Аве Летиция

День первый

Великий инквизитор Арагона Хавьеро Д,Яблос умакнул перо в чернильницу, поставил вензель подписи под приговором, песчаной пудрой влагу осушил, встряхнул пергамент и отодвинул в сторону.

- Что, на сегодня всё? – спросил помощника.

- Ещё одно есть дело, Ваша милость, - младший инквизитор Алонсо Кальвадос положил перед начальником пухлую сшивку, - прислали из Каталонии.

- Щедры на бумагу и скупы на правосудие? – едко усмехнулся Верховный, небрежно щёлкнув по стопе листов. – И что же там?

- Ведьма, Ваше Святейшество...

- Сжечь! – не дослушал его Д,Яблос.

- Но, Справедливейший, она так дьявольски прекрасна!

- Ну, хорошо, - начальник милосердно согласился, - но после сжечь!

- После чего? – Кальвадос поперхнулся и закашлялся.

- После допроса сжечь, - Великий инквизитор пояснил и улыбнулся благостно, - мы же всегда так поступаем с еретиками, разве нет? Так что там за запутанное дело, что в Каталонии не справились и нам прислали?

- Взгляните, Ваша милость.

Алонсо Кальвадос был младшим инквизитором не только чином, но и летами: ему шёл двадцать восьмой год, а начальник вступил зимой в возраст Христа, что импонировало подчинённому. Благоговея перед мудростью Великого, чутьём его судейским, умением распутывать дела и милосердно даровать раскаявшимся казнь быструю на жарком, а не на медленном огне, Кальвадос приписывал не опыту начальника заслуги, а промыслу Господнему. Хавьеро Д,Яблос не разуверял его.

- Брат мой, изложи-ка кратко, - попросил Великий инквизитор, - уж скоро время ужинать, а мы и не обедали.

- Умеренностью в пище мы укрепляем дух свой! – осмелился напомнить помощник и для полновесности сей истины вверх поднял палец.

- Да-да, хвала аскезе, - рассеянно начальник отозвался, - излагай уже. Итак, у нас тут ведьма. Чем дело необычно? Она стара?

- Напротив, Ваша милость, молода, но лишь лицом и телом! А возрастом... Вот, посмотрите сами, - Кальвадос услужливо открыл страницу дела, - прочтите.

- Летиция Чавес, ста семи лет? – Великий инквизитор смотрел с недоумением в бумаги. – Должно быть, писарь поставил по ошибке нуль меж единицей и семёркой? – спросил помощника. - И ведьме этой семнадцать лет?

- Нет, Справедливейший, не ошибался писарь. Сто семь годов шагает по земле Испании проклятая отступница! Ведь душу Дьяволу продав, она сумела время обмануть!

- Однако сильно! – крякнул Великий, нахмурив лоб. – И что, в такие древние лета она лицом и телом молода? И, как сказал ты, дьявольски прекрасна?

- О, Ваша милость! Её сегодня привезли. Вот точно так, как вижу вас сейчас, её я видел! О, дьявольское наважденье! Она подобна ангелу! Прости мне, Господи, сравненье это! – и младший инквизитор горячо перекрестился.

- Какие брошены ей обвиненья? – спросил Верховный.

- В её саду растут большие груши! – помощник доложил. - С ладонь, Ваше Святейшество! – добавил, потрясая пятернёй.


Спокойное лицо Великого досада исказила.

- Они там что, с жары перебесились в Каталонии? – спросил он тихо, не веря тому, что слышит. - Давно ли добрый урожай приписывают проделкам Дьявола, а не наградой Божьей за труды считают?

- И с-сливы тоже, В-ваша милость, - добавил нерешительно Кальвадос, - во-о-от такие! С полкулака!

Великий инквизитор щёлкнул пальцами, точно отгонял назойливую муху, встал из-за стола и шагнул к узкому, решёткой забранному, окну.

- Жара, брат мой, - молвил, глядя на улицу, - должно быть, в Каталонии зной ещё больше, чем у нас. Вот и спеклись мозги у местной инквизиции. Схватили крестьянку по доносу завистливой соседки и ведьмой посчитали лишь потому, что вырастить сумела плоды крупнее, чем у них в садах. И с перегрева писарь ошибку допустил в её годах. Допросим и отпустим женщину сегодня же.

- Это не всё, Ваше Святейшество. Тут показания соседей, что видели, как обращалась ведьма чёрной кошкой и как с крыльца слетала на метле и возносилась в небо.

