Артёмка 2.0

Первая глава, в которой мы знакомимся с главными героями

Артём родился и вырос до двадцати двух лет в небольшом украинском городе с населением двенадцать тысяч человек на границе Кировоградской и Черкасской областей, недалеко от границы с областью Винницкой. А в трёх десятках километров начиналась уже область Николаевская. Город назывался Гайворон.
Это был обычный день в первой декаде июля. Июль в Гайвороне -  время, когда камни разбитой булыжной мостовой нагреваются до плюс пятидесяти, в ровной, перекрытой шлюзами мелкой реке течёт желтая вода, а море амброзии и лебеды, пролегающее клином, достигает самого центра города. Центр города – что кроется в этом слове в Гайвороне? Только колышки, обозначающие будущий фонтан, и берёзки, в полтора раза ниже лебеды. А ещё горсовет, библиотека и несколько девятиэтажных домов. Большинство домов в городе были пятиэтажными и двухэтажными. А вот самое высокое здание – десятиэтажный дом стоял на самой дальней окраине, в Военном городке.         

Артём жил не далеко, и не близко от центра, в одной из бежевых пятиэтажек. Все вы видели эти потемневшие, некогда красные, некогда бежевые домики в пять этажей с их маленькими цветниками и огородами под окном, старой шелковицей или алычой на углу, и  диким виноградом, оплетшим кованые перила балконов. Этим днем всё было таким же, как обычно. И пятно плесени в том месте внизу дома, где слегка разошлись плиты. И сверху, с крыши – та же дорожка капель воды. И мемориальная доска на подъезде дома, посвященная памяти погибшего подводника. И мешки строительного мусора, вынесенные к подъезду более удачливым соседом.                   

Артём сбежал по ступенькам, держась рукой за высокие красные перила. Под потолком - окно, заросшее серыми клубами паутины и закрытое решёткой с пятью лучами. На подоконнике окна – окурки, достреленные щелчками особо метких курильщиков,  и серый слой пыли. Лавка на улице тоже была самой обычной. На расшатанной лавке из желтых, красных и зелёных планок сидели трое друзей Артёма. Да они и ходили везде вчетвером. На биржу труда, на производственную практику, на рыбалку и за квасом. Нестор, Вольдемар, Микола и Артём.                       

Нестору был двадцать один год, этот тихоня и интеллектуал жил абсолютно бедно и бесхитростно. У него была для жизни всего одна комната, в каморке за которой жила бабушка метеоролог, а на диване жил дедушка, бывший лётчик транспортной авиации. Нестору оставался один стол с толстым стеклом, под которым были открытки дедушкиных самолетов, купюры и открытки из жарких стран мира, автографы забытых диктаторов, и военные фотографии бабушки.
 
Первый дневник, и первые любовные записки Нестора под тем же стеклом. Нестору ещё оставалась, помимо стола, ещё одна поверхность для жизни. Это - стена напротив стола, на которой висели плакаты Cure и Depeche Mode. Родители Нестора уехали за границу, заложив для этого квартиру, да  там и пропали. С ними не случилось ничего плохого. Они связались с бандой манчестерских цыган, и у них появились в жизни другие задачи, другие интересы, а домашние документы и адреса потерялись при полицейских облавах. Во всяком случае, хотя и стабильно звонили раз в квартал, денег родители Нестору не пересылали. И Нестор в компании всегда старался что-то изобразить, придумать и сделать, исходя из того минимума денег, который у него есть.  Он умел и любил экономить, и делал это мастерски.                        

Вольдемар с его графским именем, а имя это было настоящим, по паспорту, имел самую простецкую, рабоче-крестьянскую внешность.  Губастый парень с большими мускулами и прижатыми ушами напоминал «чоткого» пацана с района, или начинающего бандита. Но это впечатление мигом рассеивалось, как только вы видели его синие глаза, и добрую-добрую улыбку. Он жил в двухкомнатной квартире с поддающими за воротник родителями – бывшими инженерами завода, частенько выслушивая от них лекции, что раньше был порядок, что сволочи продали завод, и что зарплата на заводе лучше, чем ничего.  

Родители Вольдемара получали небольшую зарплату, числились на работе, играли в шашки, смотрели телевизор, и следили за тем, чтобы рабочие не украли особенно много. Иногда они руководили процессом загрузки рабочими в микроавтобус или «Камаз» всего, что только было ценного на бывшем всесоюзном оптическом заводе «Светлодар». Иногда это была одна большая линза в картонной коробке, а иногда – россыпь маленьких линз. Больше там ценного ничего и не было. А ещё они, как и все сотрудники, что числились на заводе и получали зарплату, бдительно следили затем,  чтобы на территории не появлялось посторонних.  Предприятие, распродающее само себя, показывало прибыль, и считалось средним, но стабильным. За что его директор получал льготы, грамоты и голоса избирателей в областной совет. Но Вольдемар  не особо интересовался политическими, производственными и экономическими вопросами.  Он любил музыку семидесятых годов в стиле «металл». А ещё он любил мотоциклы.                      

Словно коты на кошачий корм падки, так и люди падки на корешки, шишечки, настойки, орешки, экстракты и прочие снадобья. Не был исключением и Мыкола, он же Николя. Николя, Коля, он же Колян был прирожденным «мутчиком». Кто такой «мутчик»? Работа это, хобби, или стиль жизни? Неизвестно. Главное – что он мог достать что угодно, и когда угодно. В первую очередь, для того, чтобы «употребить» самому, во вторую очередь – для того, чтобы поделиться с друзьями. Да не просто употребить, опасливо трясясь под диваном, а употребить с салютом, да с музыкой! Если вы в два часа ночи в цыганском квартале видите человека, из «мобилы» которого на всю звучит музыка, а в руках раскрытая газета с «травой», значит, это Коля.