Ашлинг. Алый цвет жизни

Глава 1. Путь в никуда

Глава 1

Путь в никуда

— Погода стояла прекрасная, Мира нагибалась к земле ужасная, — напевала песенку, кормя куриц. — Днем во втором часу, заблудилась Мирелла в дремучем лесу.

Лето в Ольховке — это не самое лучшее времяпровождение. Хозяйство на двадцать соток не давало присесть. Деревня наша находилась под Санкт-Петербургом. Живописные места, отдаленность от трассы и ближайших магазинов. Здесь не кипела жизнь, а шла своим чередом. Никто никуда не ходил, а про интернет только лишь слышали. Люди здесь простые, непритязательные. Вокруг Ольховки распростерся лес. Из развлечений — только озеро, где можно позагорать и поплавать в теплые жаркие летние денечки. Тут дышится легко и душа отдыхает от городского гомона.

Раннее утро — это самое лучшее время дня. Все еще спят, никто не галдит. Соседи не колобродят к нам, как к себе домой. Можно спокойно подоить корову, накормить птиц, собрать яйца и приготовить завтрак. Я любила деревню, но так устала на ней пахать. Делала это из года в год, помогая единственному родному человеку. Бабушке Глаше.

Глафира Ивановна была мне и отцом, и матерью, и наставником. Она меня воспитывала с пяти лет. Ее дочь, Мария, привезла плод своей любви с каким-то незнакомцем и улетела в штаты, только пятки ее и сверкали. Она посылала бабуле деньги на мое обеспечение, и на этом участие Машки в моей жизни было закончено. Как только мне стукнуло восемнадцать лет, поступления средств на личный счет прекратились. Ребенок вырос, алименты можно не платить. Ба ничего уже не ждала от дочери. Сетовала только, что та пошла в родню, о которой и вспоминать не хочется.

Бабушка Глаша слыла мировой женщиной. Строгая, но справедливая. В рассвете лет самой красивой на деревне считалась. А сейчас весь молодняк разъехался, а остальные доживают свой век тут. Самый молодой из мужчин — Дмитрий Александрович. Ему сорок пять. Себя я не считаю, так как приезжаю только на каникулах, и то не всегда. Зимой в Ольховку не добраться. Сугробы по пояс.

— Ко-ко-ко, — подзывала к себе курочек. — Эх, Афонька! Ты уже толстенькой стала, скоро на суп тебя пустим. Ух, щипать тебя будем с Ба! Перьев вон сколько отрастила!

Покормив домашнюю скотину, побежала готовить кушать. Летом, я старалась разгрузить бабулю. Возраст уже не тот, чтоб скакать по грядкам и делать упражнения. С сентября по июнь, к бабушке приходила семейная пара. Они помогали с посадкой и готовкой. Безусловно, я их благодарила деньгами, считая, что любой труд должен быть оценен.

Кухня у нас дома самая обычная. Облезлый дощатый пол, на котором не слишком широкой полоской расположился цветастый ковер. Между прочим, его ба сама связала лет пятнадцать назад. Правда, за все это время он стал походить на тряпочку, но выкинуть не могла. Бабуля расстроится.

Печка стояла белокаменной мощью. В ней мы готовили все. Но самые вкусные выходили блины на домашней закваске. В городе таких не сыщешь. А как сладко на печке спать холодными ночами!

Растопила кормилицу, замесила тесто. Достала чугунную сковороду и дело пошло. Не быстрое, но приятное. Пока пекла блинчики, помыла посуду, да и вообще прибралась наспех. Вытащила сметану, да клубнику. Все свое, деревенское. Из коровьего молока, мы делаем и сметану, и закваску, и простоквашу, и масло, и творог. Где это видано, чтобы при живой корове еще молочку покупать в магазине? Тем более в Ольховке был только один ларек, который держал Дмитрий Александрович. Там продавалось все, но в небольших количествах.

— Будет вкусно, — живот забурчал.— Ух, как пахнет ванилином!

Тарелку с завтраком я положила на стол. Каждый блин обильно полила сливочным маслом и присахарила.

Довольно потянулась и зевнула. Все же, хорошо вернуться домой. Ольховка — это место для души, но жить здесь постоянно можно только в старости. Когда кроме огорода нет больше интересов. А я училась на лингвиста. Уж очень хотела стать переводчиком. Правда изначально, мечтала выучить английский, наведаться в штаты к новой семье мамаши и рассказать всю правду про нее.

Детские обиды порой могут мотивационно пнуть и вернуть на землю. Мне моя профессия нравилась. А главное, сколько перспектив!

— Ба, — я вошла в комнату родительницы и распахнула занавески. — Проснись и пой, старушка! Сегодня такой чудесный день! Солнце будет жарить, будь здоров.

— Ох, ашлинг, не могла уснуть сегодня, — прокряхтела ба. — Сны снились нехорошие. Вещие.

Ашлинг — так бабушка называла меня с детства. Глафира Ивановна говорила, что это особое слово, означающая мечту и надежду. А я же прошестерив интернет, выявила, что это ирландское имя. Правда, за бабулей не было замечено любви к этой стране.

— Это все ерунда. Я там блины напекла, да дела переделала. Сегодня еще полью, потяпаю, обработаю листья и от муравьев отраву раскидаю. И на озеро купаться. Охлаждаться.

— Не ерунда, дочка. Сама знаешь, что в роду нашем ведьмы были.

— Да, например, дочь твоя, — невольно съязвила. — Меня тебе наколдовала и сбежала. Давай помогу тебе умыться, да кушать надо. За столом и расскажешь подробно про сны.

Меня всегда спрашивали:

— Мирелла, а почему ты бабушку мамой не зовешь?

Потому что, Глафира Ивановна с детства вдолбила мне одну истину: мать одна. Где бы она не была, как бы она не поступила. Если бы Машка умерла, и не являлась дочерью Глафиры, то думаю и вопроса такого не случилось бы.

Мирелла — имя странное, доставшееся мне от прабабки. В простонародье — Мира, Мирка. Отчества у меня нет. Мать не вписала в свидетельство о рождении имя отца. Просто Мирелла Леванова.

Через двадцать минут я уже разливала ароматный травяной чай по чашкам, привезенный из Санкт-Петербурга, где училась и жила большую часть года.

Бабушка Глаша похудела за все это время еще сильнее. Глаза впали, кожа обвисла. Пропала жизнерадостность. Бужу ее каждое утро и слышу, какой у нее плохой сон. После завтрака бабуля тоже идет отдыхать. Я понимаю, что ей бы в больницу, но упертая женщина говорит одно: