Атери

Атери

Атери

Запульсировали мертвенным синеватым цветом двери камеры, возвещая неизбежное, и Орас плотнее вжался в жалкую койку, словно та могла его защитить.

Он знал, не мог не знать, что участь его плачевна. Его предупреждали, отговаривали, но там, на далёкой теперь Земле, ему отчётливо казалось, что ничего плохого с ним не случится. Он же не идиот! Он же ещё молод! Разве может что-то пойти не так?

Но и пошло, и случилось, и перспективы ныне весьма туманны и мрачны. А всё дело в том, что эта планета, известная во Всеобщих Архивах под номером 82-N/63А, в системах носящая имя «Аменолиатери», на Земле же обывательски названная «Атери» больше всех преступлений ненавидела воровство, а Орас был самым настоящим вором, и тот факт, что преступление его вышло неудачным, никак не смягчал участи.

82-N/63А, она же Аменолиатери, она же Атери – не знала пощады к такого рода преступлениям. Здесь убийца пользовался большим почётом и знал меньшее презрение, чем тот, кто хотя бы пытался украсть пакетик с питательной пастой.

Аменолиатери принимала всех, называла и гостей, и исконных жителей равными. Единственное, чего она ждала – соблюдения своих законов. Нарушителя же ждала казнь, и степень тяжести этой казни зависела от совершенного.

Орас мог клясть себя теперь последними словами, мог молить богов, про которых читал в библиотеках во время учёбы, и которым, как рассказывали, раньше поклонялись на земле, а мог бесконечно вжиматься в жалкую койку – его участь была предрешена.

И когда запульсировала мертвенным светом дверь, когда она медленно поползла вбок, он был готов уже лишиться чувств, вообразив, что его казнят прямо сейчас.

***

Но казни не было. Во всяком случае, пока не было. Когтистая лапа ощутимо, но всё-таки бережно, чтобы не продрать недолговечной и нежной человеческой кожи, похлопала его по щеке. Орас приоткрыл глаза – перед ним стоял облачённый в форму местного правосудия чистокровный атерианец. Как и все атерианцы он был высокого роста, покрыт шерстью, имел когтистые лапы-руки, и жёлтые круглые глаза, лишённые век.

Орас сглотнул. До сих пор он не встречался с представителями этой расы так близко. Он видел много на своём пути: и щупальцевых дев, и змеиных, срощенных тел, и каменистые живые глыбы, но все они прежде представали перед ним в другом свете – он проходил таможню в их мордах-лицах, они являли собой санитарную инспекцию, и теперь Орасу было уже нехорошо при взгляде на это чудовище, которое могло одной лапой выбить из него дух.

–Я не виноват! – пискнул Орас, зная, что это глупо. Его видели. Его поймали. Но что же? Не отрицать совсем? Это было выше его сил. – Отпустите меня, пожалуйста! Я больше не буду!

Он был молод. Очень молод. Именно поэтому и позволил уговорить себя ввязаться в сомнительную авантюру, предполагающую кражу с Атери ради собственной наживы. Сейчас он мог бы клясть себя за это, но страх душил его куда сильнее, Орас плакал, сам не понимая, что плачет.

Атери в своём праве. Здесь его могут убить, и Земля, вместе со своей Станцией и со всем своим Центром даже не вякнет, лишь отмахнётся.

–О`хгантар муэ? – осведомилось чудовище. Голос у него, несмотря на внешность и грубость языка, оказался очень мелодичным и нежным.

–А? Что? – Орас не понял. Он уловил интонацию вопроса, но не понял, что у него спрашивают.

– О`хгантар муэ?– повторило чудовище раздельно и громче, словно Орас был глухой. – Жикчи турэ? Турэ?!

Ораса пробило дрожью. Он знал всеобщий язык – в академии говорили, что все существа необъятной вселенной на нём говорят или хотя бы понимают, а значит, нет смысла учить много языков и уделять им время. Лучше потратить часы на отрабатывание других навыков!

Орас верил. К языкам у него никогда не было расположения и он, с облегчением выучив всеобщий, полагал, что будет готов к пути. А теперь оказалось, что нет. Почему-то с ним не захотели говорить на всеобщем.

–Я не понимаю, – Орас закусил губу. Ему вдруг показалось, что чудовище предлагает спасение, а Орас из-за языкового барьера просто не понимает этого.

Чудовище поцокало длинным раздвоенным языком и, повернув голову в приоткрытую дверь камеры, позвало:

–Рихте, шват! Аманда жикчи!

Орас не понял. Он услышал что-то похожее на «Аманда» и успел обрадоваться, что, возможно, сейчас к нему приведут переводчика или того, кто говорит на всеобщем, но запульсировала, полностью ускользая в сторону дверь, и на пороге предстала означенная Аманда, и Орас почувствовал приступ тошноты. Аманда оказалась человеком, но каким!

***

Есть люди, которые до определённого времени известны лишь в узких кругах, а потом вдруг совершают что-то невообразимое и становятся известны всем. Аманда, стоявшая в камере Ораса, была из этой породы.

Про ранние её годы информации толком сейчас уже и не было: училась в академии, где-то преуспевала, где-то слабела. Затем ходила то на одном корабле, то на другом в миссии по ближнему космосу, понемногу росла в звании. Не сказать, что где-то была уж очень известна, но быстро соображать умела, умела также и ориентироваться в коварных ситуациях, когда корабль попадал под метеорный поток и терял управление.

Словом, выросла Аманда от помощницы до второго боцмана, потом до старшего боцмана, а затем поднялась и до старпома. Ей хотели уже, было, дать и капитана, а заодно и корабль от Центра выделить, да только вдруг оказалось, что полоса относительной удачи для неё закончилась. Несколько миссий подряд Аманда возвращалась то с потерями, то ни с чем. А выйдя однажды на корабле «Секрет» под командованием капитана Грея, вернулась с дицсиплинарным наказанием – вышла у неё какая-то размолвка с капитаном, а тот оскорблений терпеть не стал.

Аманде было объявлено, что за следующий провал она заплатит головой, и Аманда, поступив на корабль «Авалон» к давнему знакомому капитану Адриану, вышла в космос с полной решительностью вернуться мирно. Да только судьба, если есть она написанная, издевалась: капитан Адриан пожелал нарушить приказ Центра и сместить миссию, Аманда же, не желая отправляться за его дерзость на казнь, подняла бунт, но вышла тогда сухой из воды – её провалы были обнулены, всякое клеймо неудач снято.