Артефактор вне закона

Глава 1. Буря

– Как?! Как вы посмели копаться в моих рукописях, Армина?

В мою сторону полетели листы с чистовыми и черновыми записями, тонкие и толстые тетради, похожие на ученические, которые в порыве ярости были попросту сметены со стола. Я стояла в пяти метрах от бушующего мужчины и молча пережидала бурю. Какой смысл тратить свои силы и нервы, пытаясь вставить хоть слово в поток отборнейшей, пусть и интеллигентной, брани, если скоро приступ ярости закончится, и всё равно придётся убирать кабинет? Чем меньше буду пререкаться – тем меньший погром учинит хозяин кабинета. Правда, иногда сильно чесался язык ответить что-нибудь колкое на очередное оскорбление, но год, проведённый в тюрьме научил смирению, а последующие шестнадцать месяцев в лечебнице – терпению.

Деймон Арчибальд Стентон, которого ещё совсем недавно называли не иначе, как «Демоном артефакторики и биомеханики», в данный момент действительно был похож на настоящего демона. Спутанные длинные тёмные волосы, спускающиеся почти до груди, частично всклокочены, частично торчали дыбом, полуслепые мутноватые глаза, некогда имевшие пронзительный серый оттенок, горели маниакальным блеском, а пальцы, вцепившиеся в край стола напоминали больше узловатые лапы хищной птицы, чем обычные человеческие. А если учесть раздувающиеся от гнева ноздри... Останется лишь мысленно дорисовать витые рога с хвостом, и, вуаля! Вылитый демон.

– Ваша задача в чëм состояла и состоит? Правильно! В максимально точном переписывании моих черновиков начисто! Всë просто: берëте и переносите без помарок и клякс всю информацию. Буква в букву, цифра в цифру, знак в знак. Что тут такого сложного?! Даже ребёнок, обученный грамоте справился бы! Как вы только додумались своим скудным умишком вносить правки в мои записи и формулы?!

Угу. Именно таким и может быть уровень интеллекта у девушки, окончившей с отличием Верграутский Механический университет. Впрочем, никому не стоит об этом знать. Особенно, если учесть, что мой диплом совсем недавно был аннулирован, а на профессиональную деятельность наложен строжайший запрет. Да что там профессиональную, даже теми крохами магии, которой я владела с рождения, пользоваться было нельзя. Иди ищи себе работу, какую хочешь. Главное – не ту, которой занималась раньше. И так слишком долго отдыхала на казённых харчах, да расслаблялась в застенках второго уровня. Правда, чуть не сгнила заживо, но это ведь такая мелочь! Тем более, что разрешили же потом к целителям обратиться! Невиданная щедрость для преступницы! И плевать, что судья вынес оправдательный приговор. Репутация – это вещь, медленно и кропотливо наживаемая годами, но превращающаяся в тлен в мгновение ока.

Господин Стентон всё не унимался, и вот уже толстый справочник по прикладной механике на приличной скорости приближался к моей голове, метя точнёхонько в центр лба. На полном автоматизме я схватила книгу правой рукой, но не рассчитала силу и случайно сжала сильнее, чем следовало. В результате чего раздавленный на нескольких кусков справочник упал на пол. Я сделала незаметный шаг вперёд, чтобы моя длинная юбка скрыла получившееся безобразие. Надеюсь, артефактор не заметит пропажи справочника. Тем более, что он никогда им не пользовался, зная его содержание лучше, чем составители.

Господин Стентон резко развернулся и, прищурившись, смерил меня взглядом с головы до ног:
– Армина, почему вы молчите? Сказали бы хоть что-нибудь в своё оправдание. Мне порой кажется, что я имею дело не с живым человеком, а с бездушной механической куклой.

Не дождавшись от меня ответа, он скрипнул зубами, а затем сбросил оставшиеся на столе бумаги себе под ноги.

Я же спокойно продолжала наблюдать за происходящим. Стоит заикнуться, и малейшее слово станет равнозначным бутыли керосина, выпростанной в затухающий костёр: полыхнёт ярче и выше небес. И тогда точно придётся стоять до тех пор, пока мои суставы окончательно не задеревенеют от неподвижности и не начнут скрипеть, как у настоящей механической куклы, которую давно не смазывали, и вообще случайно нашли спустя сотню лет на пыльном чердаке заваленную ненужным барахлом.

– Женское предназначение – это не лезть в мужские дела, особенно, в которых лица женского пола совершенно ничего не смыслят, а держать дом в порядке, стоять у плиты и воспитывать своих сопливых отпрысков!

Махровый мужской шовинизм предстал во всей красе. И один из его ярых адептов сейчас как раз активно плевался желчью в мою сторону. Экземпляр классический, убеждениям и перевоспитанию не подлежит. Странно что про ублажение мужа в постели не упомянул. Вдруг супруг окажется неудовлетворённым? Это же бракованная женщина окажется! Кошмар! Бракованная женщина...Брак... А брак – это одно из именований супружества... Забавная картинка вырисовывается: получается, что замужество – это то, что делает женщину бракованной. Зато любой мужчина всегда «красавчик», как бы себя не вёл, чего бы не натворил. Да чего уж скрывать – венец творения Вселенной.

И всё-таки я не сдержалась – уголок рта предательски дёрнулся, изобразив на моём лице едва заметную полуулыбку. Хорошо, что господин Стентон этого не заметил. Или заметил?

– Вначале вы молчали, стоя с абсолютно каменным выражением лица, а теперь улыбаетесь. Решили вывести меня из себя? Хорошо... – господин Стентон скрестил руки на груди и, медленно чеканя шаг, подошёл ко мне.

Он подходил ко мне всё ближе и ближе, а я видела перед собой не его, а ухмыляющегося палача, Фредерика Нортона с кнутом в руках...

***

Кабинет потерял свои очертания, превратившись в допросную номер восемь, чьи бурые от копоти и запёкшейся крови каменные стены невозможно было отчистить даже самым суперсовременным средством.

– Молчишь? Обычно здесь все весьма разговорчивы. Души свои изливают только так... Чтобы облегчить свою участь. Правда, некоторые влить их в себя обратно уже не смогли...Ха-ха-ха-ха! – довольный своей шуткой Нортон грохотал так, что воспроизводимые им звуки мало напоминали смех. У меня же не хватало сил, чтобы приподнять лежащий на груди подбородок. Подвешенная в полуметре от пола за руки, а фактически за одну, так как приходилось переносить вес тела на левую сторону, я могла лишь исподлобья наблюдать за своим мучителем. Рукоятью кнута палач поддел мой подбородок, заставляя взглянуть ему прямо в глаза: