Бабьи Каши

Бабьи Каши

**

Зима. 

От одного только этого слова у многих людей непроизвольно начинает бежать мороз по коже и пятки начинают замерзать. Будто вживую им слышится песнь метели, что завывает по безлунным зимним ночам за окнами, словно голодный зверь из древних сказов и легенд. Они вспоминают свои синие от холода пальцы, голодные серые будни без единого просвета солнца, забывая, что суровая зима может быть и другой. Может теплиться в сердце воспоминаниями об обжигающе горячем чае с мятой и корицей, о предпраздничной суете, весёлых и ярких ярмарках. Да кто в своем детстве не ходит во двор лепить снежную бабу, кто не запускал снежком лучшему другу за шиворот, кто в своей жизни ни разу не получал ответный снежок прямо в лицо?
Да, зима холодное, неприступное и неизбежно долгое время года, но его все равно есть за что любить. Зима - это время дивных снегопадов, неповторимых морозных узоров на окнах, музыкальных вьюг и метелей, которое можно провести дома под своим самым теплым байковым одеялом. И, конечно же, зима - это время настоящих чудес.
Ошибочно считать, что они заканчиваются с приходом Нового года или Рождества, о, нет, зима богата на настоящие чудеса и готова дарить их людям едва ли не каждый день...

***

Говорят, счастье любит тишину. Но в маленьком домике на самой вершине холма деревушки под названием Ильсоф, что находится в далеком королевстве Белгравии, что раскинулось за пологим Чёрным морем, о тишине приходилось только мечтать. 
Ещё бы, ведь семеро детей радостные и раскрасневшиеся, после зимнего мороза, что от души пощипал их маленькие щёчки, забежали в отчий дом, стоило первой звезде дня Бабьей Каши осветить небосвод.
- Тодор! Не труси снегом в сенях!!! Зорана, а где твоя вторая рукавичка? Максимка! Ты чего плачешь, родной??? Так, кто забросил шапку брата на дерево??? Васил???!!! - в этом доме тишине поселиться было просто не суждено. Здесь вовсю царила атмосфера скорого праздника - пахло имбирным печеньем и козьим молоком, мятными пряниками и горячим шоколадом. Неугомонные дети, возрастом от пяти до четырнадцати лет, начисто игнорируя вопли своей тщедушной матушки, и в сенях продолжали обстреливать друг друга остатками обжигающе холодного снега, что так и норовил растаять в маленьких руках. Пока грозная тень отца вдруг не нависла над сорванцами, заставив оных тут же успокоиться.
- Балагурим? - с доброй улыбкой, но серьезным лицом, оглядел своих (и не совсем своих) отпрысков мужчина, глядя на враз опущенные головы маленьких чёртиков в обличии детей. - Так, а ну, нечего простаивать тут без дела. Марш в хату и всем помогать матери! Скоро уж к Маладзёне с подарками идти. Пришло время уважить старушку, а ничего толком и не готово! Гостинцы не собраны, камора не подметена, обед на столе стынет! Непорядок, дети... А ты, Максимка, - вдруг обратился светловолосый мужчина к ребенку восьми лет с безумно умными карими глазами и черными волосами, что совсем не был на него похож и стоял особняком от остальных детей, с обидой глядя на двух старших светловолосых мальчиков. - На старших братьев, больно-то не серчай, они не со зла это... 
- Они мне не братья. - Только и поджал губы мальчик, упрямо сбрасывая с себя тяжёлый тулуп и высоко подняв голову, прошествовал мимо своей матери и отчима в хату и был таков.
Его молодая мать и ее второй муж только тяжело вздохнули, поглядев ребенку вслед.
- Первая зима, как мы породнились и съехались с детьми в одном доме, Стеф. - с немой болью в глазах, вздохнула темноволосая женщина, с красивыми голубыми глазами по имени Иванка. - Дай Максимке время попривыкнуть к новой семье.
- Времени-то мне не жалко, любимая. Лишь бы не потратить его зря, - покачал головой Стефан и, поцеловав молодую жену на прощание, скрылся в налетевшей вдруг зимней метели, направившись по семейным делам.
Иванке же только и оставалось, что ещё раз тяжко вздохнуть, про себя посетовав на проказницу долю свою, да крепко прикрыть за мужем дверь. Чтобы затем отправиться, наконец, в хату, где ее ожидала орава неугомонных и нагулявших на улице аппетит детей.
На силу усадив семерых непосед за широкий дубовый стол, не дав подраться Тодору с Максимкой за расписные ложки, женщина щедрой рукой насыпала детям гречневой каши с мясом, да налила по кружке молока. А Максимке, к тому же, пышный шоколадный кекс, с одиноко горящей свечой, рядом с тарелкой поставила, бегло поцеловав сына в макушку и шепнув тихое "С праздником, малютка", на что мальчик только недовольно скривился.
