Автобус

Автобус

Часть 1

Вот зачем люди встают так рано? Сказано же вам — приличные люди раньше полудня из дома не выходят, так нет, понесла нас нелёгкая по делам. Хотелось бы считать праведным, так нет, обычная рутина.
Это приятное летнее дуновение, когда выходишь из парадной, и первый вдох тёплого, обволакивающего воздуха. Каждый раз так и хочется зажмуриться.
— Куда нам? — ласковый голос моей лучшей половинки раздался не то чтобы неожиданно, но я расслабился и витал в своих ощущениях, так что вздрогнул. Потом собрался, посмотрел на неё и вновь растёкся в радостной улыбке. — Что? — она тоже заулыбалась и вроде как даже смутилась немного.
— Ничего, душа моя, любуюсь. Остановка там, — я указал рукой на ближайшую автобусную остановку, и мы двинулись. День только-только начинался, мы вместе, и даже учитывая некоторый недосып, это будет замечательный выходной, хоть и единственный на неделе.
— Мне такое снилось, я, правда, сейчас уже всего не помню. Но там был огромный негр, ну как негр, он был голубой. Не в том смысле, что голубой как ориентация, этого я не знаю. Он был такого голубого цвета, вот как там машина или как футболка у той девушки. Ну вот, не помню уже совсем.
— Не суть, а что он делал?
— Ну там девушка ещё была такая, с длинными волосами. Знаешь, вьющиеся самую малость…
Мы шли, и я в первую очередь наслаждался её певучим голосом, сумбурный пересказ сна — это важно, но мне хотелось расслабиться и просто плыть по течению, пускай волны колышут моё тело, дрейфующее по просторам этого дня. Это завтра нужно будет пренепременно собраться, взять вёсла своей жизни в руки и грести изо всех сил. А сейчас желаю расслабиться.
— А мы завтракать будем? — выловил я момент между её ласковым щебетанием и поинтересовался.
— Конечно. А ты уже хочешь есть?
— Не то чтобы, но, думаю, голод нас скоро догонит.
— Мы же в центр едем?
— Ага.
— Вот там обязательно найдётся какая-нибудь кафешка. Хочешь в ту, где ты обычно кашу ешь? Мы же там недалеко будем.
— Как сказать. Нам тогда нужно будет небольшой крюк сделать.
— Мы же гуляем. Так что сделаем. Или в другом месте. Мне пока не хочется, мы же встали-то меньше часа назад.
— Ладно. Главное, чтобы не против.
— Ну как же я могу быть против? Покормить пузанчика моего.
Мы заулыбались и обнялись. А здесь уже и автобус подошёл, нам нужный.
Заняв места в самом конце, мы начали аккуратно разглядывать пассажиров. Как-то оно само происходит. Где-то образ интересный, где-то забавный человек. Всегда интересно придумывать ту или иную историю про незнакомца, стараясь угадать или докрутить какую-то его особенность.
— Интересные мы места заняли.
— Почему?
— Я когда в школе был, в самый хвост автобуса хулиганы садились. Когда на экскурсию куда-нибудь ехали или вроде этого.
— Это логично. Сопровождающие же в самом начале, подальше от них. А ты где обычно сидел?
— Эх, — я вздохнул, — посередине. Чтобы и не с хулиганами, но и не отсвечивать особо. Знаешь, затеряться в толпе и аккуратно наблюдать, что происходит вокруг.
— Ох уж эти твои маньяческие особенности.
— Почему это маньяческие?
— Ты небось уже понапридумывал всякого здесь про кого-нибудь.
— Нет, но могу. Наверно. Выбирай про кого.
Она внимательно всмотрелась в салон автобуса, выбирая для меня жертву. Хотела украдкой показать на мужчину в жилетке, что сидел в трёх рядах от нас, подняла изящную кисть, но в последний момент передумала и показала на старушку, которая сидела чуть дальше, зато лицом к нам.
— Вызов принят. Дай пару минут.
Я склонил голову и поджал губы, стараясь почувствовать эту пожилую даму. Нет, разумеется, у меня нет никаких сверхспособностей, это лишь игра. Увлекательная разминка для фантазии или мозга в целом. И мне всегда интересно, насколько я угадал, вот только за всю жизнь я ни разу не узнал ответа, не познакомился со своими объектами фантазирования.
