Баба Яга: Начало бессмертия

Глава 1

Давным-давно, задолго до того, как христианство начало зарождаться на славянских землях, проникая в сердца и умы народа, люди были язычниками. Они поклонялись своему пантеону богов: проводили магические ритуалы, приносили им жертвы и просили одарить своей милостью.

Одни Боги были благосклонны к смертным, посылая им дожди, богатые урожаи, плодовитость и многое другое. Иные же презирали людей, оставаясь глухими к их мольбам и считая их недостойными своего величественного внимания.

Но вопреки упорству и противостоянию некоторых собратьев божественного пантеона, человеколюбцы порой наделяли смертных божественной искрой, редким талантом, благодаря которому в достойных зарождался дар. Для богов подобная искра была лишь крупицей их могущества, но для людей ー великое чудо.

Отсюда, с незапамятных времён, в нашем мире и появилась магия.

851 год нашей эры.

На территории Малой Польши, средь густого древнего леса, расположилась маленькая неприметная деревня, в которой всё и началось.

— А-а-а-а!!! — мучительный крик разорвал ночную тишину, отзываясь болью в сердцах присутствующих.

Казалось, даже лес замер в ожидании неминуемо надвигающейся беды.

В маленькой хижине старой целительницы было неспокойно. На жёсткой деревянной кровати с кривыми квадратными ножками, средь льняных окровавленных простыней, в родильной горячке металась женщина, чьё бледное, покрытое испариной лицо, пугающе контрастировало с алыми пятнами. Рядом, вцепившись в худую руку, стоял темноволосый мужчина, тело которого била крупная дрожь. У женских ног беспокойно хлопотала ветхая худосочная старушка с выцветшими за годы глазами, но не лишенными живого блеска. Её седые, влажные от пота волосы выбились из-под черного платка и противно липли к морщинистому лбу, но Зорица почти не замечала этого. Некогда думать о подобном, когда на кровати умирает молодая женщина и её ещё не родившееся дитя.

— Я больше не могу! — мучительно стонала Инга, жадно хватая воздух влажными от слёз губами. — Ааааааа!

Мужчина, стоящий рядом, крепко сжимал руку жены, плотно сцепив губы, чтобы скрыть их содрогания. Его напряженный взгляд был полон ужаса, но тем не менее мужчина старался не подавать виду. Сердце рвалось на части, в голове вспыхивали самые ужасающие сцены грядущих похорон и одиночества, ожидающего впереди, если его жена умрёт. Хотелось кричать, выть и рыдать, как маленькому мальчику, от одной лишь мысли, что сейчас он может потерять всё: и любимую жену, и долгожданного ребёнка. Его мир рушился на глазах, но Ве́слав пытался держать себя в руках. Он не мог позволить себе поддаться эмоциям, ведь его Инга так сильно в нём нуждалась в эту самую минуту. Он должен быть сильным, он обязан сохранять разум ясным, иначе какой от него прок.

Издавна в их деревне было не принято, чтобы мужчина присутствовал при родах. Повитухи всегда гнали мужиков в соседние хаты, чтобы те ни в коем случае ничего не видели и не слышали, но Веслав был упрям и своенравен. Вопреки всем протестам, он остался за дверью. На сердце было тревожно, и он предпочел быть рядом, слабо представляя, чем мог бы помочь, случись что.

От каждого стона, каждого крика жены кровь стыла в венах, но он не вмешивался до того момента, пока Инга не завопила не своим голосом, а Зорица не вскрикнула: «О нет!». Веслав выбил ногой запертую дверь и, вихрем влетая в комнату, ужаснулся, увидав измазанную кровью бабку и измученную жену, едва находившую силы, чтобы оставаться в сознании.

— Мне больно, Веслав…я больше не могу, — взмолилась она, устремив покрасневшие от слёз серые глаза в его сторону. В них словно затухал едва тлеющий огонек жизни. — У меня нет сил.

— Ты не должна сдаваться! Ещё! Ещё одна потуга! — дрожащим скрипучим голосом скомандовала Зорица.

Веслав на негнущихся ногах подошёл к жене и, нащупав её руку, крепко сжал своей, прижимая к сердцу.

Старая пыталась помочь женщине разродиться, но всё шло слишком плохо. Мать истекала кровью, ребёнок не появлялся, а схватки уже ослабевали. Инга гаснула на глазах, вот-вот готовясь отдать душу богам, но всё ещё крепко сжимая мозолистую руку мужа.

— Инга, любовь моя, — мужчина склонился над ней и поцеловал в висок, бросая растерянный взгляд на целительницу и ища в ней подтверждение своим словам. — Всё будет хорошо…

Он старался скрыть волнение, но проклятая дрожь в голосе была сильнее.

Старая лишь беспомощно пожимала плечами, кусала губы и смахивала крупные капли пота со лба.

Внезапно будущего отца охватила слепая ярость на себя, на старуху, на богов, которым он неустанно молился. Он впился в Зорицу огненным взглядом, полным ненависти и боли, и прошипел сквозь зубы:

— Сделай хоть что-то!

— Я пытаюсь… — в отчаянии выдохнула бабка, передавая в свободную руку мужчины деревянный пузырек, насквозь пропитанный благоухающей маслянистой жидкостью.

— Что мне с этим делать?

— Напои её отваром.

Женщина была немногословна, да и времени болтать не было. Пока муж осторожно, по малой капле, пытался дать жене отвар, она перебросила через живот белую простыню и с силой надавила, подтягивая ткань к себе.

— Тужься, девочка, тужься!

Собирая остатки сил, Инга проглотила снадобье, скривилась от горечи и, зажмурившись, стиснула зубы. Тужилась ещё и ещё, подталкивая ребенка появиться на свет, но безуспешно.

— Ве́с…с… — тихое шипение сорвалось с побледневших губ.

Женщина истратила последние силы, пошатнулась и впала в беспамятство, бессильно рухнув на подушку. Влажные черные ресницы опустились на щёки, а рука, так крепко сжимающая руку мужа, обмякла.

— Нет! Инга, очнись! Говори со мной!

Он обнял ладонями бледное изможденное лицо жены и начал судорожно трясти её голову, слабо осознавая, что делает. Паника захлестнула его, лишая возможности здраво мыслить.

— Всё бессмысленно. Она умирает, — руки целительницы устало опустились, стягивая с круглого живота белую ткань.