редко орды лир,
Возвысят импульсивность, сила страсть,
Кому чужой и свой покой не в сласть.
Отвлеклись, бросил рассуждений семя,
Развить которые ещё не время.

В избе дырявой, сумрачной, сырой,
Куда зима заносит ветра вой,
Как будто волк свирепый да голодный.
В избе изгнанник здесь живет безродный,
Но как бывает странно, не чужда
Святая Русь – отняли без суда
Коварные мошенники плуты.
Другие бы, заслышав злые рты,
Озлобились на многое в свету,
И главное на Родину свою.
Но коль живешь достойно и по чести,
Не сломят разные от жизни вести,
А память светлая цвести продолжит,
Она ведь правду в мир вернуть возможет,
Лишь дайте время, чтоб наветов эхо
Затихло, как интриг бесстыдных дело.
Теперь, я думаю, начну рассказ,
Не буду более томить всех вас.
Однажды летом вечером в туман,
Не жертвуют где люди фимиам,
Сидит наш добрый дядька за столом,
Глядит в окошко с треснутым стеклом.
Прохожий не скупись, увидев взор,
Скажи ты смело – ссыльного разор,
То участь повседневная его,
Но кто ж увидит: ярость, удальство
Покой б предвечный лечащий нашли,
Когда бы тело скрыл покров земли.

«В чертог, о Господи, как дань, прими
Слезинки искренние Ты мои,
Что сердце горестное исторгает.
Сыновья доля в старости вещает
Отцу любому: будятся деянья -
И пусть томим я ныне порицаньем,
С которым обвенчался до покрова,
Отец небесный, под защиту крова
Всевечной чуткой милости Твоей
Возьми родного сына иль верней
От темных взоров дел убереги
И счастие найти благоволи;
Дай шанс, Всевышний, сына сохранить
И в ратях жизни (ему) с честью послужить.

Но стой, кого заметил в окне я,
Кому лачуга надобна моя?
Пускай то вестник добрых новостей,
Хотя не жду я странников, гостей.
Со стуком в дверь заходит господин
Причём не здешних мест простолюдин:
На вид посол державы англосакской,
Гражданин ще́гольский земли бунтарской
(с присущим явно им лицом снобистским).
Почтение воздав поклоном низким,
На русском просит позволения
За стол присесть (заметь явление:
Посольского приказа дворянин,
Который потерял влиянье, чин
К себе служилых иноземцев тянет
Хотя, как срезанный цветок, он вянет).
«Приветствую хозяин добродушный,
В былом двух стран доверенный поручный.
Пушниной в водах северных торгуя,
Нечаянно я мысль поймал другую;
In bourgeois clubs звучали прения:
Нещадно ваше заточение.
В Архангельске случайно я узнал,
В тюрьму какую вас король послал.
Тогда команде предложил я дело:
Обратить взоры на восток – плыть смело
К добыче новой, к дальним берегам,
Но страх обуял всех попасть к врагам
Любого морехода, - в льдах морских, -
Когда помочь невмочь в руках мужских
Ни лом и ни кирка. Но вдруг на счастье
Зефир решил средь нас принять участье.
Спустя три дня веденные от порта
Попутным ветром храбрая когорта
По северным морям неслась на бриге».
«Противно мне смотреть в глаза к барыге, –
Артамон думал в мыслях у себя, -
Не со стихиями влекла борьба
Плыть в столь суровые края,
Влекли меха российского зверья;
И чем-то интересен я, как личность»
«В твоих словах высокая ритмичность,
Компании московской, верно, clerk.
Когда меня боярский круг низверг,
Представлен был суровый к нам надзор.
И вот с тех пор, как я познал разор,
Не мог представить - в северных морях
Куда боялся даже плыть варяг,
Я встречу Гордов люд, веселый, бравый.
А впрочем, noble, дай ответ мне здравый:
Как смог проникнуть ты в мою темницу,
Какое дело перешло границу?»

Заморский гость не стал узлы вязать
И без спесивости решил сказать:
«С тех пор как king Давид придумал деньги,
Без них не могут создаваться вехи;
Посольские сраженья упростились,
А шахматные игры появились.
Притом народам стало легче жить,
Коль найден меч, способный враз разить
Зазрение всесильное людское,
Поэтому монетный звон- мирское.
Любое дело, будь вдосыть златых,
С большим размахом в чреде дней простых
Осуществится. Полно, расскажи
Как за руку поймали, опиши
Какой по чести нанесли урон».
В течение всей речи Артамон
Бренчанье слышал острого клинка,
Как будто крепко нервная рука
В эфес вцепилась по привычке давней.
А взор посла заметно своенравный:
Блестят глаза высокомерной тенью,
Взирая братом под чужою сенью.
Нахмурившись слегка, герой привстал
Назад, вперед по дому зашагал;
Спустя минуту, темп не уменьшая,
Рассказ повел былое пробуждая.