Ave, Caesar

Пролог

Никакого природного права не существует, это выражение — устаревшая бессмыслица… Право возникает только тогда, когда объявляется закон, который запрещает что-то делать под страхом кары. Пока нет закона, природной является лишь львиная сила или потребность живого существа, которое чувствует голод и холод, одно слово — потребность…
Ф. Стендаль «Красное и черное»

В шаре из полупрозрачного стекла клубился дым. Причудливые облачка — то фиолетовые, то голубые, а то и вовсе черные, — обладали прямо-таки магнетическим воздействием: взглянешь — и уже не сможешь отвести глаз… Вглядывалась и ведьма — неопрятного вида старуха, что, впрочем, в полумраке комнатки почти не было заметно.

— Вижу несчастье… И радость. Врагов ваших радость… — хриплое бормотание ведьмы было еле слышным, однако почему-то казалось, что кричит она громче, чем герольды на площади.

Перед трехногим столиком (судя по форме, когда-то была и четвертая) стояли двое мужчин в черных плащах. Они расположились так, чтобы свет из единственного, порядком запыленного окна не падал им в лица, но для одного и эта мера предосторожности показалась недостаточной: его лицо скрывала маска из темной ткани, так что различить можно было лишь светлые волосы и светлые глаза, как у любого чистокровного эрта. Его спутник лица не закрывал — лишь накинул на голову капюшон плаща; его черные глаза — единственные живые точки на мертвенно-бледном лице — ярко блестели. Когда ведьма заговорила, во взгляде, брошенном им на человека в маске, мелькнуло что-то тревожное, но тут же пропало. Старуха, в свою очередь, внимательно на него посмотрела.

— В тебе есть страх. Страх, с которым ты живешь и жить будешь до смерти. Но не своей смерти… — она обошла столик и, сделав несколько шагов вперед, попыталась схватить человека с черными глазами за руку, но тот поспешно отшатнулся. Пола плаща тоже дернулась, и что-то блеснуло: левой рукой человек сжимал рукоять кинжала.

— Смешной… Думаешь, что это поможет? — ведьма мерзко расхохоталась. — Вы все думаете, что в стали есть сила. А мечи ломаются… Вы еще увидите.

— Есть та сила, о которой ты не знаешь ничего, — спокойно возразил черноглазый и повернулся к человеку в маске. — Идемте отсюда, довольно уже.

Тот пожал плечами и, бросив на столик несколько золотых монет, вышел на улицу. Черноглазый поспешил за ним, бросив на ведьму странный, нечитаемый взгляд. Та совершенно неожиданно поежилась:

— Страшный человек.

Ее посетитель, уже отворивший дверь, резко обернулся; полы плаща вновь взметнулись за его спиной. Свет наконец упал на лицо, и можно было беспрепятственно рассмотреть его длинные, почти до плеч, черные волосы и тонкие черты лица. Пожалуй, этот человек считался бы даже очень красивым, будь в нем хоть немного живости и теплоты в глазах, слишком равнодушных для мужчины, которому на вид не дашь больше двадцати пяти. Сейчас же в черном плаще и с причудливо падающими на лицо тенями он казался демоном древнего мира — из тех, о ком столько рассказывают в легендах.

— И при этом боюсь непонятно чего? Совсем тут из ума выжила? — язвительно отозвался «демон» и вышел, хлопнув дверью.

— Что она тебе говорила? — уже на улице поинтересовался его спутник, снимая маску. Его голубые глаза улыбались, а лицо, пусть и лишенное демонической привлекательности первого, было куда более приветливым. — Раз уж дослушал, что-то интересное, маршал.
Черноглазый, названный маршалом, посмотрел на него раздраженно.

— Ничего интересного, — как отрезал, — и это была глупая затея, о чем я говорил еще вчера. Что подходит вашей сестре, не подходит вам — королю, между прочим!

— А вдруг она правду говорила? И все-таки видит будущее? — светловолосый, оказавшийся никем иным, как самим королем Эртионом, направился вверх по узкой улочке. Маршалу не оставалось ничего, кроме как идти следом, то и дело напряженно оглядываясь.

— Эрты не могут не видеть будущее, — маршал покачал головой.

— А иллены? — король лукаво улыбнулся.

— Ляпнул же на свою голову, — вздохнул его спутник. — И я маршал, а не прорицатель. Во всяком случае, очень на это надеюсь.

— А если дополнительное жалованье? Впрочем, ладно, Рене, извини.

Рене Артино, маршал королевства, лишь вздохнул. Король извинялся каждый раз, а затем вновь отпускал шуточку в том же духе. А ему, Рене, было больно. Каждый чертов раз. Единственное, что изменилось за почти десять лет при дворе — он научился держать лицо и не показывать своих чувств. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

«Прошло почти триста лет… — порой с горечью думал Рене. — А ничего так и не изменилось. А Эртион еще имеет глупость гордиться своей бумажкой».

— Неужели обиделся? — голос короля вывел маршала из задумчивости. Он тряхнул головой, отгоняя воспоминания.

— Нет. Вы король, вы имеете право говорить все, что считаете нужным, — привычная, дежурная фраза. Вот почему именно сегодня она короля не устроила?

— Ты так не думаешь, я знаю, — Эртион попытался заглянуть ему в глаза.

— Что я думаю, никого не интересует, а говорю я то, что положено, — отрезал Рене и ускорил шаг.

— И все же… — король не унимался, но маршал, вдруг отбросив правила приличия, остановился и схватил его за руку.

