Аскурб

Аскурб

Ветхий, покосившийся домишко сразу зацепил мой взгляд.

Он стоял, заброшенный, среди пустынных желтых прерий — пейзажа, уже который день давившего на меня своим однообразием. Его очертания выделялись на песчаном фоне чёрным пятном.

Казалось бы: заходившее солнце должно было добавить хоть толику теплоты почерневшим от времени досок, но нет — ни намёка на жизнь. Ещё раз взглянув на залитый багрянцем запад, я спрыгнул с лошади и, поправив ножны,, повёл её к торчащим вкривь и вкось останкам забора.

Я ощупал несколько невысоких столбов. Кусок первого рассыпался в труху, оставив на кожаной перчатке следы от пыли и щепок и поначалу мне не удалось найти прочную привязь. Наконец, найдя столбик понадёжнее, я плотно привязал к нему поводья. Хлопнув Искру пару раз по крупу, я повернулся и зашагал к сгнившим брёвнам.

Вблизи дом производил ещё более гнетущее впечатление. Казалось, что за те минуты, пока я приближался к нему, дом проиграл битву со временем — и победитель покарал его, причём беспощадно. Ветер покачивал надломившиеся ставни, отчего те едва слышно поскрипывали. Чёрный цвет брёвен, прежде натолкнувший меня на мысли о случившемся здесь пожаре, теперь виделся мне лишь свидетельством старения и упадка. Осколки стёкол в битых окнах, вьющиеся нити плюща, дыры в черепице — взгляд мой по очереди остановился на каждой детали пока я размеренно двигался к холодной дыре, что зияла на месте входа.

И вот я внутри. Только зашёл — и будто ухнул в воду: тишина окружила меня плотным кольцом. Говорят, смотрители Великой Мазаканской библиотеки требуют не шуметь, работая с фолиантами. Что ж, им бы прознать про это небольшое заклятие — сразу же взяли бы на вооружение. А уж само его наличие в этом забытом богами месте явно говорит о том, что здесь что-то нечисто. Не зря я остановился.

Пока здесь темно, и мне трудно что-то разглядеть, но и так понятно, что внутри дом тоже дышит на ладан. Заброшен ли он?.. На противоположной стене висит факел, оставленный неизвестными хозяевами. Подхожу поближе, поджигаю.

Комната озаряется светом. Пол у окон заблестел — на осколках разбитого стекла заплясали блики. Я беру факел. Рваное пламя подсвечивает спуск вниз, в подвал. И лишь углы остаются в потёмках. Вдоволь наглядевшись на обломки мебели и ростки, торчащие из подгнившего пола, я бросаю взгляд сквозь окно на стоящую в сгущающихся сумерках Искру — и, услышав короткий, но ясный стон из подвала, беру с собой факел и спускаюсь туда.

* * *

Впереди держу факел и шагаю вниз, внимательно вслушиваясь в пугающую тишину. Впереди держу факел, что прихватил с собой перед спуском. Спустя несколько ударов сердца оказываюсь на первом пролёте. Он практически пуст, за исключением комода, красивого, даже изящного, но помятого временем, как и всё в этом доме.

Но что это лежит на запыленной крышке? Кольцо.

Поднимаю, кручу в пальцах. Серебряное. Узнаю редкий камень: диосинт. Он состоит из двух половинок — белой и зелёной — разделённой прямой линией строго посередине. Именно в таком виде его добывают из руды в шахтах. Есть поверье: подберёшь для кольца или брошки одинаковое количество того и другого цвета — и камень станет волшебным. Покажет, что на душе у того, с кем говоришь; сможешь читать людей, как открытую книгу.

Любуюсь игрой света на белой и зелёной половинках. Вдруг слышу далёкое воспоминание из самых глубин памяти.

На сполохи пламени, что бесстрастно лижут стены массивной избы, падают крупные белые хлопья. Стою босой на снегу, а рядом кричит мать: сквозь чужие рыдания и всхлипы слышу, как просит она меня быть осторожнее — ведь второй этаж вот-вот обвалится. Лёд жжёт мне пятки. Я вижу, как мать, всхлипывая, одной рукой держит мою сестру Клару, а другой крутит в пальцах кулон с точно таким же диосинтом. С небес всё так же падали белые хлопья. Но их было недостаточно, чтобы потушить нашу избу. И недостаточно, чтобы спасти моих отца и младшего брата. Идёт снег. Пятки горят от холода. Я завороженно смотрю на объятый пламенем дом…

* * *

Сбросив с глаз пелену воспоминания — кажется, я даже машинально провёл рукой по лицу и глазам. Кладу кольцо обратно. Со следующего яруса подвальных помещений доносится затхлый запах многолетней сырости. Как вдруг...

Всхлип.

По звуку — ребёнок. Или молодая девушка.

Сердце забилось чаще, рука потянулась к рукояти меча. Я спускаю по ступеням ещё ниже и вглядываюсь во мрак, до которого не достаёт свет факела.

На ступеньках кто-то есть. Вот он, источник звуков. Я сверху вниз смотрю на нечёткую вытянутую фигуру. Но мрак столь густой, что даже нет возможности разглядеть, лицом ли ко мне стоят, или спиной.

Время словно остановилось. Запах стал ещё хуже, но я стараюсь его не замечать. Я уставился на неизвестное создание, но оно не двигается — не шевельнёт ни единым мускул. Мы оба бездействуем, как излишне сосредоточенные детишки, решившие поиграть в гляделки.