— Итак, — щёлкнув пальцами, начал я, — её зовут Вера, Вера Павловна, учитывая возраст. Когда-то давно она была очень серьёзно увлечена спортом и до своих преклонных лет старается следить не только за фигурой, но и за тонусом тела. Конечности не сморщены изюмом, а весьма подтянуты. Она была учителем или преподавателем, вон как руки держит, при этом видно, что писать ей сейчас тяжело, возрастной тремор скрыть крайне сложно. У неё есть муж, но с ним что-то не так, она ухаживает за ним. Мемная сумка на колёсиках стоит около ног, видно, что изношенная, но более чем в рабочем состоянии. Где-то подтянуто проволокой, где-то зашито. Затёртая ручка выдаёт, пользуются часто, а это значит, что мужчина есть, но не может сопровождать. Почему? Он старше её и не может похвастать таким здоровьем, помогает в меру сил, но из дома выходит редко. У них есть дети, двое, но они нечасто посещают родителей, потому что те были весьма строгие и продолжают гнуть свою линию. Это её очень расстраивает, но она убедила себя, что смирилась, и радуется каждому звонку, хотя это гложет её каждый день. Сегодня она поехала в магазин, одна, как обычно. Она думает о муже и детях, почему их нет рядом, почему много лет приходится тащить всё на себе. Но ей подсознательно это нравится. Она умышленно командовала детьми и старалась строить мужа, они позволяли ей это делать. Она говорит, что очень устала, но выстроенный ей образ жизни её вполне устраивает. Они ходили в магазин вместе с мужем, когда он ещё мог, и тележка была в его руках. Но он брал не те продукты, улыбался девушкам на кассе и шёл слишком медленно, волоча за собой тяжёлую телегу. Она сама предпочла оставлять его дома до тех пор, пока он сам не отказался выходить, потеряв всякий интерес к внешнему миру, — я умолк и отвернулся от старушки.
— Мрачно у тебя это как-то выходит. Может быть, всё наоборот.
— Наоборот?
— Ну да. Дети часто звонят и приезжают, муж бодр и активен, и вообще она была не училкой, а инженером.
— Вполне возможно. Но для этого нужно подойти и спросить. Пойдём? — я немного привстал и улыбнулся.
— Да сиди ты. Ладно, педагог так педагог. Посмотрим, где она выйдет. Здесь магазины по пути есть?
— То, что она в магазин, — это точно. Вон, сумка пустая и пакеты торчат. Так что это ничего не доказывает. Выйдет через пару остановок, около гипермаркета. Но с мужем и детьми это не связано. И с её строгостью тоже. Вполне возможно, что она милая, добрая и общительная.
— Не-а. Она старая стерва, здесь ты угадал. Девушка, что сидит рядом, пробовала с ней заговорить, может, спросить что, может, так сказать. Неважно. Так бабка её чуть ли не матом послала, и девушка отвернулась обиженно. Так что карга точно сурова. Здесь ты точно прочувствовал.
— Как скажешь, я их разговора не заметил.
— Ещё бы, ты в этот момент про её дряблое тело расписывал.
Мы улыбнулись друг другу и застыли в предвкушении, автобус тормозил на остановке. А это значит, что войдут другие люди и можно будет сыграть в эту игру ещё раз, так сказать, с новыми картами.
Двери автобуса распахнулись, и мы в предвкушении замерли. Никого не было — ни на вход, ни на выход. Мы посмотрели друг на друга, моя лучшая половинка немного поджала губы, я же вздёрнул брови и пожал плечами. Такое бывает, жизнь не каждый раз подкидывает нам именно то, чего бы нам хотелось.
— Нам ещё долго ехать?
— Остановок пять, кто-нибудь интересный точно зайти успеет.
— Да я не про это. Пять остановок — это полчаса, давай я попробую прочувствовать кого-нибудь.
— Хорошо, вот мужик сидит.
Но только мы настроились, нас отвлекли. В начало автобуса вскочила девушка и подбежала к двери. Не успев выскочить, она метнулась к водителю, что-то сказала, и тот всё-таки открыл переднюю дверь.
Мы немного отвлеклись на неё и подсознательно стали прослеживать её метания. Только поэтому и стали непосредственными свидетелями.
Девушка в руке держала телефон, и я прямо чувствовал, что с ней что-то не то. Вот бывает такое, когда смотришь на человека, и тебе чуть ли не физически становится больно, как бы перенимаешь его эмоциональное состояние, чувствуя тот груз, который человек на себя принял. Так и здесь: я увидел её, и в груди что-то сжалось. Будто в немом недоумении я наблюдал, как она выпрыгивает из автобуса, неловко кивает водителю в знак благодарности и шагает на пешеходный переход, который был в паре метров от остановки. Большое лобовое окно показало её плечи и как голова с длинными каштановыми волосами склоняется вниз, к телефону. Девушка вздрагивает и с силой опускает руку с мобильником. Второй рукой что-то вытирает на лице и шагает вперёд.
Дальше мне было плохо видно, зато слышали все, кто был в радиусе квартала точно. Визг тормозов и два характерных звука удара, вначале лёгкий, а второй уже со звуком бьющегося стекла. Все в автобусе интуитивно привстали, но это было не нужно. Стоило лишь чуть наклониться вправо, и взору открывалась авария. Автомобиль, проскользив по ограждению, закончил свой путь на столбе, повиснув на нём боком.