— Вам не кажется, что это неподходящее место для задушевных разговоров?

Король вздохнул, но возражать не стал и даже не отдернул руку. Рене же настороженно огляделся.

— С самого начала говорил, что это авантюра…

— Что?

Маршал подошел к королю еще ближе и зашептал на ухо:

— Аккуратно, резко не оборачивайтесь. Вон там, у дома с противоположной стороны… Видите мальчишку в шапочке?

— Да, но…

— Он еще от гадалки за нами идет. А вы знаете, что я не верю в совпадения.

Король посмотрел на Рене с удивлением.

— Вы умудряетесь разговаривать со мной, обижаться и при этом еще замечать соглядатаев?

— Я же военный, — произнес молодой человек таким тоном, будто указывал на очевидное. — Вообще-то, надо брать охрану. Вы король, а ходите… Со мной, зная, как отдельные личности меня обожают.

— Это-то тут при чем?

— При том, что не все лучники метко стреляют… Идемте.

Король и маршал двинулись дальше. До дворца оставалось совсем ничего, а Рене сделал себе заметку: узнать, что за мальчишка. В его прямые обязанности входило лишь командование войсками, но в качестве собственной инициативы он создал нечто вроде тайной полиции и имел осведомителей везде, где нужно… Полезно. А также приятно порой знать больше, чем вездесущий первый министр Андре Риголь. Порой, конечно, мороки больше, чем той пользы: уследить, чтобы информация не уплыла случайно не в том направлении, довольно сложно.

Улица, ведущая ко дворцу, проходила через Рыночную площадь — сердце того, что обычно называлось Речным городом, в отличие от дворца и домов знати возле него, которые располагались на возвышении, а не у самой реки Риэль. Тот район так и называли — Высокий город. К тому же, он был окружен крепостной стеной, и в мирное время туда не пускали кого попало — а в эту категорию невольно попадали почти все горожане и уж тем более крестьяне. Зато в случае нападения крепость становилась надежной защитой. Как во время обороны, сделавшей Рене маршалом…

В Речном городе кипела жизнь: торговля, толпы людей, гул голосов и никакой политики — пожалуй, за это маршал Рене и питал особою любовь к этому месту. Шум, гам, беспорядок, которые разительно отличались от чопорности двора. И меньше шансов увидеть презрительную ухмылку в свой адрес. Впрочем, и при дворе осталось не так много на это способных — больно хорошо Рене умел владеть шпагой.

Однако беспорядок имеет свои недостатки: маршал едва успел отшатнуться, чтобы в него не попала рыба… Он наклонился, аккуратно поднял рыбину за хвост и весело спросил у бросившего ее человека в коричневой куртке:

— И за что вы с ней так, а?

— Тухлая! — завопил тот. — Вот посмотрите вы, господин… Тухлая!

— Не слушайте его, господин, только утром выловлена, — немедленно возразила женщина-торговка, тут же сидевшая с корзинкой.

Рене, вновь улыбнувшись, понюхал рыбу.

— Ну, положим, не сегодня, а вчера… Но есть можно, — и сунул ее обратно в корзинку. Затем повернулся к недовольному покупателю: — Так что нечего разбрасываться.

— Да что вы вообще в рыбе понимаете?! — горожанин с недоверием посмотрел на черные, с серебристой вышивкой, нашивки на колете — знак принадлежности к высшим военным чинам.

— Уж тухлую рыбу отличу, — успокоил его маршал и вернулся к королю, который со смехом наблюдал за происходящим.

— А кто-то еще упрекал за авантюры, — все еще смеясь, произнес Эртион, когда они уже пересекли площадь и вновь шли по малолюдной улочке.

— Дурной пример заразителен, — пожал плечами маршал.

Они повернули в следующую улицу, но и тут не обошлось без сюрприза. Рене и Эртион не прошли и половины расстояния до перекрестка — или, скорее, поворота, ввиду хаотичности застройки, — как им наперерез выскочил потрепанный мальчишка лет десяти.

— О, колдун, — закричал он, глядя на маршала. — А отец говорит, что все беды из-за таких…

— Значит, дурак твой отец, — тот раздраженно отстранил мальчика с дороги. Как это надоело! Даже в детях воспитывают ненависть! А ведь именно от этого, родителями заложенного, столь сложно избавиться, а иногда и невозможно — это Рене, как никто другой, знал по себе. Эртион лишь снисходительно улыбается… Как всегда.

Тут из дома выбежала темноволосая женщина — определенно из илленов — и потянула сорванца за руку.

— Извините моего сына, господин, — поспешно проговорила женщина, увидев перед собой хорошо одетого и явно знатного человека.

Рене посмотрел на них с удивлением и горечью, но ничего не сказал. Все еще хуже, чем показалось на первый взгляд. А мать жалко, несмотря на то, что маршал, казалось бы, раз и навсегда запретил себе кого-либо жалеть.

Когда женщина и ребенок скрылись за дверью, он обратился к королю:

— Теперь вы понимаете, в чем проблема? — маршал неопределенно махнул рукой в сторону дома. — В этом. Вы вообразили, будто люди по вашему приказу могут забыть, простить… А вот не могут.

— Но без этой, как ты говоришь, «бумажки» было бы хуже. Точнее, не было бы вообще ничего, — неуверенно возразил король, почему-то положив руку на эфес шпаги. Рене, от которого не укрылся этот жест, насмешливо улыбнулся.

— Правильно. Но этого недостаточно, понимаете? Кровь смывается лишь кровью.