Associatio

Associatio

Осторожно ступая по влажным, от часто долетающих брызг, старым, стертым ступеням, вы друг за другом спустились вниз. С обеих сторон ущелье окружали скалы. Никто не обратил внимания, но именно тогда, эхо не вернуло твой голос.

Ты бы и сам засомневался, если бы четко не слышал. Пока все эти придурки, по рассеянности, называемые твоими друзьями, прыгали и орали всякие глупости, усиленные темными вершинами, над тобой мягко нависала любопытно-настороженная тишина. Тогда ты сделал вид, что твой голос просто потонул в общем хоре и веселой какофонии.

Ты пробовал и потом. Один. В длинном тоннеле под мостом, в каких-то переходах. Безуспешно. Это не пугало, но всё же было… странно. Существовали, наверное, люди, которые не отражались в зеркалах или не отбрасывали тени. А тебе больше не отзывалось эхо.

Зато тебя слышали деревья. Ты как раз этого не видел, стоя под навесом и рассматривая вяло подтягивающийся к сцене народ, но тебе потом рассказывали, что верхушки тополей неподалеку определенно покачивались в такт. Небрежно аплодируя шелестом зеленых листьев. Ты отмахнулся и сослался на ветер.

Тогда тишина стала сама ходить за тобой. И это уже напрягало. Ты бы предпочел, чтобы она оставалась в родном ущелье вместе с изображающим глухого братцем-эхом. Но ты не мог её прогнать, да и не знал как. Она не то чтобы мешала. Но теперь ты четко ощущал незримое присутствие. Обычно она забивалась в самый дальний угол зала. Стояла за чьими-то спинами. Слушала молча. А потом просто растворялась в толпе. Однажды ты пел, а когда скосил взгляд понял, что она сидит на краю сцены и покачивает ногой в черной балетке. Похоже, ей нравилось. Моргнув, через секунду ты увидел только преломление лучей от софитов на матовом боку колонки.

В какой-то момент ты привык к её внезапным появлениям и пропаданиям. В вашем странном тандеме появилось что-то спокойное и, даже, пожалуй, уютное. Она никогда не давила. Не перехватывала внимание, если ты был занят. Просто возникала где-то у двери, вслушивалась, подступая постепенно, как туманная влага над горными водопадами. И все вокруг неосознанно тянулись к ней ближе. Замирали. Боялись упустить хоть слово. Чистый и ясный звук переставал «фонить» и метаться меж стен. Ты смотрел в темную массу толпы. Твой голос ложился сверху мокрым снегом, таял на их ресницах, першил в горле.

И дощатый пол старого клуба истертый десятками ног, едва заметно вздымался и опускался, как палуба корабля, в ритм её дыхания.