- И все же, я никак в толк не возьму, почему я должен идти к этой противной старухе? - попытавшись громко стукнуть кулаком по столу, возмущался черноволосый мальчик.
- Прекрати, Максимка. Ты каждый год спрашиваешь одно и то же, но мой ответ не поменяется и в сим году. Надо уважить бабу Маладзёну твоим присутствием, - помогая младшенькой дочери второго мужа - Зоране кушать горячую кашу из огромной деревянной ложки спокойно ответила Иванка.
- Никакого дня рождения с этими похождениями, - только и буркнул в ответ матери мальчик, напоказ отодвигая от себя еду, так и не притронувшись к пышному кексу.
- Милый, не забывай, пожалуйста, что именно благодаря ней ты появился на свет.
- И что с того??? - тут же возмутился малец, под тихие смешки старших детей семьи. - Мне надоело! Ни одного дня рождения без этой старухи не проходит!!! Я хотел в кои-то веки пригласить домой друзей, чтобы отметить Мой праздник. Ходить за благословением к повитухе не мужской обычай! - жутко покраснев, едва сдерживая слезы обиды, кричал Максимка, а мать его лишь головой беспомощно качала.
- Но ведь ты родился в Ее день. Аккурат на Бабьи Каши! - в который уже раз пыталась втолковать Иванка сыну, суть традиции древнего и важного зимнего праздника. Но пока не особо получалось. - Бабка повивальная — в деревне всем родня дальняя.
- Не родной я ей, и она мне никто! Поскорее бы эта старая карга уже преставилась!
- Максимка! Как можно так говорить??? - даже в каком-то испуге взглянула на хмурого сына Иванка, а после вдруг недобро прищурилась на старших сыновей своего второго мужа. - Так и кто это его подучил? Кто злые слова в голову вложил? Тодор, Васил, вы Максимку на такие речи подговорили?
- Чего б и не подговорить, коли он рад слушать, - только хохотнул самый старший светловолосый мальчик по имени Тодор, с ухмылкой глядя на нахохлившегося, словно воробей, Максимку.
- Значит, даже и не скрываете! - ахнула женщина, поднимаясь со своего места, с грозным видом, но была перебита второй по старшинству дочерью второго мужа - Десиславой.
- Мачеха, не кричите, на моих братьев. Они не виноваты в глупости Вашего сына, - она была пепельной блондинкой с яркими серыми глазами. Десислава - самая красивая девка на всю деревню, но характер противный - жуть!
- Пусть не идёт, коль не хочет, - не дала разразиться матери гневной тирадой, в сторону своей сестры Радка - следующая по старшинству дочь Стефана - черноглазая брюнетка с симпатичной родинкой над верхней губой.
- Но потом пусть и не жалуется, что удача от него отвернулась. - Добавила пятилетняя Зорана, самая младшая из новой семьи мальчонки, что, к тому же, показала Максимке язык. Оскорбленный ребенок младшей сводной сестре ее глупую выходку так просто с рук не спустил:
- Ай, матушка, Максимка меня за косу дёрнул!
- А нечего кривляться, мелкая ябеда!
- А ты, вредина!
- Я сказала, хватит! - не выдержав, стукнула кулаком по столу Иванка, устало глядя на детей. Что-то в их семье определенно не ладилось, но сдаваться было не в правилах темноволосой женщины, поэтому через секунду она глубоко вздохнув, начала раздавать команды всем детям без исключения. - Вся наша семья выходит к бабе Маладзёне через полчаса. И девочки пойдут и мальчики и никаких исключений! А тем временем Десислава идешь со мной на кухню - пирог смородиновый ещё в печи томиться, а надо бы ещё и пышек с изюмом напечь! Радка, убери пока со стола и вымой посуду, пусть Васил тебе с этим поможет. И никаких возражений! Не успеваем, ох, ничего не успеваем!!!! Тодор, посиди пока с Зораной, пожалуйста, развлеки сестру и не пускай ее в камору, а то все без ужина останемся! И... Куся, доченька, присмотри за Максимкою, пока, чтоб никаких проказ и злых слов о бабушке Маладзёне!
- Да, мамочка, - коротко и тихо ответила вторая родная дочь Иванки, по имени Викуся.
Родная младшая сестра Максимки, была почти копией своей мамы - такая же маленькая, голубоглазая и темноволосая, она очаровывала любого, стоило на нее лишь посмотреть. И в этом не было ни капельки магии. Просто душа девочки была до того добрая и светлая, что буквально отражалась в ее огромных, только начинающих познавать окружающий мир, глазах.