- Довольно бредней! – оборвал его начальник, не оборачиваясь. – Тошно слушать! Дурные злые бабы и не того наговорят! Гульнёт соседка с чьим-нибудь блудливым мужем, так мужу-псу ни слова поперёк не скажут, но свалят всю вину на женщину, что ведьма, что приворожила и что не токмо с мужем-кобелём, а с Дьяволом самим была в сношенье! Чать, не впервой такой дело разбираем, Кальвадос! – напомнил. – Я пропишу их инквизиции и попеняю за беспорядок. Ишь ты, совсем работать не хотят! Такие пустяки, такую глупость нам пересылают!

- Нет, Ваша милость, не глупость, - осмелился помощник возразить, - когда пришли за ведьмою солдаты, она их опоила, воду превратив в вино!

- О, это интересно! – оживился Великий инквизитор и сел обратно за стол, руки опустил на полированную дубовую столешницу, запятнанную чернилами, и сомкнул пальцы в замок. – Подумай только, брат мой, какая выгода! Нужды не будет больше виноградники сажать и взращивать! И виноделов труд ведь тоже упразднится. Нам каталонская кудесница наполнит бочки! Ну, что за прелесть! – и язвительно расхохотался.

Младший инквизитор лишь вздохнул. Взял со стола кувшин, налил воды в серебряную кружку, выпил, не потому что жажда одолела, а чтобы успокоить голодную в желудке пустоту. За судами пообедать не успели, теперь, пока изложит суть дела начальнику, пока допросят ведьму, так и ночь настанет.

Но самолюбие сознаться, что устал, что хочет есть, Кальвадосу не позволяло. Вот перед ним Великий инквизитор, куда покрепче помыслом и телом. Лицо, как будто высечено в камне, бесстрастное, холодное. Кинжалом режут чёрные глаза, в сознанье тотчас проникают, едва посмотрят. Высок, суров открытый смуглый лоб. Чтоб тёмная волна каштановых кудрей не умягчала взгляд, назад их убирал Верховный, скрывал под красным капюшоном инквизиторской сутаны. Внушительно смотрелся, грозно, не смели возражать ему, боялись. Допросы вёл легко и быстро, и кто в застенок попадал по преступленью, все сознавались, в том, что натворили.

Как заступил на пост Верховного Хавьеро Д,Яблос, так палачи почти всегда скучали, пытки применялись редко. Упрямство разбивал Великий инквизитор коварными вопросами, пронзал тяжёлым взглядом. Поставив под признанием печать свою и подпись, он отдавал приговорённых палачам для казни, наказания плетьми, позорными колодками, или на каторгу ссылал.
Искореняя ересь в Арагоне, всё больше сталкивался Д,Яблос с невежеством людским, с доносами по личной неприязни, с мошенничеством. Дел серьёзных давненько не перепадало. И нынешний присыл из Каталонии, как есть, пустяк, жаль только тратить время.

Однако же, помощник так не думал. Во всём желая походить на главного, а втайне даже от себя мечтая превзойти его однажды, согласен был Алонсо Кальвадос терпеть и голод, и усталость, лишь бы до правды докопаться и стать повыше в чине.

- Великий инквизитор Каталонии подал прошенье Папе об отставке с поста, им занимаемого, и заявил, что хочет послушанье нести пред Господом в простом труде. Просил благословения направить его братом милосердия в приют иль в лазарет.

- Я не ослышался, Кальвадос? – глаза начальника смотрели с изумленьем. – Под старость лет, почти что шесть десятков отмерив, Верховный инквизитор Каталонский ходить за сирыми или больными пожелал? Да, точно, зной всему виной. Не помню я такого лета жгучего, как нынешнее. Все разума лишились от жары.

- Не от жары, о, Справедливейший, а ведьмовскими кознями, - возразил помощник, - тогда решенье принял Великий Инквизитор Каталонский уйти с поста и помогать убогим, когда бесовское отродье допросил.

- Довольно, хватит! – Хавьеро Д,Яблос хлопнул ладонью по столу. – Не забывайся! – металлом лязгнул его голос. - Да как ты смеешь говорить, что дура деревенская, крестьянка, сумела столь смутить Верховного, что он решил оставить пост?

- Она его околдовала, Ваша милость! – простонал Кальвадос, воздевая руки к небу. – Здесь всё прописано, весь протокол допроса. И осмотра! На теле она носит дьявольские знаки! И обладает страшной силой, которой наделил её Нечистый! Такою силой, что дух сломила Каталонского...

- Довольно! – повторил Великий инквизитор. – Вели немедля привести эту крестьянку!

- Ваша милость, ведьму! – поправил младший, подошёл к двери, окликнул стражу, приказав доставить обвиняемую в зал суда. Вернулся в комнату, за стол уселся, досадливо вздыхая. Теперь уж точно до обеда не дойдут. И тотчас успокоил себя пословицей, что без труда не вытащишь и ведьму на костёр.