Я мельком глянул на последние метры тормозного пути и, ещё не осознав, что конкретно случилось, понял, что нужно аккуратно сваливать. Двери автобуса вновь открылись, и водитель лишь собирался что-то говорить, а я уже взял свою ненаглядную за руку и кратко прокомментировал:
— Думаю, дальше мы на такси.
Благо мы сидели в самом конце, и то, куда устремлялись люди, было от нас относительно далеко.
— Что там случилось? — моя любопытная девочка была неудержима. Ей хотелось посмотреть на аварию. Я же точно знал: не стоит оно того.
— Ну давай, пошли. Вон, он вылез, дверь открылась. Нормально всё, — с этими словами она шагнула вперёд и потянула меня за собой.
— Не нужно… — попробовал я запротестовать, но было уже поздно. Она увидела.
Быстро темнеющая полоса на асфальте, отброшенная в сторону сумочка и одна оставшаяся туфля, остальное красное и пугающее. Столпившиеся люди окружили девушку. Кто-то пробовал делать непрямой массаж сердца, но даже из открытого перелома руки уже переставала идти кровь.
Я посмотрел на свою вторую половинку, сожаление сменялось бессилием — я не смог уберечь её от этого вида. Вокруг нас были люди: у кого-то был ступор, у кого-то истерика, некоторые благоразумно старались не смотреть.
— Как так? — упавшим голосом спросила моя любопытная.
Мне понадобилось время, чтобы осознать не только вопрос, но и сам факт вербальной информации.
— Она была увлечена телефоном, он ехал на красный с превышением. Пошли, очень тебя прошу. Ей уже не помочь, да и не в наших это силах. Зевак и так хватает. Очень прошу, пошли.
— Я никогда такого не видела, это ужасно.
— Да. Смерть и должна пугать, она отвратительна по своей сути. Пошли.
— Я не могу. Давай хотя бы присядем.
Я отвёл её на безопасное расстояние, и, прикрывшись автобусом, мы сели на поребрик.
— Почему так? — из прекрасных глаз упала пара капель слёз. — Я понимаю про машину, телефон и так далее. Но почему так?
— Это жизнь, — собравшись с силами, ответил я, — и у всего есть конец.
— Не время для Капитана Очевидность, — перебила меня она, но я пропустил это и постарался продолжить.
— Ты прекрасно понимаешь, что у всего есть конец. А твоя реакция нормальна. В цивилизованном обществе смерть неприемлема. Жизнь важна сама по себе…
— Ты будешь рассказывать мне принципы гуманизма?
— Не перебивай. Но начать хотел с этого. Могу не рассказывать. Я вёл к тому, что задача общества — предотвращать подобное.
— Победить смерть?
— Нет, это невозможно и бессмысленно. Вечное существование — тупиковая идея. Смерть неизбежна, но единственно достойная смерть — это в окружении потомков, в глубокой старости.
— А войны? Смерть в бою?
— Архаика. Каждый убитый солдат — это нереализовавшийся человек. Неоткрытые изобретения, ненаписанные книги, даже подмастерье на заводе более ценен, чем гниющий труп. Каждый умерший молодым — это упущенные возможности. Для всех — государства и граждан.
— Это очень грустно.
— Да. Но куда грустнее то, что все расходятся, — моя лучшая половинка посмотрела на меня с удивлением. — Приехала скорая и полицейские, толпа рассасывается. У всех свои дела.
— Но это нормально.
— И тоже да. Но принятие смерти, особенно в масштабах, — это страшно. Все ахают и охают, ужасаются и сокрушаются. Но чем больше таких случаев, тем они быстрее станут привычными, рутинными, не потерянными жизнями, а лишь строчкой в отчёте или ещё где. Принятие смерти — вот что плохо, вот что страшно и воистину ужасает. Рутинизация подобных случаев. После каждой трагедии, а любая, даже единичная смерть — это трагедия, должно быть сделано всё, чтобы такого никогда не происходило.
— Но она же сама виновата!
— Безусловно, но это случилось. Значит, кто-то где-то недоработал.
— И что делать?
— Я не знаю так, чтобы точно. Я писатель, а не депутат или учитель, даже не сотрудник ГИБДД. Так что… — остекленевшими глазами я посмотрел себе под ноги и умолк. Так мы и сидели, пока жизнь вокруг нас не закрутилась вновь, пока окружающие не перестали обращать внимание на окровавленную простынь, расстеленную чуть дальше пешеходного перехода, пока водители, медленно проезжающие в образовавшейся пробке, не начали молча закрывать себе рот рукой в немом крике сожаления.