Не дожидаясь, пока его лично сопроводят в нужный угол, черноволосый мальчик, гордо вздернув нос, отошёл ото всех, забившись в самый дальний конец комнаты. Отвернувшись спиной к родне, Максимка присел на пол и, сложив руки на груди, принялся старательно и на показ дуться на окружающих. Ведь этого же Его день! Максимкин день рождения!!! Восьмилетний мальчик абсолютно отказывался понимать, почему он должен куда-то идти и непонятно с чем поздравлять какую-то старуху-повитуху, что дальняя родня всей деревне!
Злость в детском сердце кипела нешуточная, но, к счастью, ее было кому успокоить. Направив ее в другое русло. Заставив Максимку над кое-чем поразмыслить.
- Братик, давай посидим вместе у окошка? - несмело дернула за рукав льняной рубашки Куся своего братика, пытаясь заглянуть в его обиженные карие глаза. - А я тебе сказку взамен расскажу.
- Да я их все и так знаю. - Недружелюбно буркнул мальчик, продолжая сидеть на холодном полу, спиной к сестре, чувствуя, как постепенно гнев и злость угасают, а маленькие ручки сестры дёргают за рукав рубашки все настойчивее.
- Нет! Этой точно не знаешь. Эта сказка о Бабьей Каше!
- Разве есть такая сказка? - недоверчиво полуобернулся к шестилетней сестре Максимка. Темноволосая девочка же только загадочно улыбнулась брату. Затем ловко, взяв за руку, незаметно подвела мальчика поближе к теплой лавке, что стояла аккурат у самого окошка. За которым безраздельно властвовала зима и тихо напевала свои волшебные колыбельные вьюга.
- Есть и такая сказка, - забравшись на высокую лавочку с ногами, Куся потащила с собой и брата. Устроившись поудобнее и убедившись, что Максимка ее внимательно слушает девочка начала свой неспешный, но, безусловно, древний и правдивый рассказ. - Итак, братик мой, слушай... говорят, что давным-давно, когда древняя волшебница Зима единолично правила всем миром, да свободно гуляла по просторам земным, горя не зная, появилась вдруг у нее соперница. Была это не совсем обычная девочка из маленькой глухой деревеньки, коих в нашей Белгравии огромное множество. Молва слыла, что она была красива, словно экзотический цветок, яркая, будто упавшая с неба звезда, а самое главное была та девушка - на зависть Владычице Холодов - теплая и живая. Имя ей было Марёна. И до того хороша была красна девица, что сам мир меняться вокруг нее - отступали белые снега Хозяйки Морозов и Стуж, таял с весёлым трещанием лёд на реках, жалобно звенели сосульки отправляясь в свой последний полет, да невероятной красоты цветы, названные впоследствии, подснежниками расцветали около ее дома. Но, что самое страшное для Марёны, за что Зимушка тут же записала ее в свои враги - ее искренне любили простые люди. За кроткий нрав, добрые глаза, нежное сердце и невероятно красивую магию. Позавидовала Студёная Дева Марёне, увидев, как славят ее селяне, как радо привечают в каждом доме, с улыбками пуская на порог. И решила тогда Она наказать красавицу за то, что посмела покуситься Марёна на то, что Зиме, как бы она не старалась, дано не было. Выждав черной зимней полуночи, явилась Зима в дом девушки и одним взмахом ледяного посоха превратила молодую красавицу в ужасно древнюю старуху. Да так извратила ледяная магия черты Марёны, что на утро даже родная мать доченьку свою не признала. Погнали девицу из родного дома, будто прокаженную, запретив даже около калитки появляться. Пошла тогда Марёна искать доброты и приюта у людей из своей деревни, что ранее безвозмездно любили ее, но теперь были глухи к ее мольбам о помощи. Никто не узнавал красавицу и не хотел пускать в дом совершенно незнакомую старуху, что походила на злую ведьму. Гнали ее со дворов метлами, спускали сторожевых собак, бросали в спину камнями. Натерпелась зла Марёна в тот день, как за всю жизнь не пришлось. А темная зимняя ночь наступала ей на пятки. Знала Марёна, коли не найдет она, где на ночь укрыться от метели и стужи - на смерть замёрзнет. И никакая магия ее не спасет от гнева Снежной Повелительницы. Плакала Марёна, не отыскав за белый день приюта, горькими слезами. И слезы ее, касаясь заснеженной земли, вмиг распускались дивной красоты подснежниками. Но в сумерках подступающей ночи не было никого, кто мог бы по этому чуду узнать Марёну. Ни одной живой души. Или кто-то все же увидел и узнал бывшую красавицу? Узнал, ещё как узнал. Жила в той же деревне, на самом ее отшибе ещё одна девушка с непростой судьбой. Правда у нее в отличие от Марёны не было необычной магии или дивной красоты. В селении родном Весена слыла блудницей и проклятой душой. Отвергли ее деревенские жители за то, что она носила под сердцем дитя, но в браке не состояла. Была, то печально известная история. Любимый Весены не вернулся однажды с охоты. Волки темной ночью загрызли, али погиб он от холода, девушка того не знала. Знала лишь, что згинула вторая половинка ее души в темном лесу, на потеху Владичице Снегов. В тот злополучный вечер Весена, как всегда возвращалась одна с охапкою хвороста, чтобы иметь возможность свой дом протопить, как вдруг увидела - посреди дороги сидит и плачет ужасная старуха, а от ее слез вокруг дивной красоты подснежники расцветают. Так и узнала она Марёну и помочь бедняжке решила. Приютила ее под своей крышей девица на сносях и стала во всем помогать ей заколдованная красавица, забыв о прежней беззаботной жизни. Спустя месяц пришел Весене срок рожать. Но единственная деревенская повитуха напрочь отказалась под крышу блудницы входить, да погнала Марёну от порога своего, когда пришла та за страдания единственной подруги просить. Разозлилась тогда Марёна на глупость деревенских людей и сама решила роды у Весены принимать. Да до того ладно у бывшей красавицы вышло, что девушка почти не чувствовала боли и быстро родила крепкого и здорового мальчика. Так, Марёна принесла в дом Весены не только настоящую крепкую дружбу, но и радость материнства, став для девушки даже больше чем подругой - почти мамой. Именно в тот день, когда родился первенец ее лучшей подруги, Марёна вдруг осознала, что даже став дряхлой старухой, она не утратила возможности помогать людям. Поэтому, убедившись, что с Весеной и ее ребенком все в порядке, отправилась бывшая красавица странствовать по миру, помогая таким же бедным беременным девушкам, как ее лучшая подруга. И имя ее гремело по всем владениям Зимушки, и пусть уже не как первой красавицы, но хорошей повитухи и просто доброй женщины. Ровно через год ее странствий, дошла и до Владычицы Вьюг молва о старухе, что помогает всем девицам на сносях, какая бы попросила, и, проследив за сердобольной, узнала Зима в ней Марёну, и дрогнуло ее ледяное сердце. Когда бывшая красавица возвратилась в родную деревню, аккурат ко дню рождения сыночка Весены, пришла Зима под крышу ее нового дома и сняла свои чары с красавицы, подарив ей возможность, когда та захочет, в любом возрасте, вновь становится молодой. Ни слова извинений не прозвучало из уст Правительницы Льдов, только поклонилась она низко Марёне, шепнув ей лишь: "Отныне и во веки веков этот день Твой" и удалилась в свои морозные чертоги, словно и не появлялась никогда на пороге их с Весеной дома. На удивление самой себе, Марёна решила оставить себе облик древней старухи и дальше продолжила бродить по миру, да помогать женщинам легко рожать. Единственное, она всегда возвращалась домой, в родную деревню, к восьмому лютовея - дню рождения первого ребенка, что появился на свет благодаря ее помощи. И добрые люди, которым она помогала в своих странствиях, шли к ее дому со всех уголков Белгравии, чтобы справиться о ее здоровье и принести гостинец-какой, в благодарность за то, что помогла появиться на свет белый новой жизни. Некоторые приходили с детьми, чтобы добрая Марёна и их благословила своим словом нежным, да поцелуем небрежным. Шли к ней и матери, и бабушки и молодые женщины и дочери их, и внучки, но так же приходили и их отцы, братья и дедушки. Так и стали в королевстве отмечать Бабьи Каши - день, когда весь белгравский народ чествует и уваживает повивальных бабок. Поминая добрым словом ту - самую первую - что была знакома с самой Зимушкой, могла по собственному хотению превращаться в дивную красавицу и просто была хорошей женщиной.
- Мне кажется, где-то я уже слышал эту сказку, - внимательно выслушав долгий, но, безусловно, увлекательный рассказ сестры, вдруг неуверенно сказал Максимка. Почему-то чувствуя себя очень виноватым.
- Слышать - слышал, но уж точно не слушал, - вдруг фыркнула голубоглазая девочка, весело вскочив с лавки. Отмеренных матушкой полчаса времени на сборы к бабе Маладзёне давно прошло. И буквально через мгновение, стоило лишь девочке об этом подумать, в сенях послышался обеспокоенный голос их с матушки, полный какой-то слепой надежды:
- Куся, Максимка, время идти уж на святки! Готовы?
- Пойдем, братик? - с надеждой в глазах, взглянула на враз нахмурившегося Максимку Куся, умильно сложив маленькие ручки в просительном жесте. И суровое братское сердце не выдержало сестринского натиска.
- Так и быть, пойдем. Но это последний раз, когда я навещаю эту старую повитуху.
- Посмотрим...